Женщина-трансформер - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 41

Да, а Глеб-то! Глеб был довольным и возбуждённым. Это ведь его праздник. В компании своих неотёсанных односельчан и односельчанок он не выглядел белой вороной, неким искусственным принцем – а был нормальный такой весёлый парнишка. И шутил остроумно, кстати, пацанов подкалывал, некоторые на него даже за это нападали – и они с дурно – радостным хохотом и жизнерадостным матом валтузились. Я любовалась Глебом издали и ближе чем на расстояние вытянутой руки к нему не подходила. Даже когда он выдавал мне какую – нибудь закуску. Хватала её, благодарила и сливалась с толпой. Не знаю, может, это и ущербность моего сознания – но я боялась перебрать. В смысле, не хотела, чтобы Глеб почувствовал, что я к нему как-то липну, что ли. Ведь я ни в коем случае не липну! Я просто гуляю. Да, просто тут гуляю с ними!

Ребята и девки энергично обнимались, заботливо и с удовольствием таскали нескольких особо пьяных – которые уже сами ходить не могли. Таскали, родителям сдавать не торопились. Это тоже был неотъемлемый ритуал деревенской пьянки. И потому, что каждый может смачно перебрать и оказаться на месте таскаемого. И, к тому же, с таким весёлым хламом гораздо интереснее – пьяные, они ведь чёрт знает что задорное отмочить могут. Так что главное – следить за ними, и назавтра будет о чём рассказать, посмеяться. А историй таких от пьянки к пьянке набирается множество – о том, кто, куда, когда и как падал, где блевал, что при этом говорил, какие песни пел, как слова перевирал, как друзей обзывал. Домашний театр. Вот такая забава. И я не Макаренко, чтобы это осуждать и исправлять. Уверена, укушайся я до такой же усрачки – с неменьшим, если не с большим удовольствием таскали бы за собой и меня. Таскали – и впоследствии рассказывали бы, какой бред плела пьяная заезжая фря.

Но до этого, конечно, не дошло.

Чуть не дошло до другого. Когда ребятишки замёрзли и устали топтать мёрзлую землю и подбирать своих укушанных, кто-то традиционно вспомнил о том, что пора бы заявиться в село, куда обычно ходили в клуб на дискотеку, и навешать люлей кому надо. Давно, типа того, собирались, но всё никак. Жалко, этого вида русских народных забав я не увидела. Оказалось, что уже очень поздно. Враги давно спали, а бегать и выволакивать их из домов – не круто.

Поэтому компания остановилась посреди деревенской улицы и начала прощаться. Но прежде друзьям удалось уломать Глеба выпить рюмку за собственное здоровье. Он выпил. Махом. Хлоп – и там. Удовольствия, я думаю, не получил, но гостей своих порадовал. Девки заверещали, пацаны зарычали и заулюлюкали. Остались довольны. Глеб, как я поняла, был для них хоть и свой, но несколько чудноват. Они его не то чтобы не уважали, нет. Как раз таки уважали. Прислушивались к его словам, и не потому, что у него день рождения был. Глеб лучше других знал окрестности. Авторитетно принимал разные решения. Но интереса он особого не вызывал всё равно. Почему, я не очень поняла. Но не из-за его дефектной речи – сёканья и зёканья, на это всем как раз плевать. И на серьёзного, заумного и заунывного, не интересного никому ботаника он похож не был. Какой уж там ботаник, если учиться давно перестал?.. Что не пьёт – это тоже не подвиг. Глеб зато раньше других начал – об этом мне тоже рассказали как о местном достижении. Не знаю, в чём тут дело. Может, ещё выясню.

Всё. Часы в моём мобильнике показывали половину пятого утра. Спать.

Было тихо в Глебкином доме. Давно дрыхли Нинка и её муж. Плюхнулась на диван и я. О, как завертелось всё у меня перед глазами, едва я их закрыла. Вот это скорость вращения! Да ещё картинки такие интересные. Может, во мне умер художник – потому что ну такой сюр встаёт у меня перед глазами, когда я сильно выпью. Только рисуй! Но рисовать я совсем не умею – а жалко. Потому что ну такое, такое! Объёмное, яркое, сюжетное. Или абстракции, но такие колоритные, залюбуешься. Так и пропадает всё это в никуда – и зачем только видится? Лучше бы эти видения переходили из моей пьяной головы в трезвые головы художников. Дарю, не жалко!..

Под эти творческие мысли я и уснула сладостно.

Похмелье. Какое суровое было похмелье. Особенно голова моя была бедной. Больной и словно залитой бетоном.

Я еле оторвалась от дивана и на дрожащих ногах добрела до воды. Напилась, проглотила свой опохмелочный набор: две таблетки но – шпы, две ацетилсалициловой кислоты и одну цитрамона. Легла ждать, когда отпустит.

