Дело о мрачной девушке - Гарднер Эрл Стенли - Страница 33

– Что произошло потом? – спросил Клод Драмм.

– Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне. Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углу здания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона.

– Секундочку, – остановил его Клод Драмм. – Вы лично знаете, что это был кабинет мистера Нортона?

– Нет, сэр, – ответил судья Пурлей. – Я знаю только, что это была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на плане под номером один как кабинет мистера Нортона.

– Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой «один», обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу как доказательство А со стороны обвинения?

– Да, сэр.

– Прекрасно. Что сказал мистер Нортон?

– Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я помню, сказал следующее: «Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я пришлю за ним шофера».

– И что произошло дальше?

– Мистер Кринстон ответил: «Я не на своей машине, я с приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения».

– А дальше?

– Мистер Нортон сказал: «Спроси, пожалуйста, и дай мне знать», а потом убрал голову из окна.

– Что произошло потом?

– Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвсу надо забрать документы…

– Я возражаю, – заявил Мейсон спокойным тоном. – Указанные слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же их нельзя принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать показания только о том, что совершал сам и лично видел.

– Протест принимается, – постановил судья Маркхэм.

– Хорошо. Что произошло потом? – учтиво спросил Драмм, улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: «Вы видите, дамы и господа, как защита придирается к техническим деталям?»

– Затем, – продолжал судья Пурлей, – мистер Кринстон снова направился к окну и крикнул следующее: «Хорошо, Эдвард! Он может поехать с нами!» Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась, и вниз по ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: «Я готов» – или что-то в этом роде.

– А дальше?

– Они сели в мою машину. Мистер Кринстон – на переднее сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс – на заднее. Я завел мотор, и мы отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательстве Б со стороны обвинения, как «петляющая дорога». Мы ехали по ней, пока не оказались у поворота…

– Секундочку, – прервал его Клод Драмм. – Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить?

Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.

– Это показывает примерное положение машины, – заявил судья Пурлей.

– А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? – спросил Клод Драмм.

– Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул…

– Я возражаю, – прервал его Мейсон. – Это показания с чужих слов, они несущественны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхэм.

Клод Драмм сделал бессильный жест:

– Но, ваша честь, ввиду того, что должно иметь место…

– Протест принимается, – холодно повторил судья Маркхэм. – В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.

– Хорошо, – сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, – в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса, и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели.

– Сам я тогда, в общем-то, ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.

– А что было потом?

– Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом, и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой «один» на вещественном доказательстве А со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль.

– Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис?

– Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, – заявил Мейсон.

– Ваша честь, это очень важно, и я намереваюсь показать связь в дальнейшем! – воскликнул Клод Драмм. – Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на «Бьюике», и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже «Бьюика». Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн…

– В дальнейших аргументах нет необходимости – касательно уместности свидетельских показаний, – прервал Драмма судья Маркхэм. – В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.

Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице.

В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.

– Нет, ваша честь, на этом основании возражений у защиты нет, – подтвердил он.

– Прекрасно, – сказал судья Маркхэм. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.

– Полис, как я тогда заметил, был на машину марки «Бьюик», заводской номер 6754093, номерной знак – 12M-1834, – ответил судья Пурлей.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, – обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.

Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.

– Судья Пурлей, – начал он, – если я вас правильно понял, вы заявили, что, когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли?

– Нет, не так! – крикнул судья Пурлей. – Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали как Эдварда Нортона.

Мейсон принял виноватый вид.

– Я ошибся, – сказал он.

На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты.

– Понимаете, – продолжал судья Пурлей, – я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона.

Казалось, что Мейсон улыбается.

– Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном по телефону? – спросил Мейсон.

На лице судьи Пурлея появилось удивление.

– Ни разу в жизни, – заявил он.