Любовные чары - Арсеньева Елена - Страница 43

Опрокинулась навзничь и едва успела набросить на себя самый краешек шелкового покрывала, прикрыв лицо полусогнутой рукой, как дверь распахнулась.

Он вошел и замер на пороге, не говоря ни слова, только глубоко вздохнул. Потом Марина услышала тихие шаги и торопливый шорох одежды. Сейчас она окажется в его объятиях!

Больше не было сил ждать, и едва только он оперся коленом о постель, как Марина прильнула к нему и с силой cплела руки на его спине, желая никогда больше не выпускать его. Он впился в рот Марины таким неистовым поцелуем, что она перестала дышать и вроде бы даже лишилась на какой-то миг сознания, безвольно подчиняясь буре его страсти.

«О господи, – вдруг подумала Марина в испуге, – да ведь он же небось думает, что здесь Джессика!»

Сердце сжалось. Она рванулась, пытаясь приподняться, взглянуть Десмонду в глаза, увидеть в них пламя страсти, зажженной ею, только ею, но не смогла – так он был тяжел. Она не помнила, чтобы Десмонд был так тяжел прежде… чтобы его губы были так жестки и безжалостны… не помнила этого резкого запаха пота… Грубая рука вдруг рванула ее рубашку, и Марина вскрикнула, захлебнувшись отвращением и ужасом: это был не Десмонд!

Открытие придало ей силы. Невероятным усилием она повернулась на бок, со всхлипом набрала в грудь воздуху – да так и замерла, ибо ее, словно молния, пронзил крик:

– Что здесь происходит?!

Голос Десмонда!

Марина слепо рванулась ему навстречу… и вдруг все вокруг осветилось, как по волшебству, десятками свечей, соединенных меж собою горючими нитями. В павильоне стало светло, как днем, и Марина увидела Десмонда, стоящего над постелью и с выражением непередаваемой брезгливости разглядывающего два сплетенных тела.

Женское и мужское. Марины и… Хьюго.

– Сэр! – возопил Хьюго, приходя в себя. – Я не виноват, клянусь вам, милорд! Я только что пришел, вы же видели меня в саду, я сказал, что вас искала леди Урсула… Когда я пришел сюда, леди уже лежала здесь, ждала меня.

«Не тебя!» – всем существом своим выкрикнула Марина, однако голос остался похороненным в сердце: ей не удалось издать ни звука.

Десмонд поглядел на нее темным, холодным взором.

– Tяжелая наука – презирать людей, – произнес он по-русски, почти не разжимая губ. – Ты обучила меня ей.

И, резко повернувшись, вышел.

Хьюго мгновение смотрел ему вслед, а затем повернулся и хмуро глянул на оцепенелую Марину:

– Ну что бы ему стоило прийти на пять минут позже! Я был уверен, что успею, что он проищет бесноватую полчаса, не меньше, а он… Ладно, леди, вставайте и уходите. Вам пора. – А когда Марина не шевельнулась, с ноткой сообщничества в хриплом голосе прошептал: – Или лучше приходите ко мне завтра на конюшню…

Он коротко хохотнул, и его утробный смешок словно бы разрубил путы, стягивающие Марину. Она сорвалась с постели и опрометью кинулась в сад как была – в обрывках кружев. Бежала куда-то, не зная куда… В голове путаница, звон, колотье в висках… Hичего, не так уж велик парк, чтобы не найти озера, чтобы…

Чтобы что? Марина встала как вкопанная. Вот уже и топиться собралась… Десмонд, чего доброго, решит, что она утопилась, рассорившись с Хьюго… со своим любовником. Он ведь не знает, что Марина ждала его, и приди он на несколько минут раньше…

Марина передернулась, вспомнив звериный запах Хьюго, его мускулистую спину и волосатые ноги. Он, конечно, красив… но красота его какая-то мрачная, почти удручающая. Притягательная и отталкивающая красота порока. Но она уже никогда не будет притягательной для Марины.

Строгое, светлое лицо Десмонда встало перед ее глазами. Изломанные насмешливые брови, льдистые глаза, твердый рисунок губ, совершенный очерк лица… Бесконечно любимого лица! Да, Марина и не заметила, как стала пленницей собственного сердца.

Нужно поговорить с Десмондом. Но он не захочет слушать! Марина всхлипнула, вспомнив выражение брезгливости, с каким он только что смотрел на нее. О господи, она ведь тоже так смотрела на него когда-то… в каюте пакетбота… Что ж, они с Десмондом отчасти квиты. Оба испытали жгучее презрение, почти ненависть друг к другу, и если Марина поняла свою ошибку, то и он должен понять!

