Толстый – повелитель огня - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 25

Со складом вышло чуть лучше: там поджигатель плеснул аж в два угла, сделал бензиновую дорожку, оставил канистру… Только склад – это вам не просто сараюха. Это бывшая столовая пионерского лагеря. В этом помещении обедало когда-то двести человек, а то и поболе. А еще они бегали, толкались и стреляли друг в друга ягодами из компота. Мы это к тому, что им не было тесно. Потолки, опять же, высокие… А тут – каких то двадцать литров бензина, и то не факт, что канистра была полная. Слабенько подожгли, халтурно. Вполне в духе чудаковатого соседа.

Странно, что пламя вообще вырвалось наружу, разве что поджигатель хорошенько полил стены… Двадцатью-то литрами?! Горел склад вроде недолго: с момента, как Тонкий с Витьком ушли, до того, как тетя Лена заметила пожар, прошел максимум час.

Хотя за час, может, огонь и вырвется, дверь-то была открыта… Открыта, иначе нельзя: окна закрыты щитами, притока воздуха – никакого. Вентиляция, конечно, должна быть, но, чтобы поджечь такое помещение, этого, наверное, мало…

В общем, похоже на Валерия Палыча: этакий смехотворный терроризм. Хотя Витьку, конечно, проблем хватит.

Ленька со шпателем сосредоточенно выковыривал из стены полуистлевшие опилки.

– А может, и правда не он…

Беседу никто не поддержал. Витек, тетя Лена и Тонкий с бабушкой уже подустали гадать и болтать ни о чем. «В милиции разберутся» – вот и весь сказ.

Разберутся, конечно, только от этого не легче. Впятером они до вечера будут разгребать пепелище и втроем еще пару дней ремонтировать. Если, конечно, Витек быстро купит материалы.

А в понедельник, между прочим, школа и булочная потребуют свои законные пирожки… Значит, завтра весь вечер Витек с Леней будут в пекарне. Потом Ленька поедет в школу, а Витек… Бабульки, конечно, не школьная администрация, в смысле: поймут, что на складе был пожар и согласятся пару дней перекантоваться без булочек. Но пекарня потеряет деньги, которые сейчас, вообще-то, нужны на ремонт…

От запаха гари кружилась голова. Тонкий положил веник и отошел в глубь склада, куда не достал огонь. У стены плотными шеренгами стояли мешки, ящики, маленький шкаф, старый верстак, заваленный всякой ерундой.

Тонкий уселся на мешках и стал рассматривать, что здесь еще интересного имеется. За мешками был целый склад ненужных вещей: одинокий сапог, какая-то тряпка, еще одинокий сапог… Вот так узнаешь, в каких условиях пекари хранят муку, и навсегда завяжешь с хлебобулочными изделиями!

А вот еще что-то не за, а между двумя мешками, закопченное, металлическое… Гадость какая-то, может, не трогать?

Тонкий сперва протянул руку и достал, а уж потом это подумал. И хорошо, и правильно. Испачкав руку в копоти, он вытащил на свет легенький металлический недошар. Или недокуб. Канистру вытащил. Закопченную и раздутую. ВТОРУЮ!

– Витек! – завопил он так, будто увидел, по меньшей мере, еще одного поджигателя.

Неудивительно, что на крик обернулись все. Впрочем, увидев, что никто ничего поджигать не собирается, а Тонкий всего-навсего стоит у мешков и держит в руке какую-то штуку, они тут же занялись каждый своим делом. Только Витек недовольно кивнул: мол, чего тебе? Тонкий жестом подозвал его и показал – чего.

– И? – не понял Витек.

Нет, он вообще-то умный, просто расстроился из-за пожара и соображает плохо.

Тонкий поставил канистру на пол, отошел на пару шагов и отвел Витька, чтобы тот насладился зрелищем издалека.

– Она здесь была? Она должна здесь быть?

– Здесь много барахла, – пожал плечами Витек.

– А если припомнить?

– Вообще, эта – горелая…

Ага, дошло! Витек подошел, провел по канистре пальцем. Само собой, испачкался и той же рукой почесал в затылке:

– Милиция видела?

– Вряд ли. Ее далеко отнесло, к верстаку.

Витек проследил глазами предполагаемый путь канистры до верстака, еще раз почесал в затылке испачканной рукой и, наконец, ожил:

– Я позвоню. Ничего не трогай! – И убежал.

