Дело о ленивом любовнике - Гарднер Эрл Стенли - Страница 26

– Но представьте себе, что его история… что к тому времени он сможет изобрести такую версию, что…

– Вот именно, – сказал Мейсон. – Я его кое во что втяну, прежде чем он получит шанс выдумать свою версию. Так вот, когда он начнет раскалываться, он станет сваливать все на вас. Он поклянется в чем угодно. Пока что имеются только два человека, которые могли убить вашего мужа и поместить его тело в вашу машину. Одно лицо – это вы, другое – Флитвуд. В делах такого рода великое дело – сочувствие публики. Если вы отказываетесь сделать какое бы то ни было заявление после того, как полиция вас действительно как следует прижмет, этот факт распространится по страницам газет и станет подозрительным обстоятельством, которое отвратит от вас сочувствие читателей газет.

Завтра утром Трэгг намерен побеседовать с вами. Говорите с ним свободно и откровенно. Вы должны попытаться в этом разговоре избавиться от обвинения в убийстве. Это будет нелегко. Если вы станете говорить правду, вы с этим справитесь. Не будете говорить правду – лучше бы вам пересмотреть…

– Я говорю правду, мистер Мейсон.

– Тогда, – заверил ее Мейсон, – это все, что требуется.

– И я должна говорить с лейтенантом Трэггом?

– Пойте, как жаворонок, – посоветовал ей Мейсон. – Обнажите перед ним душу. Позируйте для фотографий в газетах. Расскажите всем обо всем. Не скрывайте ничего. Только будьте уверены в том, что это правда, потому что, если вы попытаетесь лгать, вас поймают, а если вас поймают на лжи, это будет означать пожизненное заключение, а может быть, и смертную казнь.

– То, что я вам говорила, – правда, мистер Мейсон.

– О’кей. Завтра в восемь утра начинается передача.

– И вы думаете, вы сможете заставить Флитвуда говорить до завтрашнего утра?

– Постараюсь быть усердным маленьким мальчиком, – сказал Мейсон, – и так прижму Флитвуда, что вся его маскировка даст трещину.

– Как вы милы, мистер Мейсон, – сказала она.

– Вы и половины не знаете, – Мейсон ухмыльнулся. – Между прочим, когда будете рассказывать о том, как Патриция задела угол живой изгороди, и о том, как там нашли Флитвуда без сознания, постарайтесь подчеркнуть тот факт, что Патриция не заметила, что она что-то задела.

– Но разве от этого не будет хуже? Другими словами, разве Патриция не должна была это заметить?

– Конечно, должна была бы. Ведь вы ни секунды не думаете, что она сбила его, так?

– Ой, мистер Мейсон… я… Наверно, сбила!

– Чушь, – возразил Мейсон. – Ваш муж оставил свою машину в таком положении, чтобы Патриция вынуждена была срезать угол изгороди. Это ваш муж обнаружил, что Флитвуд там лежит.

Ее зрачки расширились от внезапного осознания того, что должно было произойти.

– Значит, вы хотите сказать, это было подстроено так, что…

– Несомненно, это было подстроено, – подтвердил Мейсон. – Ваш муж ударил Флитвуда по голове. Ему показалось, что он его убил. Ему нужно было избавиться от трупа с хорошим повреждением головы. Лучший способ от него избавиться – заставить Патрицию считать, будто она его сшибла своей машиной, и свалить, таким образом, обвинение на нее.

Миссис Оллред прижала руку к губам.

– Обдумайте это, – посоветовал Мейсон. – Не подчеркивайте этого. Пусть лейтенант Трэгг сам додумается, пусть это будет его детище.

И Мейсон вышел. Миссис Оллред проводила его задумчивым взглядом.

Глава 14

– Дрейк тут? – спросил Мейсон у ночного дежурного, который поднялся с ним на лифте.

– Да. Пришел пятнадцать или двадцать минут назад. Видно, у вас, ребята, дело какое-то горячее.

– О, мы просто из беды хотим выйти невредимыми, – объяснил Мейсон.

Дрейк держал операторов у пульта двадцать четыре часа в сутки, так что Мейсон, открыв дверь конторы, повернул свой большой палец по направлению к личному кабинету Дрейка и одновременно вопросительно поднял брови. Девушка у пульта, занятая звонком, кивнула и сделала приглашающий жест. Мейсон отодвинул задвижку на узкой внутренней дверце тесноватой приемной и прошел по длинному коридору в кабинет Дрейка.

