Любовные чары - Арсеньева Елена - Страница 17

– До тридцать первого июля, – ответила она честно.

– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика.

Марина пожала плечами. Ей-то очевидно почему, но не скажешь ведь милой девушке: «В этот день лорд Маккол обещал покончить с собой».

– Мы так уговорились с Десмондом, – бросила она неопределенно.

– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее выражало: «Кошмар, так долго!» – Вы увидите нашу весну и лето. Здесь чудесно, когда распускаются цветы! Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенном месте. В округе идет дождь, а здесь светит солнце…

Урсула, дремавшая в кресле у камина, встрепенулась и воздела сухой палец:

– Леди Элинор! Она вернулась – и проклятие будет снято!

Джессика устало взглянула на нее и проворковала:

– Конечно, тетушка Урсула, леди Элинор нам непременно поможет.

При этом она значительно повела бровями, и Марина сразу почувствовала себя свободнее. То был жест заговорщицы, может быть, союзницы.

– От меня и впрямь чего-то ждут? – спросила она чуть слышно.

Джессика приложила палец к губам, оглянулась.

Урсула откинула голову на спинку кресла. Глаза ее были закрыты.

– Не обращайте внимания, – шепнула Джессика. – Леди Элинор была источником многих бед для семьи, и почему-то считается, будто ее возвращение все исправит. Вы видели портрет? У вас и впрямь есть что-то общее: волосы, глаза, улыбка… Но если бы не Урсула, я бы ничего не заметила: все-таки портрет очень старый, да и леди Элинор была красавица…

Марина мысленно хмыкнула. А Джессика вспыхнула:

– О, ради бога, не подумайте… Я только хотела сказать, что леди Элинор – совсем другой тип, в ней есть что-то величественное, в то время как вы…

«Деревенщина», – с новым приступом обиды продолжила про себя Марина.

– Не обращайте внимания, Марион, – вздохнула Джессика. – Я одичала в замке, среди полубезумных стариков и своих печальных воспоминаний!

– Тогда… почему бы вам не уехать отсюда? – вмиг забыв обиду и исполнясь сочувствия, спросила Марина, но тут же вспомнила о пожаре.

– Уехать… – рассеянно повторила Джессика. – Видите ли, мне и правда некуда идти: ни дома, ни родни. Макколов я знаю с детства, прежний лорд дружил с моим отцом. Хотя, конечно, разница в положении… И все-таки для всех было ясно, что рано или поздно мы с Алистером поженимся. Я смотрела на Маккол-кастл как на свой дом, на Десмонда – как на брата, на его родных – как на своих. Поэтому мне нелегко расстаться с тем, что долгое время составляло содержание всей моей жизни. Состояния у меня нет, а без приданого… Даже думать боюсь, что со мною станется, когда Десмонд вздумает жениться. Едва ли его жена захочет терпеть бедную родственницу!

Очевидно, нечистая совесть Марины была причиной того, что ей почудилось некое напряжение в глубине прозрачных глаз Джессики.

– Едва ли вы засидитесь в приживалках, – простодушно сказала она. – Вы так красивы! Думаю, немало найдется мужчин, готовых взять вас и бесприданницей.

Глаза Джессики налились слезами, и пламя свечей задрожало, заиграло, засверкало, отражаясь в дивных голубых озерах.

– Вы так добры, Марион, – прошептала Джессика. – Дай вам бог счастья.

Она опустила голову, утирая глаза, а Марина вдруг подумала, как все отлично устроилось бы, вернись Десмонд домой один. Он мог бы жениться на Джессике, не свяжи себя узами безумного брака! Впрочем, все еще можно поправить… Конечно, сейчас они как брат и сестра, но со временем… Вспомнился портрет Алистера в галерее. Высокий, почти совсем рыжий, хорошо сложенный, с глазами цвета лазури на добродушном лице. Портрет писался три года назад, когда Алистер унаследовал титул и поместье и был преисполнен энергии, надежд на будущее. Рок, однако, распорядился иначе. Какое горе для всех, кто любил его!

