Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 34

Минут через сорок, вытаскивая из-за батареи третью прошлогоднюю тетрадь и складывая ее в стопку с кучей чужих визиток, мятых купюр и Ленкиных журналов, ты, конечно, найдешь свой дневник. Где-нибудь за цветочными горшками, под стиральной машиной, в общем, там, где меньше всего искал. Потому что Толстый очень любит бумагу и очень хорошо ее прячет. Тряпки, кстати, он тоже уважает, если что-то уволок – считай, пропало.

Мы это все к чему? А к тому, что так долго бегать с добычей верный крыс не стал бы. Стырил – спрятал, стырил – спрятал. Какая уж тут прогулка с хлястиком? Витек утверждает, что хлястик – его. Хотя не отрицает, что таких в природе много и даже очень много…

Нехорошая догадка пришла Саше в голову, да так и осталась там. Тонкий уговаривал себя, что это глупо, что солдат пекаря не обидит, да и незачем ему… Но смотрите сами!

Витек утверждает, что хлястик его. Поверим Витьку, он – хороший парень.

Толстый принес хлястик из воинской части. А двое суток назад, между прочим, он пропал! Примерно тогда же, перед самым пожаром, в дом пришел Васнецов. И, держа свернутую шинель (свернутую, чтобы Витек ее не разглядел), попросил нитки. Когда узнал, что нет дома Витька, пришивал хлястик спокойно. Выглядел этот хлястик, между прочим, не новым, Тонкий обратил внимание еще тогда. Потертый уж он больно был, замурзанный и перепачканный чернилами, совсем как Витин. А сегодня Толяшин гость на КПП заметил: «Новый хлястик?» Раз!

Когда вернулся Витек, Толяша первым делом свернул шинель притыренным хлястиком внутрь. Витек не видел хлястика. Васнецов и на пожаре отжигал без шинели. Потом вернулся в дом, забрал ее, опять-таки свернутую, и в руках потащил. Хотя был, вообще-то, мокрым, повалявшись в лужах, да и на улице, извините, октябрь. Два!

…А потом, оказавшись в части, он оторвал приметный Витин хлястик и выкинул. Пришил себе другой: там уж небось нашел, где взять. Витин хлястик обнаружил Толстый и утащил его. Толстый, кстати, пропал после пожара. Наверняка пригрелся и уснул в свернутой шинели.

Тонкий вспомнил это все не затем, чтобы повесить на Васнецова пресловутую потырку хлястика, – хлястик само собой. Лежал-то этот хлястик где? На складе, в шкафчике, который потом сгорел!

Васнецов здесь часто бывал и наверняка хоть мельком видел, что у Витька где лежит. Хлястик ему оторвали днем, пока он ходил в увольнение, об этом Сашка тоже слышал. Наверное, Толяша постеснялся бежать пешком в военторг: любой патруль остановит и отчитает его за неуставной вид. Он взял хлястик там, где знал, что он точно есть! …Взломав предварительно дверь, полив все бензином и чиркнув спичкой. А как иначе? Двери-то были заперты! Или вы думаете, что Васнецов застал поджигателя и, предоставив тому спокойно заниматься своим делом, взял из шкафа хлястик да и пошел себе? Это было бы странно. Значит, скорее всего, Васнецов и поджег. Потом взял из шкафа хлястик… И пошел к хозяину попросить нитку? Господи, неужели он такой наглый? А через сорок минут вместе с хозяином заметил пожар!

Кстати, полыхало вовсю. С поджога до того момента, как все это заметили, прошло минут сорок, не меньше. А не замечали потому, что сперва склад потихоньку дымился в сумерках, сразу и не увидишь. Особенно если сидишь в комнате, где окна выходят на другую сторону. Вот и вторая канистра: Васнецов не знал, что Валерий Палыч оставил там свою. А когда увидел ее, конечно, решил использовать обе…

Глава XXII

Безбилетная крыса

Платформа шумела, нехорошая догадка не шла из головы.

Пока Тонкий размышлял над судьбами преступного мира, бабушка тоже не теряла времени. Она шевелила губами, глядя в пространство, потом спохватилась:

– Саша, совсем забыла: учебники! – И полезла в сумку. – Привезла, а не выложила, вот уехала бы сейчас!

Тонкий кисло посмотрел, как бабушка бодро копается в сумке, вытаскивая книги.

