Нефритовые сны - Неклюдов Андрей - Страница 9

Между тем Тимофей не дремал, и всему был определен свой срок и черед. Пока красотки болтают, ссорятся, он, знай, подливает им водочки:

– Давайте, девочки, выпейте.

– А ты?

– А я уже.

На самом же деле, как я заметил, пил он только чай или воду.

– Ну что, девочки? Подкрепились, пора и потанцевать – потрясти телом, показать молодой задор, так сказать.

Серж уже включил мощнейшую аппаратуру, которой позавидовала бы любая дискотека. Крепенькая черненькая Наташа, вихляясь под музыку, стянула с себя кофточку:

– Стриптиз устроим? Я без лифчика.

Молодые, торчком стоящие груди лишь слегка колыхались в такт ее прыжкам, и я с нескрываемым удовольствием поглядывал на них.

– Я лифчик снимать не буду! – заявила высокая, с длинными светлыми волосами Марина.

– А юбку?! – выкрикнула подруга. – Снимай юбку!

Юбка полетела на диван, и это мне тоже понравилось.

– И вы снимайте что-нибудь! – потребовала Наташа у меня и Сержа.

Назревает оргия, мысленно констатировал я, расстегивая рубашку.

Серж для большего накала эмоций включил видеомагнитофон со вставленным в него порнофильмом.

– Фу, гадость. Ненавижу! – сердито фыркнула Марина.

– Нормальный секс! Не врубаешься, дура! – возразила Наташа-плясунья.

– Теоретическая подготовка, – рассудительно добавил Тимофей.

Серж танцевал уже в одних плавках, прижавшись сзади к Наташе, пропустив руки ей подмышки. Движения у них получались на удивление слаженные, как будто они заранее их отработали.

Лист XVI

Пока вчетвером танцевали, остальных двух девчонок Тимофей отправил в ванную, где, как я успел обратить внимание, висело одно единственное, хотя и большущее, махровое полотенце. В промежутках между оргиями им, очевидно, вытирался папа. Мылись девочки ради быстроты сразу по две.

– Ты какую выбираешь? – вытолкав меня из зала в прихожую, прокричал на ухо Серж.

Вопрос застал меня врасплох. Я полагал, что пары сложатся сами собой, по взаимной симпатии и влечению, но тут было заведено иначе.

Через отворенную дверь кухни я видел сидящую за столом томную сероглазую Марину. После душа она была в затертом «папином халате», накинутом (это чувствовалось) прямо на голое тело.

– Я бы предпочел Марину, – проговорил я нетвердо. – Если, конечно, она не против и вы с Тимофеем на нее не претендуете…

– Отлично! – обрадовался приятель и повлек меня в кухню. – Ты, значит, с Мариной, Тимоха – с Алёной, а я еще не решил – Наташу или вторую Наташу. Скорее всего, старшую.

– Ну что, девочки?! – голосом массовика-затейника возопил в это время Тимофей. – Искупались, чайку попили!..

– Сиськи помыли, – вставила Алена.

– Алёна! – выразительно уставилась на подругу Марина. – Притормаживай.

– А что? Она называет вещи своими именами, – поддержал Алену Тимофей. – Ну что, пора и за дело.

Сам он уже приволок на кухню матрац, отечески склонился надо мной (я уже сидел подле Марины):

– Ну, вы с Маришей – в маленькой комнате… Отдыхайте. Серж в зале, а я здесь.

– А четвертая подруга? – шепотом спросил я, скосив глаза на высокую худенькую Наташу.

– Это не твоя забота. Пока у меня тут посидит. Я разберусь.

Марина оцепенела над чашкой кофе, отчего-то внезапно загрустив (или опьянев). Серж снова потащил меня в прихожую и сердито зашипел:

– Что ты тянешь? Хватай свою и утаскивай!