Мне плевать было на то, что бегали по дому жильцы. Кто бежал, куда, что говорил – по барабану. Голова. Го-ло-ва…

К обеду я смогла подняться. Даже поела, но не стала пить с гостями, которые пришли на попраздство (так они назвали пост – день рождения). Опохмеляться спиртным я не умею. Даже от одного вида пива мутит. Фу, не буду.

Где-то перед глазами маячил именинник и его друганы. Вчерашние мои весёлые приятели. Но я была индифферентна.

Доехать до Москвы. До Москвы. Вот и все мысли.

Кстати, ничего, доехала.

…Я думала, всё забудется. Нет. Оказалось – нет. Я боялась мыслей о детском Глебе, но они наползали. Неотвратимо и упорно. Мне не удавалось забыть тот момент, когда я вдруг как будто моргнула – и увидела Глеба совсем другими глазами. Банальное, дурацкое объяснение – но точнее не скажешь. Это когда я рассказывала ему про разновидности нас – странных птиц. А он сидел в своей майке, слушал и смотрел на меня. Вот тогда я взглянула на него как-то не так, и что-то во мне перещёлкнулось. Неужели это и называется – «покорил моё сердце»? Нет, не может такого быть, бред. Деревенский сердцеед… Эх, ладно, городское покорённое сердце, молчи уж, молчи. Это я даже не знаю как называется – но гнать его от себя нужно было обязательно.

Обязательно.

Я гнала.

Я даже встретилась с Антуашкой. Даже послушала его умничанье. Посмотрела с ним кино. Ознакомилась с мнением Антона Артуровича по поводу увиденного. Дала себя поцеловать. Отвезти домой. Ехать к нему выпить высококачественных спиртных напитков отказалась. Но прилично наклюкалась коньяка в кафе при кинотеатре. Повыпендривалась, похохотала. И всё.

Не помогало. Меня тянуло к Глебу. Тянуло даже такую – пьяную и строящую из себя богемно-демоническую женщину. Мне так не хватало его. Так хотелось просто идти с ним по пригоркам мимо Ключей, на деревья забираться, по кочкам прыгать… Стоять, безумная! Думать о чём-нибудь ещё! Только не о жёлтой обезьяне, не о жёлтой обезьяне!..

Я думала и думала о Глебе. А об Антуане забыла ещё у него в машине – когда он, неизменно настоящий джентльмен, отвозил меня поздно вечером ко мне домой. Антуан ещё удивлялся, почему я зависла и молчу. О чём думает прекраснейшая?

А я ловила свои ощущения и мысли. Глеб, эх, миленький Глеб… Ловила и улыбалась им. Забыв совершенно, что их надо гнать. Или хотя бы ругать себя за наличие этих самых ощущений и мыслей.

Ехали мы, ехали. Зазвонил мобильный – это вновь всплыл Стасик. Он всё никак не мог угомониться и звал гулять. Где? Где-нибудь, это я должна была придумать. Его громкий голос выбивался из моего нового телефона. И был слышен Антуану. Который, естественно, догадался о сопернике. Но, похоже, обрадовался, что соперник был мною в телефонном разговоре отчётливо послан. А что ещё оставалось делать?

Правда, спец по всем вопросам Антон Артурович тут же прицепился к моей мобиле, обкакал сей замечательный аппарат, сказав, что такой большой и многофункциональный телефон девушке не нужен, зачем выкинуто столько денег. Я с трудом выслушала всё это и только усмехнулась, подумав: зачем мне спутниковый навигатор – не Антуаново дело. А потом набралась наглости и впервые за время нашего общения заявила: «Не нравится этот – а подари мне другой телефон, достойный истинной леди!» Антошка тут же сник – вот в этом он весь и есть. В игнор. В игнор тебя, мой утомительный несостоявшийся супруг.

Наконец-то! Мысли мои переключились с Глеба на Антона – увернувшись от прощального поцелуя и долгих увещеваний относительно дальнейших наших с ним эротических планов, я выскочила из машины и убежала домой. Думала, бежала к лифту и думала. Про Антуана. И почему я решила недавно, что на Антона больше не злюсь и что больше о нём не думаю? Что простила – отпустила? Неправда, оказалось, он всё-таки по-прежнему занимает какой-то кусочек моих мыслей. Вот паразит надоедливый. А почему занимает-то? Взяла бы и вычеркнула из своей жизни мужчину, который совсем ни капли мне не приятен! Да, я отдаю должное его положительным человеческим качествам, я даже готова ему в чём-нибудь помочь. Но не более того. Не более. Правда, помогать ему решать его сексуальные проблемы я не намерена. И теперь назло, совершенно явно назло ему об этом не говорю. Пусть льстит себя напрасными надеждами. Месть. Хе – хе!