– По русскому тут немного, – наставляла бабушка. – Пять упражнений, но Люда говорила: «Ерунда, работы на полчаса». Вот еще по истории письменная работа, она пришлет тебе материалы по Интернету. По алгебре…

Сашка складывал учебники в стопку и мысленно передавал привет Вуколовой. Она, конечно, не виновата, что отличница. Еще меньше она виновата, что ее уважает Сашкина бабушка. Она совсем не виновата в том, что бабушка последние дни названивала ей каждый вечер с энтузиазмом влюбленного первоклассника, чтобы взять домашние задания. Но все равно, граждане, есть в этом что-то от предательства!

Бабушка, между прочим, предупредила Сашку еще перед отъездом: «Буду звонить Люде, узнавать, что вам задали. В воскресенье учебники привезу». Но Тонкий не принял ее слова всерьез. Бабушка ведь не наивный божий одуванчик: она прекрасно знает, что Тонкий с Вуколовой списывается по «аське» гораздо чаще, чем созванивается с домом. Неужели он сам задания не возьмет?

«Лучше я сама», – строго ответила на это бабушка, и тогда Сашка понял две вещи:

а) в таких ответственных делах, как учеба, бабушка ему не доверяет;

б) Сашка, конечно, хороший, но во всем, что касается уроков, бабушка считает Вуколову более компетентной.

Впрочем, еще можно попытаться отстоять свое право на независимость:

– Ба, я все это знаю и половину сделал уже, – соврал Тонкий. – Мы с Людкой каждый вечер по «аське» списываемся!

– Значит, сделаешь теперь вторую половину, – не моргнув, ответила бабушка.

– Ну зачем ты это все тащила! У меня все есть в электронном виде!

– Бумага надежнее, – парировала бабушка.

– Но…

– Работай. Тебе скоро в школу.

Тонкий только вздохнул и поправил в руках стопку книг: трудно спорить с профессором!

Верный крыс между тем не терял времени даром. Увидев такую гору хрустящей вкусной бумаги (ну и пусть все в твердой обложке, кого это останавливало?!), он лихо съехал с Сашкиного плеча, опустился на стопку учебников, схватил уголок «Истории» и самонадеянно попытался утянуть книгу вниз, на землю.

Непонятно, откуда такая прыть у верного крыса: вокруг платформа, ни кровати, ни шкафа, ни одного места, где Толстый обычно прячет свои заначки. Тонкий цыкнул для приличия: «Нельзя», взял верного крыса поперек туловища и хотел уже посадить на плечо, но кое-что заметил…

Мягкая когда-то шерсть стала жесткой и короткой. Кололась, как дедушкина щетина, и выглядела такой же несвежей и пожелтевшей.

Тонкий повертел верного крыса перед глазами. Шерсть-то опалена…

– Саша, что у тебя с крысой? – бабушка заметила и тоже принялась разглядывать Толстого.

– Где? – включилась тетя Лена.

Сашка тоже хорош: весь день с Толстым ходил – и не заметил! Правда, верный крыс большую часть времени просидел на его плече. У человека все-таки не такое замечательное боковое зрение, чтобы разглядеть шерстинки наплечной крысы. Но бабушка, Витек…

Витек осторожно взял Толстого у Сашки и повертел в руках:

– Ожоги, и сильные. Вон лапы, смотри, в волдырях все!

То ли Витек слишком крепко его сжал, то ли Толстый просто понял, что на его боевые раны, наконец, обратили внимание, но в Витькиных руках он поднял такой визг, что отъезжающие начали нервно оборачиваться и отходить на всякий случай в сторонку. Кто-то проворчал: «Мучают хомячка», и Тонкому стало совсем стыдно. Он взял у Витьки Толстого (тот немедленно замолчал) и увидел, что полдня таскал с собой больное животное. Выглядел Толстый действительно неважно: его шерсть и усы были опалены, голый хвост и лапы покраснели от ожогов.

– У вас тут ветеринарная клиника есть? – спросил он Витька.

Тот покачал головой:

– Поезжай с бабушкой. Ближайшая клиника в Москве, так что надо ехать…

Подошла электричка, шикнула, и выяснять координаты клиники стало некогда. Тонкий бросил Витьку: «Пока!» и, сжимая одной рукой крыса, другой утягивая за собой бабушку, запрыгнул в электричку.

Тетя Лена зашла последней, она, кажется, тоже успела дать Витьку наставление и (Тонкий мог поклясться, что видел!) пару учебников.