Wampum - Ланска Ева - Страница 51

Заветный билет на чудо-остров был у Соболева в кармане. Лететь ему пришлось бизнес-классом рядом с шумной южной семьей. Соболев с удовольствием помогал многодетной матери справляться с увесистой ручной кладью, пользуясь возможностью спрятаться в этой шумной толпе от глаз Сони и Краско.

Наблюдая боковым зрением пассажиров, Андрей не без удивления заметил среди них Максима Александровича, который в своей гавайской рубашке, седом парике и дешевой бейсбольной кепке был похож на американца-пенсионера. Его внешний вид невыгодно контрастировал с респектабельным обликом остальных пассажиров. Андрей догадался, что это кресло было единственным местом, которое ему удалось раздобыть в последнюю минуту. Сидел он слева и впереди от Соболева, что давало оперативному работнику прекрасную возможность для слежения.

Андрей уступил кресло у окна одному из детей, сев у прохода. Прикрываясь раскрытым журналом, Соболев не сводил глаз с Краско. Он видел, как тот еле застегнул ремень на своем толстом животе, как заказал виски с колой, как уплел весь завтрак и попросил добавки. Наконец, дождавшись, когда его начальник запрется в туалетной кабинке, Андрей встал в проходе, якобы чтобы размять ноги. Пройдя туда-сюда между креслами, Соболев остановился и завел разговор с пожилой английской дамой, летевшей в соседнем от Краско кресле. Он спрашивал, знает ли она что-нибудь про чудо-остров, была ли она там. В процессе беседы выяснилось, что дама была однажды на этом острове, он прекрасен, но добираться до него слишком долго, а нынче она летит в родной Лондон.

— Посмотрите какой чудесный рассвет! — воскликнул Андрей, указывая даме на ближайший к ней иллюминатор. — Смотрите, как полыхает!

Соболев владел английским языком безупречно.

Когда старушка повернулась, Андрей быстро сделал шаг вперед и занес руку над стаканом Краско. Сработал бесшумный механизм в перстне, и из него высыпался белый порошок, который мгновенно растворился в жидкости.

Поблагодарив даму за приятную беседу, Соболев стал у шторки, отделяющей бизнес-секцию от эконом-класса. Андрей искал любимое лицо среди сотни пассажиров. Наконец он разглядел ее — она сидела у окна и дремала, закинув голову назад. Пользуясь тем, что глаза у нее были закрыты, Андрей решился подойти чуть ближе.

Оперативный работник стоял и любовался спящей журналисткой, с которой их разделяло несколько рядов с пассажирами и одна большая тайна. Андрей надеялся на то, что сможет обеспечить ей безопасный перелет. Он хотел убедиться в том, что она долетит в целости и сохранности.

«А потом…»

Что будет потом, Андрей еще не придумал.

Соболев знал, что возвратиться обратно будет не просто. Ему скоро будет также опасно находиться в стране, как и Соне.

Он уже сделал выбор — на работу он не вернется, а значит, впереди его ждут большие неприятности.

Лгать ради высоких целей он мог, но жить во лжи не представлял возможным. Момент правды был давно упущен. Время не вернуть назад. Обман затянулся и перерос в легенду, разоблачение которой было бы слишком болезненным. Он знал, что Соня никогда не простит ему обмана.

Соболев уже который раз за последние недели пытался угадать действия Краско. Зная своего начальника, он мог предположить, что тот тешит себя мыслью провести несколько дней с Соней в своем гостиничном номере, шантажируя ее тюремным заключением за двойное убийство. Под конец своего райского отдыха, Максим Александрович мог решиться на вызов спецгруппы из Москвы для захвата ее отца, местонахождение которого было бы ему к тому времени точно известно.

Андрей вздрогнул. Он уже устал от мыслей о психически нездоровом начальнике. Таким не место в органах, призванных обеспечивать защиту нации.

Соболев не мог дождаться той минуты, когда эта страница его жизни закроется, и все встанет на свои места.

