Обратная связь (сборник) - Шоу Боб - Страница 71

"Не знаете, где я могу раздобыть гитару?"

Филдинг о периоде 1950–1980 годов:

"В астрологию никто больше не верил, вы должны это понять, она отошла как буги-вуги. Другое дело, наука и рационализм — прогрессивные лабухи только это и толкали".

Он улыбается в камеру. Пластическая операция, наделившая его ленноновской ухмылкой, удалась на славу. Даже специалисты "Корпорации бессмертия" не заметили ее следов.

Филдинг страдает странными периодическими потерями сознания. Он перестает чувствовать прикосновение манжетов рубашки, дуновение прохладного кондиционированного воздуха у шеи. Окружающий мир будто растворяется в чернильной тьме… а через мгновение все вдруг приходит в порядок. Он слышит отдаленный шум транспорта. Судорожно, рефлекторно сжимает баллончик в руке и тонет в оранжевых парах. Набирает полную грудь воздуха, шумно выдыхает. Кисловатый привкус испарений придает ему сил, перед мысленным взором возникают картины.

"Каждая эпоха отмечена своими удовольствиями, — читает Филдинг на библиотечном экране. — Двадцатый век познакомил с высокими скоростями и искусственно вызванными галлюцинациями. И то и другое в конечном счете оказалось опасным и тем самым еще более притягательным. Двадцать первый — ввел невесомость, безвредную, если не считать проблем адаптации к весу в случае злоупотребления. В двадцать втором — появились акваформы и еще что-то", — но этого «что-то» Филдинг не в состоянии ни понять, ни произнести.

Он выключает экран и зовет на помощь Херманна.

Трудности в понимании.

У стойки вместо нормальной еды ему подают какую-то пасту. Он с отвращением отталкивает ее.

— Неужели у вас нигде нет гамбургеров?

Низкорослый мужчина за стойкой сгибает руку, недвусмысленно складывает пальцы и уходит. Сухопарая женщина рядом с Филдингом не сводит с него глаз, потирая большим пальцем страшный шрам у себя на боку. На ней только оранжевые шорты и туфли; под мышкой явно спрятан кинжал.

— Гамбургеров? — зло говорит она. — Так называют жителей Гамбурга. Ты что, людоед?

Филдинг не знает, как отвечать, и страшится последствий. Она снова энергично трет шрам и подает призывный знак. Филдинг спешит уйти.

Во время тривизионной передачи он ошибается в дате записи "Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера". Студент-историк с глазами хорька пытается за это ухватиться, но Филдинг небрежно откидывается на спинку и с неотразимым акцентом произносит: "В ужасе и оцепенении склоняю чело". Публика смеется, кризис позади.

Херманн стал его другом. Терминал библиотеки сообщает, что это нередкое явление среди сотрудников "Корпорации бессмертия", которые увлечены прошлым (иначе бы они там не работали). Кроме того, Филдинг и Херманн ровесники — им по сорок семь. Херманна не удивляет, что Филдинг частенько берет в руки гитару.

— Снова готовишься выйти? — спрашивает Херманн. — Хочешь быть популярным?

— Это мое дело.

— Но твои песни устарели.

— Все новое — хорошо забытое старое, — трезво замечает Филдинг.

— Возможно, ты прав, — вздыхает Херманн. — Мы изголодались по разнообразию. Люди, даже самые образованные, принимают то, что щекочет нос, за шампанское.

Филдинг включает запись и с ходу рвет "Восемь дней в неделю". Все удается с первого раза. Его пальцы танцуют среди гудящих медных струн.

Такое надо отпраздновать. Он заказывает алкогольный пар и печеного голубя. Херманн неодобрительно смотрит на кутеж, но голубя ест с благоговением, облизывая пальцы. Сдобренная специями корочка аппетитно хрустит. Херманн просит разрешения унести косточки домой, семье.

— Ты привлек к себе не лучших, — мрачно говорит Херманн, когда ведущий начинает представление. Воздух буквально искрится от возбуждения.

— Да, но они — мои, — парирует Филдинг. Начинаются аплодисменты, раздается тихая фоновая музыка, и Филдинг трусцой выбегает на сцену.

— Раз, два, три… — И он с ходу выдает вещь из "Волшебного загадочного путешествия".