Тонкий отошел в горелый угол, подобрал свой веник. Настроения работать уже не было, когда тут такое. Валерий Палыч-то, получается, не врет. Принес человек вечером канистру, оставил для Леньки.

…А потом пришел поджигатель, со своей канистрой, естественно. Мало, конечно, на большой-то склад, ну уж сколько донес. Приходит, опа – еще одна канистра! И ее в дело пустил, подставив Валерия Палыча. Может такое быть? Запросто!

Хотя с тем же успехом могло быть и другое. Принес Валерий Палыч канистру, оставил якобы для Леньки. Вечером понял, что сглупил, да и бензинчику взял маловато, пришел со второй канистрой – и все поджег.

А может, эта канистра здесь всю жизнь валялась, поджигатель ее нашел и применил? А ну и что, что бензин на продуктовом складе! Склад большой, глупо хранить на этих метрах лишь несколько мешков муки. Витек и складирует здесь все, что нужно и не нужно.

А еще так…

Гадать можно было до посинения, вторая канистра давала воображению колоссальный простор.

Может быть, Валерий Палыч и не виноват. Только вот что: горел склад не меньше часа – долго так горел. Тонкий с Васнецовым не видели пожара, потому что сидели в комнате, там окна выходят на другую сторону. Внимание, вопрос: а где же все это время был Валерий Палыч? Почему не заметил огня, не прибежал сломя голову, с кружкой воды наперевес? Он ведь живет совсем рядом! Вот его окна, а вот пекарня. Вот грузовик, с шумом проезжающий мимо его окон с утра пораньше. С работы сосед вернулся еще до поджога…

Конечно, человек имеет право выйти из дома на сорок минут, но что-то многовато совпадений, связанных с Валерием Палычем.

Глава XVI

Кусто

Гнездо покачивалось в такт шагам какого-то нервного двуногого. Меньше всего Толстому хотелось, чтобы его куда-то уносили, но еще меньше ему хотелось просыпаться. Укутавшая его тряпка уютно грела бока. Двуногий шел, гнездо покачивалось. Из щелей тянуло сыростью и прохладным осенним воздухом.

Тряпка впитала столько разнообразных запахов, что даже у бывалого крыса закружилась голова. Гуталин, какая-то незнакомая крупа, много бумаги и пыли, яблоки, выпечка, пот, чернила, мука, забродившие ягоды, хмель… Одна тряпка в гнезде пахла совсем иначе, не как остальные. Только мучная пыль, кожа, булки и немного сырости. В полудреме Толстый потихоньку ее отгрызал. Отгрызал и дремал долго-долго.

Мягкий пол ушел из-под ног грубо и неожиданно. Толстый приземлился на лапы, держа в зубах отгрызенную тряпку. Тряпка закрывала ему глаза, но не таков Толстый, чтобы просто так взять да и выпустить находку изо рта только потому, что она мешает.

Вокруг было неуютно светло и слишком просторно для маленького зверька. Торчал Толстый, как муравьишка на куске сыра: любой увидит и сцапает. Надо бежать! Перехватив покрепче добытую тряпку, крыс поспешил к ближайшему темному углу.

Прыжок, другой, чей-то вопль, чей-то хохот, как фон – заметили, ну и пожалуйста! Сейчас Толстый спрячется, вот хотя бы под эту тумбу, и никто его не достанет. Прыжок, еще прыжок, еще хохот – уф! Прибежал.

Толстый выпустил изо рта добычу и стал водить туда-сюда носом: куда забрался? Где кормят? Где дом и как вернуться, когда здесь ему разонравится?

У входа в убежище возникла рука с пыльным сухарем. Ну нет, Толстого на такое не купишь! Он уже достаточно взрослый, чтобы не даваться в руки незнакомым, предлагающим всякую ерунду. Хотите выманить – гоните сладкий сухарь. А лучше сыру, а?

А снаружи хохотали и горланили десятки голосов.

– Он точно там?

– Отсюда вижу!

– Где он его раздобыл-то?

– В увольнении!

– Ничего себе!

И прочий бред – ни одного знакомого слова! На руки не зовут, сухарей не предлагают. (Это – сухарь? Не смешите мои вибриссы!) Даже не зовут домой, хотя уже хочется. Неуютно тут у вас – беспокойно, прохладно и едой не пахнет.

– Давайте в кухню подбросим! Кто там завтра в наряде?