17

Самолет совершал посадку в лондонском аэропорту Хитроу. Все пассажиры эконом-класса были пристегнуты и привели спинки своих кресел в вертикальное положение. Никто из них не подозревал о том, что в этом же самолете, но в секции бизнес-класса происходил переполох. Стюардесса отчаянно стучала в дверь туалета и настоятельно просила пассажира выйти оттуда и занять свое место. Пассажир что-то грубо ей отвечал на ломаном английском.

С тех пор как Краско приложился к коктейлю с изрядной долей слабительного, он практически не выходил из кабинки туалета. На помощь стюардессе пришел старший бортпроводник и попробовал провести переговоры. Через какое-то время работники авиалинии оповестили гражданина, отказывающегося подчиняться правилам пользования воздушным судном о том, что он несет полную ответственность за свое решение и неподчинение. Громко произнося каждое слово и четко артикулируя, они зачитали вслух договор, освобождающий авиалинию-перевозчика от всякой ответственности за моральные и физические ущербы, которые пассажир может понести в связи с невыполнением норм поведения на борту самолета. Они попросили двух пассажиров выступить свидетелями того, что содержание договора было зачитано. Два стильных, улыбающихся молодых человека, сидящих рядом, подписали бумагу. После этого стюардесса и бортпроводник проследовали на свои места с чистой совестью, оставив несчастного Краско переживать преодоление десятикилометрового расстояния до земли, на унитазе.

Максим Александрович с трудом смог покинуть самолет. И сделал он это лишь для того, чтобы переместиться в более комфортный туалет просторного здания лондонского аэропорта.

Соболеву было не просто следить сразу за двумя людьми. Но в конце концов он выбрал удобную позицию около газетного киоска в дальнем углу торговой секции зала.

До посадки на рейс, вылетающий на острова, оставалось целых два часа.

Соня сидела в мягком кресле и просматривала журнал.

Краско зашел в мужской туалет пару минут назад. По расчетам Соболева, он должен был там пробыть еще как минимум минут тридцать.

Андрей подошел к киоску, купил бутылку воды и направился в туалет.

Закрыв за собой дверь, Соболев присел на корточки и увидел под одной из перегородок ботинки Максима Александровича. Андрей зашел в соседнюю кабинку, открыл пластиковую бутылку и вылил воду в унитаз. Потом достал из внутреннего кармана куртки пистолет, засунул в дуло горлышко пустой бутылки, опустил крышку унитаза и встал на нее.

Когда Соболев посмотрел сверху на начальника, сидящего на унитазе, он тут же вспомнил все, чему его учили в спецшколе. Остальное было делом техники.

Он поднял пистолет. В памяти стали всплывать впечатления последних дней, связанные с человеком, который теперь находился у него на прицеле. Он представил, как похотливый Краско издевается над девочкой-подростком, как Власова душит по его приказу Брызоева, а потом Ухова. Он вспомнил, как Соня дрожала всем телом, неразборчиво что-то шепча себе под нос, когда очнулась рядом с трупом. Он вспомнил отчаяние и страх на лице журналистки, мучающейся комплексом вины от убийств, к которым не имела никакого отношения. Он вспомнил слова Краско, произнесенные в ее адрес: «Она гуляет на свободе считаные деньки». И когда Соболев представил Соню в ближайшем будущем: обезумевшую, беззащитную, под грузным телом ее бывшего опекуна, палец Андрея нажал на курок.

Выстрела слышно не было. Самодельный глушитель сработал. Пуля попала в грудь. Тело Краско обмякло, голова упала на дверь. Кепка задралась, парик покосился, оголяя его лысеющий затылок, с несколькими горизонтальными жировыми складками.

Соболев спрятал пистолет, вышел из кабинки туалета и осмотрелся.

Он подошел к раковине, открыл кран и выдавил себе на ладони чуть ли не половину всего мыла. Ему казалось, что отмыться ему за один раз не удастся. По мере того как вода смывала пену, ему становилось легче. Андрей посмотрел на себя в зеркало. Искусственные русые кудри выглядывали из-под кепки. Они хорошо сочетались с его синими глазами. Но светлые усы никак не гармонировали с темной щетиной, которой уже успели покрыться его щеки и подбородок. Соболев отклеил усы и положил их в карман.