Мученик англичан - Лепеллетье Эдмон - Страница 8

– Там храпят люди, – сказал себе тамбурмажор, однако ради успокоения совести нагнулся еще ниже, припал ухом к перекладинам кухонного окна и прислушался внимательнее прежнего, затаив дыхание, после чего, минуту спустя, пробормотал: – Это как будто ненатуральный сон; храп похож на ворчанье или, скорее, нет, это иное! Мне не раз случалось слышать вот точно такие звуки в Испании, в склепах монастырей, взятых приступом, и в Польше, во дворах сожженных домов. Это хрипенье людей, не добитых до смерти. Однако что за чепуха лезет мне в голову! В этом домике спят мирным сном, а их несколько тяжелый храп производит на меня впечатление чего-то… О, как легко разыгрывается фантазия у человека ночью и какие глупости мерещатся ему тогда! В потемках прямо глупеешь! Это смешно! Однако у ворот я как будто вижу следы колес, затоптанную землю…

Ла Виолетт поспешно направился к саду и толкнул решетчатую калитку; она подалась, и старик очутился в саду.

– Как странно! – пробормотал он. – Калитка не заперта! Ну, что же, войдем… я хочу посмотреть… хочу убедиться, что тут не произошло ничего серьезного!

Различив в темноте террасу, он поднялся по ее ступеням. Дверь в сени была распахнута настежь, но дорогу преграждали два опрокинутых соломенных стула в прихожей, и ла Виолетт, подняв их, продолжал двигаться вперед ощупью, а затем сказал про себя:

– Надо подать голос! Я крадусь, словно вор! Сам-то я не боюсь, но здешние обитатели, услыхав мои шаги, могут испугаться. Ах, проснутся ли только они! Все спят мертвецким сном. Диковинное дело! Этот дом внушает мне подозрение… Я должен разузнать, должен посмотреть. – И ла Виолетт закричал во все горло: – Есть ли тут кто-нибудь? Я пришел от господина Шарля Лефевра. Отвечайте! Не бойтесь!

Громовой голос замер в пустоте. Ничто не шелохнулось.

Тогда ветеран повторил еще громче:

– Есть ли тут кто-нибудь? Да проснитесь же! К вам пришел друг! – И он прибавил, убедившись вторично в безмолвии: – Да отвечайте наконец! Что вы тут, умерли, что ли? Я ла Виолетт, бывший плац-адъютант, награжденный орденом из рук самого императора. Пусть никто не боится, но подаст голос. Проснитесь, вставайте, иначе я все перебью вдребезги, разнесу, черт побери!

Увы! Единственным ответом вояке служила глубокая тишина и никто из спящих не отозвался на его громогласный призыв. Тогда он завертел своей тростью, раздраженный, встревоженный, и поднял адский шум, способный вызвать переполох даже в госпитале глухонемых. Но дом оставался по-прежнему безмолвным, загадочным жуткой тишиной.

– И нет огня, тысяча дьяволов! – выругался ла Виолетт, после чего двинулся наудачу по темному коридору.

Он шел как слепой, нерешительно ощупывая стены тростью, топая ногой по полу, отыскивая выход. Наконец ему попалась дверь с правой стороны. Слабый свет, проникавший в окно, защищенное решеткой, но без ставня, помог старику осмотреться в помещении, куда он вошел; то была кухня.

«Вот если бы раздобыть огонька!» – подумал ла Виолетт и принялся шарить на очаге, ощупывая все попадавшееся ему под руку, но не находя огнива.

Во время этих поисков его нога споткнулась обо что-то, распростертое на полу. Старик чуть не упал. Он наклонился, протянул руку и оцепенел, нащупав женскую юбку. У его ног валялось что-то… Зловеще неподвижная женщина…

Тамбурмажор отпрянул в испуге к окну и тут, протянув руку, нащупал тело мужчины, по-видимому привязанного к скамье.

– Живы ли вы? – закричал он. – Отвечайте! Не бойтесь ничего: я пришел вам на помощь.

Глухой стон, храпенье, услышанное ла Виолеттом раньше с улицы, вырвались у неподвижной массы, стянутой веревками на лавке.

Перед лицом опасности к ла Виолетту всегда возвращалось самообладание. Поэтому и теперь, когда он начал понимать случившееся и с минуты на минуту ожидал столкнуться с убийцами, у него пропала всякая тревога. Спокойно надев ременную петлю трости на одну из пуговиц сюртука, чтобы освободить руки, и понимая, что у человека, распростертого и связанного на лавке, должен быть заткнут рот, он старался снять повязку, мешавшую тому говорить; он решил, что надо собрать сведения, прежде чем двинуться дальше.