Я вернулся в кухню, чувствуя себя чужеземцем, смущенным незнанием местного языка и обычаев. Если бы я произнес давно ставшую мне привычной тираду, обычно произносимую в подобных (лишь формально подобных) ситуациях, что-нибудь типа «О, ты чудесная! Очаровательная. Не надо грустить, моя крошка. Улыбнись мне. Ведь ты чудо! Иди же ко мне, мое чудо, не бойся…» и тому подобное – то здесь бы эти слова прозвучали, как иностранная речь. Все же я подсел к ней снова и, погладив по руке, шепнул в розоватое ушко как можно ласковее: «Мариночка, не надо грустить. Скажи лишь, и я сделаю все, чтоб тебе было хорошо».

Она взглянула на меня удивленно и продолжала сидеть. Серж тем временем больно ущипнул меня за плечо. Тогда я поднялся и, подстраиваясь под заведенные здесь манеры, бросил небрежно с качком головы:

– Пойдем, что ли?

Девушка тотчас же послушно встала и отправилась впереди меня в комнату, где был уже разложен диван и заботливо оставлена на нем Сержем упаковка презервативов. Здесь моя избранница столь же покорно легла и распахнула на себе халат.

На мгновение я застыл над ней, чувствуя себя обкраденным. Весь не менее сладостный процесс переглядываний, перешептываний, касаний, многозначительных слов, короче, весь процесс обольщения был у меня отъят, и мне сразу предлагался эпилог.

Какое-то время я сидел рядом, поглаживая ее молодое, гладкое, словно выполненное из прохладной пластмассы, тело, геометрически правильные полусферы грудей с крохотными смешными сосочками (так вот почему она отказывалась снять бюстгальтер!). Это тело своей идеальностью вызывало ассоциации с известной куклой Барби и казалось ненатуральным.

– Ты где там? – оторвала она на миг голову от подушки.

…То был секс в предельно рафинированном виде.

– Может, ты ляжешь на меня? – я еще надеялся выправить положение.

– Я так не люблю.

– А как ты любишь? Не стыдись ничего, делай все, что тебе хочется, – поощрял я.

– Мне все равно.

Это можно сравнить с тем, как если бы мне в двух-трех словах передали содержание толстенного романа («Они долго мучились и наконец поженились…»).

Спустя некоторое время, направляясь в ванную, я наткнулся в коридоре на длинную темноволосую, тенью прилипшую к стене Наташу.

– Я не смотрю, – молвила она, имея в виду мою наготу.

– Да ладно! – отмахнулся я. – Тебе что, деваться некуда?

– А можно, я у вас на диване с краю прилягу?

Минутой позже я лежал в постели между двумя девчушками – шестнадцати– и четырнадцатилетней. Они прижимались ко мне с двух сторон – прижимались, чтобы было теплее, чтобы всем уместиться под узеньким байковым одеяльцем. Это было совсем на то единение тел и душ, какое я вынашивал в своих заоблачных мечтах. Я и сам казался себе сделанным из пластмассы. Как все примитивно просто, думал я, никаких стараний, талантов не требуется, никаких усилий: выпили, поплясали, подмылись – и «за дело», как говаривает Тимофей.

После того случая я, вечный искатель разнообразия и ночных приключений, упорно уклонялся от последующих приглашений Сержа. И вообще твердо решил обходиться в дальнейшем без компаньонов с их отработанными схемами.

Интересно, что по истечении времени впечатления той ночи словно бы отфильтровались. Показная грубость, сквернословие, цинизм тех четырех малолетних шлюшек как будто сшелушились с них, и остался некий более светлый образ юных особ с их задором, легкостью, непосредственностью, с их… обделенностью (а может, и обреченностью). Тo были золушки, которым, прежде чем мыть их в душе и обтирать «папиным» полотенцем, следовало бы почистить и проветрить мозги, вытряхнуть набившуюся туда пыль, копоть, все напускное, подражательное. И кто знает, может, тогда они обрели бы ненавязчивую жемчужную прелесть?…