Дрейк разговаривал по телефону, когда Мейсон вошел.

Он жестом указал адвокату на стул, сказал в трубку:

– О’кей, записал. Повторите мне адрес. Хорошо. Нет, оставайтесь на этом задании. Держите ухо востро и попробуйте еще что-нибудь разузнать. Звоните обо всем, что покажется вам важным.

Дрейк повесил трубку и сообщил:

– Ну, есть новости. Не знаю, правда ли…

– Что такое? – спросил Мейсон.

– Да мой человек там, в управлении, в комнате прессы.

– Что же он обнаружил?

– В последнем рапорте говорит, что Флитвуд все еще придерживается истории с амнезией.

– Это не ошибка, – сказал Мейсон. – Я как раз хотел с тобой об этом потолковать, Пол. Что еще?

– Он будто бы только восстановил память и попросил разрешения позвонить своей подружке.

– Твой человек записал номер?

– Имя, номер телефона и адрес.

– Как ее зовут?

– Бернис Арчер.

– Ее имя в деле не фигурирует. Что о ней известно?

– Да ничего. Он ей только сказал, что страдал потерей памяти, что в полиции ему говорят, будто он был найден на ранчо человека по имени Овербрук, что память у него только что восстановилась и что ни при каких обстоятельствах она не должна обращать внимание на какие-либо слухи о нем, пока он не сможет объяснить ей происшедшее.

– Что это был за разговор? – спросил Мейсон. – Трудный? Известно это тебе?

– В каком смысле?

– Девушка не закатила ему истерику?

– Нет. Очевидно, это был обычный разговор. Он позвонил, поговорил с ней и повесил трубку.

Мейсон нахмурился, потом сказал:

– Здесь что-то не так, Пол.

– Почему?

Мейсон объяснил:

– Представь, что ты подружка какого-то парня. Все твои друзья знают, что он твой. И вдруг парень сбегает. Известно, что он сбежал с замужней женщиной. Ты ничего о нем не знаешь. А потом, как гром среди ясного неба, он тебе звонит и говорит: «Слушай, милая, не верь ничему, что ты обо мне слышишь. У меня был провал памяти. Я к тебе заявлюсь, как только смогу». Нет, тут что-то не так.

– То есть девушка должна была закатить истерику?

– Да она бы адски скандалила! Тут были бы и слезы, и взаимные обвинения, и она пристала бы к нему с вопросами: «Так ты меня любишь? Ну, скажи, что ты меня любишь! Ну, скажи, что та женщина ничего для тебя не значит!» – понимаешь, такая вот чушь.

– Да, так могло быть, – согласился Дрейк.

– Конечно, – продолжал Мейсон, – у меня свои трудности, и я везде ищу ловушки.

– Что происходит? – поинтересовался Дрейк.

– Моя клиентка рассказывает мне версию, в которой все сходится. Клянется, что так и есть. Эта история могла бы пройти, если бы она опиралась на истину, но она не выдерживает никакой критики.

– Так что же?

– Возьмем этого парня, Флитвуда, – рассуждал Мейсон. – Он отказался от амнезии, и я отдал его в руки полиции прежде, чем он имел возможность все хорошенько обдумать. Теперь он связан с убийством Бертрана Оллреда. Он последний, кто видел Оллреда живым, и не может отрицать, что его убил, потому что не знает ничего из случившегося. Само собой разумеется, такой проницательный человек, как Флитвуд, не станет покорно терпеть подобное положение, он будет бороться. Но единственное, что он сможет предпринять, – это объявить, что амнезия была блефом, что он прекрасно все помнит.

– Как только он признается, он себя поставит в зверски затруднительное положение, – заметил Дрейк.

– Знаю, – кивнул Мейсон. – И вот это-то я и считаю той опорой, с помощью которой выручу миссис Оллред; он поддержит ее версию – но многое зависит от того, что он скажет, когда начнет говорить правду.

Дрейк покачал головой:

– Если он взял машину миссис Оллред, а потом был последним, кто видел ее мужа живым, если он откроет полиции, а через нее парням из газет правду относительно амнезии, а под конец расслабится и скажет, что знал, что происходило, – то ему просто не поверят. Я думаю, лучшее для него – упорно настаивать на амнезии, а тогда уж он расскажет историю, которая покажется убедительной.