После нескольких ощупываний ла Виолетту удалось вытащить затычку изо рта связанного человека и он поспешил расспросить освобожденного им субъекта.

Хриплым голосом, которым он не владел от ужаса, несчастный пробормотал;

– Помогите! Злодеи, они убили меня! Пить! Я задыхаюсь.

– Я подам тебе пить, – ответил тамбурмажор, – но раньше скажи мне, где у вас огонь… хоть огниво?

– У меня в кармане, – промолвил бедняга весь дрожа.

Ла Виолетт пошарил в указанном месте, взял огниво, ударил по кремню и осмотрелся при свете зажженного фитиля. Он зажег свечу, стоявшую на кухонном столе, и смог наконец сообразить, где находится и что здесь произошло.

Зрелище было потрясающее. На полу валялась женщина с остановившимися глазами и окровавленным лицом, казавшаяся мертвой. На лавке мужчина, которого освободил нежданный избавитель, не смел пошевелиться, будучи по-прежнему неподвижным и распростертым, точно был еще связан. Следов ран на нем не было заметно; он, казалось, только задыхался.

– Что с вами случилось? Далеко ли убийцы? – спросил ла Виолетт.

Пострадавший утвердительно кивнул головой, после чего, протягивая руку к телу, лежавшему на полу, прошептал: «Моя бедная жена!» – с трудом поднялся и бросился к ней.

Женщина открыла закатившиеся глаза, сделала резкий жест, точно стараясь оттолкнуть целовавшего ее мужчину, а потом, энергично приподнявшись и упершись рукой в стену, проворно вскочила на ноги и стала растерянно и с любопытством смотреть на ла Виолетта.

– Кто вы такой? Не из шайки ли тех негодяев?

– Успокойтесь, – ответил тамбурмажор, – я проходил мимо, услышал ваши стоны и подоспел вам на помощь. Расскажите мне скорее, что произошло тут! Вы не опасно ранены?

Женщина провела рукой по лбу и сказал:

– Меня схватили тут, на кухне, трое мужчин, неизвестно как забравшиеся к нам. Один из них ударил меня по голове, и я упала. С того момента я ничего не видела, ничего не слышала. Отчего ты не защитил меня, Пьер? – спросила она мужа.

– Услышав шум, – ответил тот, – я спустился с верхнего этажа, где ждал тебя, чтобы ложиться спать. Те же люди, которые ударили тебя, кинулись ко мне и чуть не задушили, а потом привязали к этой скамье. После этого они ушли, погасив огонь. Вот все, что я знаю.

– Ах, Боже мой, а что с хозяйкой? – спросила служанка, точно внезапно опомнившись.

– А Мэри? А ребенок? – прибавил ее муж, всплеснув руками.

Ла Виолетт не дал им времени ответить на эти вопросы. Он поспешил спросить:

– Но разве Шарля Лефевра не было тут? Не его ли искали убийцы?

– Нет, хозяин не приходил вот уже два дня. Здесь с нами только Мэри и ребенок.

– А эта дама, ваша хозяйка, ведь она белокурая, не так ли? Ведь это ее видел я вчера у окна? – продолжал тамбурмажор.

– Надо сказать вам, – ответила служанка, видимо оправившись, – что хозяина ожидали у нас в доме с третьего дня. Сегодня вечером явился какой-то человек с запиской к хозяйке: должно быть, хозяин вызывал ее к себе. Как бы то ни было, она немедленно собралась и уехала, приказав нам хорошенько стеречь дом, а Мэри оставила при ребенке.

– Значит, ваша хозяйка не возвращалась? Ну, а эта Мэри и маленький мальчик… Где же они?

– Мэри с ребенком легли спать в своих комнатах. Это наверху.

– Поднимемся скорее к ним! – предложил ла Виолетт. – Мне, видите ли, кажется странным, что убийцы приходили сюда только с целью заткнуть вам рты и пришибить вас. Показывайте мне дорогу!

Старый ветеран взял свечу в левую руку, а в правую трость, и все они трое поднялись по внутренней лестнице.

Приблизившись к дверям детской, они ясно расслышали рыдания и глухой зов. Тогда тамбурмажор проворно распахнул дверь комнаты, откуда неслись эти зловещие звуки, и нашел привязанную к кровати, с заткнутым фуляром ртом молодую англичанку-бонну. Ла Виолетт вытащил платок у нее изо рта, и Мэри тотчас в испуге воскликнула: