Люсьена - Ромэн Жюль - Страница 54

Марта сказала мне:

– Если вы хотите немного привести себя в порядок, поднимемся в мою комнату.

После стольких часов пути мне, конечно, нужно было поправить свой туалет. Другие тоже испытывали эту потребность, потому что, в общем, все мы возвратились из путешествия. Семья разбрелась по всем комнатам. Служанка была занята стряпней, и я думаю, что Цецилия вскоре отправилась в кухню помогать ей. Поэтому мы поднялись в первый этаж так, что никто не обратил на нас внимания.

Марта закрыла дверь и заперла ее на задвижку.

– Так вам будет спокойнее.

Затем прибавила нерешительным тоном:

– Я могу оставить вас одну, если вы пожелаете.

– Что вы! Вы ничуть меня не беспокоите. Я собираюсь только вымыть руки и поправить прическу.

Я бросила беглый взгляд на обстановку Марты. Я не знала, гордилась ли она убранством своей комнаты или, напротив, немного стыдилась его. От нее можно было ожидать и того, и другого. Поэтому я ограничилась тем, что сказала ей, повернувшись спиной к ее комнате:

– У вас очень мило.

Но я успела разглядеть кровать и одеяло, целиком вышитое иголкой, все насыщенное часами унылой работы за окнами, покрытыми угольной пылью. Я успела вдохнуть такой удручающий запах порядочности, что вдруг страшно соблазнительным показался образ вызывающе одетой женщины, распространяющей вокруг себя тонкое благоухание, смеющейся чувственным смехом, с ослепительными плечами, в бархате ночного ресторана.

Я подошла к туалетному столику. Я была очень рада тому, что нашла зеркало. Последнее, каким я могла пользоваться, было в Ф***-ле-з-О, в зале отеля, где мы завтракали: узкое панно на большом расстоянии от нашего стола, в которое я могла смотреться только украдкой.

Я погрузила свои глаза в зеркало Марты с тем наслаждением, с каким путник, у которого пересохло горло, пьет стакан холодной воды. Я испытывала положительно физическую жажду сделать это. Я повторяла себе настойчиво и почти яростно: "Я красива. Я красивая и возбуждающая желание женщина. Я могла бы позволить себе обнаженные плечи, румяна, брильянты, беспорядок вокруг и ароматы тонкого стола. Я не создана для того, чтобы вышивать одеяло в течение восемнадцати месяцев. Мне отвратительна эта комната, отвратителен этот запах порядочности, напоминающий запах столярного клея."

И, накладывая себе немножко пудры на лицо – чуть-чуть, не столько, как я хотела бы, – я говорила себе: "Если бы Пьер вдруг вошел сюда, я думаю, я протянула бы ему свой рот в присутствии этой маленькой Барбленэ". И я закусила губу.

Марта очень близко подошла ко мне. Ее глаза смотрели на меня в зеркале, искали моих глаз с такой настойчивостью и волнением, что я почувствовала беспокойство.

– Что вам, Марта?

Марта еще более приблизилась, положила руку на край туалета и опустила голову.

– Вы больше уже не придете сюда, мадмуазель Люсьена?

– Как? Что вы хотите сказать?

Она отступила на один шаг и отвернула голову.

– Вы больше не придете давать нам уроки?

– Я вас совершенно не понимаю.

– Я хочу сказать… когда вы больше не будете жить здесь?

– Когда я больше не буду жить здесь?

– Ну, конечно…

Она села в кресло, подперев подбородок рукою.

– Да… когда вы выйдете замуж.

– Замуж?

– О! Вы напрасно не доверяете мне. Я вполне одобряю вас. Не думаете же вы, что я настолько глупа, чтобы сравнивать себя с вами.

– Уверяю вас, моя маленькая Марта, что я вас не понимаю.

– Цецилия воображает, будто я буду проклинать вас. Это ее утешило бы. Я думаю, что она не только зла, но еще и глупа… Напротив, я очень желаю, чтобы вы не были несчастливы. Если бы мне позволили пойти сейчас в Нотр-Дам д'Эшоффур, я помолилась бы за вас… за вас, но не за него, нет, не за него!

– Маленькая моя Марта!

– Но как печально, что жизнь устроена таким образом. Ему не стоило никакого труда заставить вас поверить ему… как он заставил поверить меня. А если бы я не нашла способа сказать вам словечко сегодня вечером, уделили ли бы вы мне хоть какое-нибудь внимание? Отдали ли бы вы себе отчет в том, что со мной происходит?

– Я отдаю себе отчет в большем числе вещей, чем вы думаете, Марта.

– Ба! Вы забыли бы меня так же скоро, как и любую другую вашу ученицу. Это несправедливо, потому что никакая другая не была, может быть, в такой степени создана для вас…

Тут голос ее задрожал. Я почувствовала, что к горлу ее подступают рыдания.

– Марта, вы с ума сошли. Вы дорогая моя девочка, моя дорогая сестренка. Я не забуду вас никогда. Я не покину вас.

Она позволила поцеловать себя, посмотрела на меня, немного поколебалась и сказала:

– Вы находите, что у меня есть музыкальные способности?

Я не могла удержаться, чтобы не сказать ей:

– Ну да, Марта, большие способности… Зачем вы задали мне этот вопрос?

– Так просто.

Она еще подумала:

– Вы отправитесь в Марсель, не правда ли?

– В Марсель?

– Да… я хочу сказать… в данный момент. Это почти навязчивость… Но очень часто вы будете одна… Мне кажется, что вас развлекут немного занятия музыкой… с кем-нибудь… О! Вы не могли как следует оценить меня. Я способна работать гораздо больше.

Глаза ее блестели. Я чувствовала, как вся погружаюсь в излучение ее души.

– Марта, Марта! Я думаю, что мы сейчас наговорим друг другу нелепостей. Вы говорите так, как если бы события произошли… между тем как о них никогда не было даже и речи.

Я открыла дверь комнаты.

– Нас несомненно ожидают внизу.

Она медлила выходить. Я хорошо видела, что она не придала ни малейшего значения только что высказанному мной протесту.

– Скажите мне сейчас же… что вы не говорите "нет".

– Как вы упрямы, маленькая моя Марта, бог знает по поводу каких нелепостей, которые вы забрали себе в голову!… Ну хорошо… Я не говорю вам "нет".

Г-н Барбленэ сидел по левую руку от меня, г-жа Барбленэ против меня. Пьер Февр помещался справа от г-жи Барбленэ. Цецилия и Марта занимали два противоположные конца стола, Цецилия – между Пьером и отцом, Марта – между г-жею Барбленэ и мною.

Стол был сервирован с большой заботливостью. Все свидетельствовало о некоторой торжественности.