Она повернулась и побрела, еле переставляя заледеневшие, исколотые песком ноги. Одна мысль неотступно колотилась в голове: «Надо скорей сказать Десмонду, что произошло чудовищное совпадение, недоразумение, что если бы он пришел раньше…»

Марина замерла. Он не пришел раньше лишь потому, что Хьюго перешел ему дорогу и послал на поиски леди Урсулы. Зачем? Бог весть. Что там бормотал Хьюго? «Я был уверен, что успею, что он проищет бесноватую полчаса, не меньше, а он…»

Хьюго был уверен, что Десмонд опоздает на свидание. Это означало лишь одно: он знал о свидании и хотел прийти в павильон первым, хотел «успеть»… Получается, Глэдис разболтала ему о своем разговоре с «русской кузиной», показала письмо с цифрой 10, дерзко переправленной на 9. И Хьюго решил опередить хозяина.

А что его так разобрало? Или он чувствовал к Марине тайную, неодолимую страсть? Но тогда почему Хьюго не довершил начатое? Ведь оцепенение, владевшее ею, было подобным беспамятству, и она не смогла бы противиться насилию. Наоборот, Хьюго, рискнувший благорасположением своего господина, вдруг шуганул Марину с постели, будто помойную кошку. Он кого-то ждал… Неужто малютку Глэдис, которая замыслила какую-то каверзу против нее?

Сейчас Марина знала одно: прежде чем идти говорить с Десмондом, ей нужно снова увидеть Хьюго и спросить… Он, конечно, откажется рассказывать, но ничего: она прочтет ответ в его черных распутных глазах!

Вот и павильон. Едва дыша, по чуточке Марина приотворяла дверь, опасаясь, что внезапно ворвавшийся порыв ветра спугнет Хьюго и его пассию.

Зря старалась! Их не спугнул бы и ураган, этих мужчину и женщину, которые бились на развороченной постели. Марина узнала волосатую, черную спину Хьюго, и ее пронизала дрожь такого отвращения, что тошнота подкатила к горлу. Итак, Хьюго дождался… Кто же его подружка?

Женщина вдруг пронзительно взвизгнула и замерла в изнеможении. Руки ее расслабились и удовлетворенно обхватили спину обессиленного любовника. На пальце блеснуло кольцо… и Марина наконец узнала то, зачем пришла сюда.

Она сделала шаг назад, потом еще шаг, осторожно прикрыла дверь – и прянула во тьму, ничего не видя перед собой, кроме фамильного кольца Макколов, которое сверкало на тонком, изящном пальце.

Супружеская сцена

Джессика… Так вот кто любовница Хьюго! Вот кто измыслил интригу! Можно не сомневаться, что невеста-вдова давно почуяла нечто странное в отношениях Десмонда и его «русской кузины». Пожалуй, ей тоже Глэдис сообщила об отставке, которую получила Агнесс, и Джессика решила бросить соперницу в такую грязь, от которой той в глазах Десмонда вовеки не отмыться.

Но какова Глэдис! Похоже, сцену жалости и сочувствия она разыграла по указке Джессики и ловко подсунула в нужную минуту письмо. А за работу получила от мисс Ричардсон награду в виде хорошеньких туфелек, правда, изрядно поношенных, со скошенным каблучком…

Марина нахмурилась: какая-то мысль мелькнула в голове и пролетела. Да и при чем тут туфли и Глэдис? Девчонка служит той, которая, как она считает, скоро станет леди Маккол.

Получается, Джессика тогда говорила о себе: о том, что надо полюбить Маккол-кастл превыше всего и ради обладания им смирить свое сердце, затворить его для любви и счастья. Лишь бы стать леди Маккол! О нет, она не любит Десмонда. Слова о любви в письме, которые так ранили Марину, неискренни. Расчетливая Джессика очень точно представила себе, что может сказать своему возлюбленному Марина, – и облекла ее чувства в оболочку слов. Получается, Джессика успела очень хорошо узнать Марину. Наверное, «дружба» с Мариной была так же подстроена Джессикой, как ее «любовь» к Десмонду.

Какая там любовь! Десмонд в ее глазах лишь бледное подобие Алистера. Зачем ей любить Десмонда, когда племенной жеребец Хьюго в любую минуту готов удовлетворить ее пыл. Хм, похоже, под ледяной оболочкой мисс Ричардсон скрывается весьма страстная натура – вон как она визжала. Так же и Агнесс вопила тогда, в конюшне с Хьюго.