Великий Дракон Т-34 - Клюев Константин - Страница 29

Пока Ковалев наполнял бочки и канистры чистой холодной водой, Виктор и Марис, раздевшись по пояс, тщательно вычистили длинным банником ствол пушки и надели на него плотный брезентовый чехол. Иван то торчал сапогами вверх из водительского люка, то скрывался в корпусе танка весь, и оттуда слышалось постукивание и лязг. До пятнадцати ноль-ноль еще оставалось время, и экипаж совместными усилиями принялся выправлять люк. Вмятину убрали кувалдой, и трещина закрылась. Горелое пятно оставили до лучших времен, зато вымыли танк снаружи. Он заблестел почти новой краской, изрядно посеченной осколками и пулями.

Вихрон и приблудный вороненок помогали экипажу изо всех сил. Вихрон забрался в большой брезент и запутался, подняв страшный визг. Пока его пытались освободить из плена, клюв вороненка осваивал сложный узел веревки, стягивающей несколько вязанок дров в здоровенную охапку. Дрова заготавливал, сортировал и связывал лично капитан Ковалев. Он приладил вязанки к броне, пропустив веревку за скобы. Когда с деревянным звонким стуком дрова съехали с брони и раскатились вдоль правого борта тридцатьчетверки, Марис как раз пятился к корме, разворачивая брезент, в середине которого трепыхался бедный Вихрон. Марис наступил на круглое поленце, и в тот же миг его ноги взлетели выше головы. Голову заряжающего спас шлем, носимый из принципиальных соображений и снимаемый только на время сна. Брезент же бешеными прыжками поскакал по траве, оглашая двор приглушенным визгом. Кто бы мог предположить в маленьком свиненке такую силу! Неринг и Суворин пытались наступить на волочившийся рывками брезентовый хвост, но сумели это сделать только с третьей попытки, причем почти синхронно. В результате Суворин пребольно наступил Нерингу на ногу, и немец запрыгал на одной ноге, сдавленно выкрикивая слова и предложения на родном языке. Суворин, на ходу бормоча извинения – «А то ишь ты, суют ноги! Да и хрен бы…» – шаг за шагом переступал по брезенту и поймал мятежного свина, торжествующе подняв брезентовую каплю могучей ручищей. Он начал распутывать хвост брезента свободной рукой, прокручивая узел со свином то туда, то обратно. Наконец из брезентовых складок показался жадно втягивающий свежий воздух пятак, затем глаз и поросячье ухо. Вихрон ощутил свободу, прыгнул, стрелой промчался через двор и буквально воткнулся рыльцем под мышку Александра Степановича Ковалева. Во рту Александра Степановича была папироса, а в руках – коробок и бесполезно догоревшая спичка. Командир так и не прикурил и теперь машинально почесывал спинку поросенка, сидя на скамеечке у колодца. Вороненок же украшал собою башню, снова распустив крылья на манер имперского орла, и истерично каркал, вертя во все стороны гордым клювом и сверкая бусинками глаз.

Ровно к трем часам брезент был водружен на штатное место, дрова собраны и прочно увязаны и приторочены к броне позади башни.

Вороненка было решено взять с собой, и для маленького диверсанта нашлась в сарае клетка из прочных прутьев, с кольцом для подвеса и круглой жердочкой.

– Степаныч, а как вороненка назовем? – Суворин держал на вытянутой руке клетку и любовался имперской позой взъерошенного птенца.

– Не знаю. Назовем как-нибудь, – пожал плечами командир.

– Ну, назвали же свина Вихроном? Вот почему, можно поинтересоваться? – не унимался Иван.

– Мой папа Эхрон, а я – Вихрон, – буднично сообщил поросенок, высунув голову из-под рукава командирского комбинезона, и тотчас занырнул обратно.

– Экипаж, по местам!

Иван стоял перед танком, пока его не тронул за рукав Марис. Забравшись в люк и доложив о готовности, Иван заученными движениями запустил двигатель и снова оцепенел. Спохватившись от легкого тычка командирским сапогом между лопаток, Суворин шевельнул рычагами. Машина плавно тронулась, выехала со двора и свернула в проулок, направляясь к главной дороге.

– Когда далеко – не понимаю. Когда рядом – понимаю, – поросенок с удовольствием смотрел в открытый люк.

– А вороненок тоже думать умеет? – осторожно расспрашивал Ковалев.