Сознание, что счастье милой, красивой девушки зависит от нее, на миг опьянило Марину. Но еще вопрос, сможет ли Джессика забыть Алистера и полюбить Десмонда. А Десмонд… Ну этот на высокие чувства не способен, у него во всем расчет: обладая немалым состоянием, решился даже на преступление, чтобы прибрать к рукам бахметевские богатства. Небось надеется, что за полгода Марина влюбится в него и захочет остаться его женой? Купленные наряды – первая попытка улестить ее. Не выйдет! И воображение нарисовало дивную картину: Марина приговаривает Десмонда к смерти, и он уже подносит пистолет к виску, а она в последнюю минуту говорит: «Так и быть, я сохраню вам жизнь, если вы женитесь на Джессике». – «Нет! – страстно восклицает Десмонд. – Никакую другую женщину я не смогу назвать своей женой, кроме вас…» Грохот выстрела заглушает его последние слова…

Марина вздрогнула и увидела Десмонда, склонившегося к ней.

– Да вы совсем спите, кузина Марион! И впрямь, день был на редкость тяжелым!

– Кажется, был выстрел? – пробормотала Марина, не вполне очнувшись.

– Пока никто не застрелился, – процедил Десмонд. Улыбка в его глазах растаяла, и Марина поняла: он догадался, о чем она думала. – Просто хлопнула дверь.

Она кивнула, чувствуя себя неловко. Кресло у камина было пустым.

– А где леди Урсула?

– Ее увел Джаспер, – сказала Джессика. – Я провожу вас. В замке легко заблудиться.

Марина схватилась за ее руку, как утопающий хватается за соломинку.

Десмонд пошевелил дрова в камине, поднял голову и посмотрел ей вслед.

…Марина долго ворочалась в постели. Наконец поднялась, зажгла от ночника трехсвечник и принялась ходить по комнате, разглядывая то изящную мебель, то ковер на полу, то восхищенно озирая роспись потолка. Но слабый свет свечей ничего толком рассмотреть не позволил, и Марина уныло побрела в постель. Сна ни в одном глазу! И вдруг она заметила, что в щелку меж штор пробился голубой луч.

Отдернув их, ахнула от восторга, – лесистая долина, расстилающаяся внизу, сплошь залита бледно-голубым светом. А вечером стоял туман.

Марина припала к окну. Она вообще любила луну, хотя в подобные голубые ночи ей не спалось и тревожно билось сердце. Здесь луна была особенно прекрасна: яркая по-зимнему и огромная, как летом, затмевающая все, даже звезды. Очертания замка таинственно темнели в серебряной воде озера, словно луна высветила подводное жилище русалок. Все было проникнуто странной поэзией, ожившей с наступлением ночи. Наверняка такое чудное место часто посещают легкие тени фей, эльфов… и призраков.

Марина зябко передернула плечами. Урсула за ужином немало порассказывала о замке. Оказывается, кроме леди Элинор, здесь бывает еще какой-то старик с деревянной ногой, который изредка появляется из темноты в разгар оживленной беседы, словно спрашивает: «О чем вы говорите?» Потом призрак исчезает, но слышится звук его шагов по каменным лестницам. Самое ужасное, что иногда деревянная нога гуляет сама по себе, но в сопровождении черного кота… Был еще какой-то юноша – вместе с порывом сквозняка, порой пронизывающего замок, он пробегал по коридорам до крайней башни над долиной и, испустив страшный крик, исчезал…

Когда Марина побледнела от страха, Урсула с видимым удовольствием поведала о двух братьях, из которых один, рыцарь, жил в Маккол-кастл, а другой, поэт, любивший природу, выстроил себе летний домик на холме. Но братья любили друг друга и дня не могли прожить, не повидавшись. И каждое утро вставший первым будил другого при помощи стрелы, выпущенной в деревянный ставень. Однажды утром поэт, радуясь, что опередил старшего брата, выстрелил, но в то же мгновение рыцарь открыл свой ставень – и был пронзен стрелой. Поэт ринулся в замок и нашел брата мертвым. Отчаявшись, юноша бросился в окно башни и разбился. С тех пор его призрак тоже является в замок…

Сейчас Марина стояла у окна, глядела на луну и размышляла, верить или нет россказням Урсулы. Никто из сидевших за столом их не поддержал, но и не опроверг. Пожалуй, лучше сразу засыпать, крепко запершись и задернув шторы. А ну как вон из того леса сейчас выбежит…

Черные заросли, окаймлявшие поляну, дрогнули, и какой-то темный клуб выкатился на посеребренную луной траву, закружился волчком и вдруг сделался коротеньким мохнатым существом, напоминавшим медвежонка, только этот «медвежонок» весьма бойко бегал на задних лапах, прихлопывая передними.