Штамм «Андромеда». Человек-компьютер - Крайтон Майкл - Страница 8

Сам Стоун стал нобелевским лауреатом в 1961 году за работу в области мутантных реверсий бактерий — работу эту он выполнил в свободное время, еще когда был двадцатишестилетним студентом юридического факультета Мичиганского университета.

Самое значительное свойство Стоуна как личности проявилось, наверное, в том, что, будучи еще студентом-правоведом, он написал работу на уровне нобелевских стандартов, показав поистине необычайную широту и глубину интересов. Как сказал один из его друзей, «Джереми знает все, а всем остальным увлекается». Уже случалось, что его сравнивали и с Эйнштейном, и с Бором как человека, обладающего и совестью ученого, и широтой взглядов, и пониманием значения событий…

Стоун был худощав и лысоват; он отличался феноменальной памятью, которая с равной легкостью хранила как научные факты, так и непристойные анекдоты. Но наиболее характерной чертой Стоуна был витавший вокруг него дух нетерпения: у всех, кто общался с ним, обязательно возникало чувство, что они заставляют его попусту тратить драгоценное время. Он имел отвратительную привычку перебивать собеседников и обрывать разговор на полуслове, привычку, от которой безуспешно пытался избавиться. Держался он высокомерно, а если добавить к этому присуждение Нобелевской премии в молодом возрасте да еще скандальные события его личной жизни — он был женат четыре раза, в том числе дважды на женах своих коллег, — то отнюдь не удивительно, что окружающие не пылали любовью к нему.

Однако именно Стоун в начале 60-х годов пробился в правительственные круги в качестве одного из ходатаев от лица «новой науки». Роль эту он воспринимал с шутливой покорностью — «вакуум жаждет, чтоб его заполнили раскаленным газом», как он сам выразился однажды, — но в действительности оказывал значительное влияние на ход событий.

К началу 60-х годов Америка волей-неволей пришла, наконец, к пониманию того, что она обладает значительным комплексом научных учреждений. По сравнению с Европейским Экономическим Сообществом ученых в США было больше в четыре раза, а денег они тратили больше в семь раз. Львиная доля этих денег поступала прямо или косвенно от конгресса, и конгрессу были очень нужны люди, способные дать толковый совет, как их лучше истратить.

В 50-е годы все крупнейшие советники были физиками: Теллер и Оппенгеймер, Брэкмен и Уайднер. Но десять лет спустя, когда биология стала привлекать гораздо больше средств и внимания, выделилась новая группа во главе с Дибэйки в Хьюстоне, Фармером в Бостоне, Хеггермэном в Нью-Йорке и Стоуном в Калифорнии.

Выдвижению Стоуна помогли многие обстоятельства: престиж нобелевского лауреата, политические связи, поддержка его последней жены — дочери Томаса Уэйна, сенатора от штата Индиана, — и, наконец, его юридическое образование. Все это, вместе взятое, привело к тому, что Стоун неоднократно выступал перед разными вконец запутавшимися сенатскими подкомитетами и получил немалую власть, какой наделены особо доверенные советники.

Эту власть он использовал в полной мере при проведении научно-исследовательских и строительных работ по программе «Лесной пожар».

Стоун заинтересовался выводами Меррика — ведь они были созвучны его собственным идеям. Идеи эти были изложены в короткой статье под заголовком «Стерилизация космических аппаратов», опубликованной в журнале «Сайенс», а затем перепечатанной в английском журнале «Нейчур». Стоун исходил из той посылки, что угроза бактериального заражения при космических исследованиях — угроза двусторонняя и что защита от нее также должна быть двусторонней.

До статьи Стоуна предметом научного обсуждения служила в основном лишь опасность, угрожающая другим планетам от спутников и космических зондов, которые могут нечаянно занести туда земные микроорганизмы. Подобная возможность учитывалась уже на заре американских космических исследований, и к 1959 году в НАСА были введены строгие правила стерилизации космических аппаратов перед запуском.

Целью введения этих правил было предотвратить загрязнение других миров. Ведь если на зонде, запускаемом к Марсу или Венере в поисках новых форм жизни, окажутся земные бактерии, весь эксперимент неизбежно будет сорван.

Стоун рассмотрел ситуацию, противоположную по характеру. Он указал, что в равной мере вероятно и другое: заражение Земли внеземными организмами через посредство космических зондов. Аппараты, сгорающие при вхождении в плотные слои атмосферы, никакой опасности не создают, по любая «мягкая» посадка — как пилотируемых кораблей, так и зондов наподобие спутников «Скуп» — меняет положение коренным образом. Тут, указывал Стоун, опасность внеземного заражения становится очень серьезной.

Статья его вызвала кратковременный, но быстро угасший интерес. «Я надеялся на большее», — признался он впоследствии. Поэтому в 1963 году он сколотил неофициальную семинарскую группу, которая дважды в месяц собиралась в комнате 410 на верхнем этаже биохимического корпуса Стэнфордского медицинского института позавтракать и поспорить о проблеме заражения извне. Именно эта группа из пяти человек — Стоун и Джон Блэк из Стэнфорда, Сэмюэл Холден и Терренс Лиссет из Калифорнийского медицинского института и Эндрю Вайс с биофизического факультета университета в Беркли — составила позже первое ядро программы «Лесной пожар». В 1965 году они направили президенту петицию, намеренно копирующую известное письмо Эйнштейна Рузвельту относительно атомной бомбы.

Реакция на письмо была обнадеживающе скорой. Через двадцать четыре часа Стоуну позвонил один из советников президента, а на следующий день он вылетел в Вашингтон для встречи с президентом и членами Совета Национальной Безопасности. Спустя две недели пришлось лететь и в Хьюстон, чтобы обсудить дальнейшие планы с представителями НАСА.