– Нет, он же птица, – пропищал Вихрон. Ковалева начал душить смех; ему очень хотелось сказать поросенку: «Ну и что? Он – птица, ты – свинья». Обидеть свина не хотелось. Хотя можно предположить, что в этих краях назвать свиньей – что комплимент отпустить… По уровню развития и словарному запасу Александр приравнивал лопоухого поросенка к пятилетнему мальчишке. Разговаривал Вихрон короткими фразами, но понимал значительно больше, чем умел выразить. Свиненок был добр и привязчив и обладал еще одним завидным качеством: все, что он не мог объяснить и понять, принимал просто так, как факт. Танк, костер, деревня – все это входило в сознание Вихрона без усилий, как данность и получало свою оценку в соответствии неведомой шкале ценностей. На самой высокой ступени располагался сам Ковалев – это было видно и без педагогического образования. Вихрон слушался Александра беспрекословно.

– Нам бы так, – Ковалев хмыкнул и продолжил внутренний монолог, – все запросто и без лишних раздумий. А мы все со своими глупыми вопросами. Где, да зачем, да поросенок говорящий… Ваня вон сам не свой, дуется, будто мы сговорились и подстроили все. Молчит, как Марис. Только Марис всегда молчит, а Ваня последние сорок минут. Для него это рекорд, почти смертельный номер. Он даже во сне бормочет… Марис! Что у нас в укладке?

– Бронебойные расстреляли почти все. Осталось восемь. С осколочными полегче. Осталось тридцать два. Пулемет – практически полный комплект.

– Виктор, что у тебя?

– Полный комплект. Пулемет исправен, – немедленно отозвался Неринг.

– Иван! Что с горючим? Иван!

– На двести километров хватит, не больше. Двигатель исправен, тянет отлично, – хитрый капитан направил мысли водителя в нужное русло, и Суворину стало намного легче. Ковалев ухмылялся, довольный. Он любил, когда то, чему он учился, находило применение, пусть даже случай был не ахти какой значимый. Вот и сейчас сработало.

После длинного пологого подъема перед экипажем открылся еще более длинный спуск. В самом конце спуска начиналась деревня, точно такая же, как первая, с той разницей, что дома второй деревни располагались по обе стороны дороги. В остальном деревня была двойником первой – такая же красивая и заброшенная. На разведку потратили намного меньше времени. С ходу проскочив деревню по дороге, танк свернул налево и прошел вдоль околицы, утюжа буйную поросль сорняков. Несколько раз проехав по поперечным улицам, танкисты убедились, что людей в деревне не было давно. Тропинки и пороги точно так же заросли нетронутой травой, ворота и двери вросли в землю. Ковалев задумался.

– Иван, давай к дому на левой стороне.

Танк остановился возле небольшого пригорка перед воротами. Ворота были закрыты, но дом выглядел с улицы точной копией того, где экипаж отдыхал час назад.

– Нажми, Ваня, на ворота вполсилы!

Башню отвернули, Иван осторожно подъехал к воротам и плавно надавил на них. Ворота стремительно разошлись сверху вниз, затем нижние края створок, вырвавшись из плена густой травы, отскочили и слетели с петель. Танк медленно втянулся в заросший дворик с колодцем.

– Эх ты, как и не уезжали никуда. Дом до мелочи такой же. Скажи, командир?

– Только деревья в саду помоложе, – согласился Ковалев. – Вихрона выпустим погулять, вороненок тоже пусть разомнется, и дальше отправимся. Здесь ничего нового нет и не будет. Экипаж, покинуть машину! Час на отдых!

Капитан передал Нерингу клетку с птицей, затем спустился сам с поросенком под мышкой. Иван тотчас отправился добывать мясо, прихватив с собой Мариса. Неринг вышел на улицу, и Александр решил присоединиться к майору. У ворот Ковалев оглянулся. Свин играл с вороненком в догонялки вокруг колодца. Густая трава покрывалась вечерней росой, и задние копытца Вихрона заносило. Он изо всех сил выравнивал траекторию, отчаянно болтая ушами и визжа от счастья.

Майор Неринг и капитан Ковалев неторопливо шли по проулку заброшенной деревни в сторону дороги и думали примерно об одном и том же. Оба пытались представить, как выглядят люди, строящие для себя одинаковые деревни и дома, а затем бросающие свои поселения.