Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 32

– Ты что?!

Солдат махнул рукой, но Тонкий решил не отступать. Он фамильярно поймал Васнецова за подбородок и развернул к себе, делая вид, что только сейчас заметил, какая у него помятая физиономия.

– Ты дрался, Толян? – деланно изумился Тонкий. – С кем-то из этих, да? На снимке?

А что, а ничего. Может подросток показать чудеса дедукции?! Глядишь, не выдержит Васнецов и скажет хоть кусочек правды…

Солдат осторожно высвободил лицо и с двойным усердием принялся рвать фотки.

– Не друг он мне больше, Сань! Пойдешь в армию – поймешь.

Пачка разноцветных обрывков полетела в мусорную корзину. Один долго кружился и сел, наконец, у ног. Васнецов аккуратно его подобрал и бросил к остальным.

– Что так? – сочувственно спросил Тонкий, провожая взглядом бывшие фотки.

– Так, – Васнецов поморщился, словно мазал йодом царапину и йод щипался.

Тонкий и не ожидал, что он так просто выложит ему всю правду. И все же…

– Девушку он у меня увел, – неожиданно выдал Васнецов.

Сашка, конечно, не надеялся, что ему прямо так сразу и вывалят всю подноготную. Но так бесстыже врать…

Хотя, может, и не врет. То, что мифическая девушка не упоминалась в разговоре, вовсе не значит, что ее не было. Просто мухи отдельно, котлеты отдельно. В смысле, разговор был на одну тему, а фотки Васнецов рвет совсем по другому поводу…

– Он «дедом» был, когда я только в армию пришел, – неожиданно разговорился Васнецов. – И нормальным таким «дедом», справедливым. Защищал меня… однажды. Не однажды. Мы вроде как подружились. Болтали по вечерам, что у кого на гражданке, кто кого ждет… Я и проговорился. Фотку показал. Он обещал: как на дембель пойдет, передавать ей от меня приветы, и все такое.

– И передал, – цинично закончил Тонкий.

Не похоже, чтобы Васнецов обманывал. О таких вещах не врут.

– Ага. Приходил сейчас рассказывать, как у них все хорошо… Я и не сдержался, – он потер скулу, где уже наливалась свеженькая гематома.

Тонкого аж передернуло от таких новостей. Он-то слышал, о чем говорили эти двое! Прекрасно слышал. Несчастный обманутый Васнецов тут же превратился в коварного вруна Васнецова.

Есть парню что скрывать. И есть зачем рвать фотки. Похоже, те трое, которых он подставил, на этой фотке и были. И были они подозрительно между собой знакомы… Тонкий дорого бы дал, чтобы повертеть снимки в руках.

– Не расстраивайся, – механически ответил Сашка. – Только холодное к лицу приложи, а то увидит начальство. У вас, наверное, с этим строго.

Васнецов старательно хлюпнул носом:

– Где я возьму холодное-то! Я на дежурстве.

Тонкий возликовал. Вот и молодец, Васнецов, вот и напросился! Сейчас мы…

– Я мигом! – бросил Тонкий, уже убегая, чтобы солдат не мог его остановить.

Он хлопнул дверью будки, чуть не свалился, на миг застряв в железной вертушке, и побежал в пекарню.

Нехорошо врать, Васнецов, очень нехорошо! Конечно, ты не обязан докладывать начинающему оперативнику Александру Уткину о своих делах. Но если человек не хочет говорить, он так и скажет: «Не твое собачье дело», или: «Да так, неважно». И его поймут и лишних вопросов не зададут. Но если человек боится говорить, он начинает врать. Бесстыже, правдоподобно и жалостливо, чтобы ни у кого не возникло сомнений!

Вряд ли Васнецов пойдет вытряхивать свою мусорную корзину в ближайшие полчаса. Сам говорил: «Я на дежурстве, как пришитый». Вот и хорошо, вот и ладно. Пусть Толяша дежурит, а Тонкий с удовольствием покопается в мусорном ведре и достанет оттуда фотки. Рвал их Васнецов не слишком-то мелко, кое-что удастся склеить. Во всяком случае, лица будут узнаваемы. По крайней мере, одно…

Вот уже и пекарня. Тонкий напустил на себя такой испуганный вид, какой только смог, и еще у ворот завопил:

– Бабушка! Бабушка!

На крик выскочил Витек, перемазанный сажей, со шпателем в руке. На роль напарника для оперативно-розыскных мероприятий он подходил, конечно, лучше, но не в этот раз.

– Дома твоя бабушка, чаи гоняет. Что стряслось-то?

Если сказать правду, Витек не поймет. Скажет: «Нечего позорить парня бабушкой с йодом и пирожками». И будет, вообще-то, прав…

– Ленка звонила, просила кое-что передать, – соврал Тонкий, издали показывая давно разряженный мобильник. Витьку этого хватило: он кивнул и скрылся на складе, умница.

Тонкий влетел в дом и увидел дивную картину: бабушка с тетей Леной действительно гоняли чаи.

– Ба, у нас есть йод и что-нибудь холодное? – осторожно начал Тонкий.

Главное, чтобы бабушка сама вызвалась пойти с ним. Если начнешь уговаривать – ни за что не пойдет.

– Что случилось?

– Поранился? – Они с тетей Леной синхронно вскочили с мест и принялись вертеть Тонкого, разглядывая его со всех сторон.

– Не со мной! Васнецова избили.

– Васнецова?!

– Кто? Как?

Бабушка принялась шарить в своей дорожной сумке. Как все бабушки, она всегда носила с собой кучу лекарств. Тетя Лена полезла в шкаф, тоже, скорее всего, за аптечкой.

– На КПП, он там сегодня дежурит. К нему пришел приятель с гражданки и побил.

– Надо же!..

– А он даже отойти, чтобы умыться, не может, дежурит ведь!

Тонкий осекся, боясь, не переборщил ли он насчет «Отойти не может». Дежурный на КПП – тоже человек, и не может быть, чтобы этому человеку не предоставлялись элементарные удобства. Не, ну туалет-то рядом должен быть, в самом деле?! Но бабушки синхронно проглотили лажу и засобирались на помощь пострадавшему.

– Йод нашла, вот еще есть свинцовая примочка, перекись.

– Пирожки возьмите, – подсказал Тонкий.

– Да, сейчас…

Честно говоря, одной бабушки в будке КПП Сашке хватит за глаза, чтобы нейтрализовать Васнецова и при этом оставить в будке место для себя, копающегося в мусорной корзине. Когда бабушки засобирались вдвоем, он уже испугался, что все они просто не влезут в маленькую будку. Но тетя Лена неожиданно проявила сознательность:

– Там тесно небось. Ругать его будут за большую компанию… Идите лучше вдвоем.

– Хорошо! – бросил Тонкий, уволакивая бабушку за руку.

Он боялся, что при таком раскладе и ему самому запретят идти к Васнецову.

– Не беги ты так! – бабушка выдернула руку и прибавила скорости.

Глава XXI

Сгоревший хлястик

Васнецов сидел над журналом, ковырял в разбитом носу и производил впечатление полной безмятежности. Если бы не свеженький синяк на скуле и не распухший нос, Тонкий бы сам не поверил, что парня били всего лишь полчаса тому назад.

– К кому? – вяло спросил солдат, не поднимая головы.

– К тебе, Толик! – Бабушка открыла дверь и бесцеремонно ворвалась в будку.

Тонкий проскользнул у нее под рукой, нырнул вглубь, поближе к мусорной корзине. Верный крыс на плече стоял на задних лапах, готовый выполнять боевую задачу.

Васнецов ошарашенно уставился на бабушку: похоже, ее-то он ожидал увидеть меньше всего.

– Валентина Ивановна?!

– Ничего не говори, я все знаю! Надо же, гады какие! – Бабуля открыла кошелку и принялась выставлять на стол йод, примочку, термос с горячим чаем, который в последний момент засунула туда тетя Лена. Последним на стол шмякнулся увесистый пакет с позавчерашними пирожками.

Пока Толяша хлопал глазами, испуганно косясь на Тонкого («Че она здесь делает, парень?»), бабуля ловко приложила к его скуле свинцовую примочку, достала йод и нацелилась на ссадину на брови.

– Что вы, Валентина Ивановна! – пришел в себя Толяша. – Ну, подрался, с кем не бывает? Не стоило…

– Тихо! – бабушка взяла его за подбородок и решительно прижгла ссадину.

Толяша взвизгнул, но вырваться не решался. Тонкий решил: «Пора», присел, наугад загреб из мусорной корзины горсть бумажек и сунул в карман.

Бабушка сосредоточенно мазала йодом пострадавшую физиономию Васнецова. Васнецов сосредоточенно терпел. Тонкий не сомневался, что про себя парень ругает его и бабулю на чем свет стоит. Надо же – так опозорить…