Все отлично, все прекрасно, он — Джон Леннон, мечты сбылись. Музыка подхватывает его и несет за собой. Когда он заканчивает, сцену захлестывают аплодисменты, и Филдинг ухмыляется как сумасшедший — рот до ушей. Именно так он все и видел. Его сердце неистово колотится.

Чтобы успокоить публику, он делает плавный переход на медленную балладу из «Представьте». Его заливает слепящий свет, камеры выхватывают лицо во всех ракурсах. Галерка безумствует — Филдинг в эйфории.

Он исполняет вещи из "Битлз 65", "На помощь!", "Резиновая душа", "Пусть будет". Филдинг делает вокал и ленноновскую инструментовку, все остальное идет из оригинальных записей. Он играет и играет, до самозабвения; со сцены его уносят на руках. Это счастливейший момент в его жизни.

— Не понимаю, что значит на жаргоне радиокомментатора "30 главных хитов", — сетует Херманн.

— Тридцать самых популярных песен. Так говорили в мое время.

— Тебя иногда сравнивают с "акустическим ударом". Тоже ваше выражение?

— Ну, видишь ли, у вас чертовски мало творческих людей. В таком мире пробьется любой напористый человек. А я пришел из динамичного века.

— Варвары у ворот, — произносит Херманн.

— То же самое твердили в "Ридерс дайджест", — бормочет Филдинг.

После одного из концертов в Австралии Филдинга поджидает у выхода девушка. Они идут домой вместе — вполне естественно при данных обстоятельствах, — оказывается, и в этой области практически ничего не изменилось. Филдингу нравятся ее ноги, взъерошенные волосы, крупный рот. Он берет ее с собой; ей все равно больше нечего делать.

Как-то в свободный день она затаскивает его в музей, показывает первый аэроплан, оригинал рукописи — венец совместного творчества Бакминстера, Фуллера и Хемингуэя, хрупкое издание "Пятьдесят три станции такадской дороги" из Японии.

— О да, — говорит Филдинг. — Мы, вроде, победили в той войне.

(Ему не следует казаться умнее, чем подобает.)

С его появлением стали ворошить старые архивы, и Филдинг опасается, как бы ни выплыло, что именно он организовал убийство Леннона. Ему приходится убеждать себя в необходимости этой меры. Если бы Леннон остался в живых, Филдингу не удалось бы чисто замести следы. Не стыковались бы исторические факты. И так трудно было убедить "Корпорацию бессмертия", что даже такой богатый человек, как Леннон, мог фальсифицировать регистрационные документы и изменить отпечатки пальцев, чтобы спастись от преследования властей. "Что ж, — думает Филдинг, — Леннон был далеко не бедняк в 1988 году. Чистая случайность, что Филдинг и Леннон одногодки, но разве не может Филдинг воспользоваться обстоятельствами? Не зря к 1985 у него на счету свыше 10 миллионов долларов".

На одном выступлении в перерыве между песнями он обращается к аудитории: "Не оглядывайтесь назад — вы увидите лишь свои ошибки". Это очень по-ленноновски; публике нравится.

Пресс-конференция.

— Мистер Леннон, почему вы женились вторично, а затем и в третий раз?

В 2180 (или в 2108) на развод смотрят косо. Йоко Оно по-прежнему остается Немезидой "Битлз".

Филдинг задумывается и отвечает:

— Прелюбодеяние есть приложение демократии к любви.

Он не договаривает, что эта фраза принадлежит Г. Л. Менкену.[15]

Теперь он привык иметь дело с женщинами. "Их надо отбрасывать, как выжатые лимоны", — говорит себе Филдинг. Упоительный момент. Раньше, несмотря на все деньги, он не пользовался успехом.

Филдинг стремительно идет по извилистым улочкам, легко ступает по земле. Проходящая мимо молодая девушка подмигивает ему.

Филдинг провожает ее взглядом.

— Sic transit, Gloria!

Это его собственная строка, не цитата из Леннона. Его захлестывает волна бурного восторга. "Я — в струе!" — проносится мысль. Он работает под Леннона.

Когда Херманн сообщает, что обнаружен и оживлен Пол Маккартни, Филдинг сперва даже ничего не понимает. На его просветленное чело ложатся морщинки недоумения.