Вне себя - ван Ковелер (Ковеларт) Дидье - Страница 8

Я опускаю веки, киваю.

— Так вы друг Мартина…

К нам подходит Поль де Кермер. Во мне после слов Мюриэль прибавилось боевого духу: я вскакиваю и, оказавшись с ним лицом к лицу, выпаливаю «нет». Моя спутница, перехватив меня за левую руку, сжимает мне пальцы, напоминая: не спешите.

— Работать с ним исключительно интересно, — продолжает Кермер, пропустив мой ответ мимо ушей.

— Давно он здесь?

— Неделю. Правда, появился всего раз, болеет. Ангина, простыл в самолете.

— Ну конечно, — киваю я, переглянувшись с Мюриэль. — Он не может разговаривать, так что не рискует выдать себя голосом.

— Выдать себя?

Я смотрю на него со всем дружелюбием, на какое только способен, и, положив обе руки ему на плечи, слово в слово пересказываю последнее письмо, которое послал ему по электронной почте из Йельского университета. Он перебивает меня, тыча пальцем:

— А, вы Родни, его ассистент!

— Я — это он. То есть он пытается выдать себя за меня.

— Что-что?

Тут вступает Мюриэль, рассказывает об аварии, о коме и о том, как я, выйдя из больницы, обнаружил дома незнакомца в моей пижаме. Профессор слушает — его брови ползут вверх, лоб морщится, — потом поворачивается ко мне.

— Это ваша жена?

— Нет, моя жена с ним.

Волосы у него рассыпались, он суетливо подбирает их, скручивает и снова стягивает в хвост.

— Я ведь видел мадам Харрис!

— Вы передали ей ключи от квартиры в кафе «Галери», — поспешно уточняю я, не давая ему времени усомниться во мне. — В день нашего приезда. Когда я в такси вот этой мадам ехал в аэропорт за ноутбуком… Кстати, Поль, когда вы виделись с ним, у него был ноутбук?

— Как? Да, кажется… Постойте, вы что, хотите сказать, что я работаю с самозванцем?

— Вы готовы дать показания в полиции?

— Может, еще и газетчикам, если на то пошло? Нет, ну надо же! Я, стало быть, пускаю на ветер деньги налогоплательщиков, вовлекая НИАИ в программу совместных исследований с каким-то самозванцем!

Он обессиленно плюхается на ящик.

— Но кто мог подложить мне такую свинью? Не Топик же, в самом деле!

— Топик?

— Нобелевский лауреат. Он со страниц «Монда» обвинил меня в фальсификации, когда я доказал, что эксперименты с генными мутациями кукурузы нарушают код ДНК и могут привести к появлению нового вируса. Мы, в НИАИ, находимся на государственной службе: это значит, что он обвиняет меня в должностном преступлении. Я подал на него в суд за клевету, и теперь он пытается дискредитировать меня всеми возможными способами… Но все-таки… — продолжает Кермер, помедлив секунды три, на тон ниже. — Нет, ваше предположение не выдерживает критики.

Я напоминаю, что это его предположение, а не мое. Он в негодовании вскакивает.

— В конце концов, где это видано — вот так запросто выдать себя за другого? Есть же документы, отпечатки пальцев… Что? Что я такого сказал?

— Спасибо. Я совсем забыл про отпечатки пальцев, — благодарю я и шепчу Мюриэль, что пойду в консульство, пусть мне их снимут для сравнения: они наверняка зарегистрированы в США.

— Послушайте-ка, — вдруг прищуривается Кермер, цепко ухватив меня за рукав, — а что если это вы химичите, пытаясь прикинуться Мартином Харрисом?

Мюриэль, опередив меня, заверяет, что тот начал первым, — и вдруг поворачивается ко мне. Уголок ее рта ползет вниз. Кажется, до нее дошло, что все о наших с ним стычках она знает только с моих слов. Теперь оба таращатся на меня, точно рыбы в ожидании корма за стеклом аквариума. Я выхожу из себя.

— Послушайте, так мы ни до чего не договоримся! Позвоните этому человеку, Поль, пусть он приедет сюда, к черту ангину… и вообще, я видел его час назад, он отлично выглядел и был вполне в голосе! Скажите ему, что происходит нечто важное, только не упоминайте обо мне, чтобы не насторожить его…

— Постойте, постойте… Кто мне докажет, что вы — не шпион «Монсанто»?

Я застываю с открытым ртом, а Мюриэль спрашивает, что это еще за зверь.

— Межнациональная корпорация, которая выпустила в продажу трансгены, якобы в целях борьбы с голодом во всемирном масштабе, на самом же деле — чтобы держать под контролем мировой рынок: семена-то приходится покупать каждый год!

Тыча в меня пальцем, де Кермер объясняет ей, все сильнее распаляясь, что если я заслан из «Монсанто», то моя цель — выяснить, в каком состоянии их с Мартином исследования на предмет опасности генных мутаций.

— Думали, так вам все здесь и выложат? — продолжает он, наскакивая на меня. — Размечтались! Пусть ваши хозяева придумают что-нибудь поумнее, если хотят знать, что их ждет!

— Прекратите, Поль! Я сам знаю все, ясно? Я знаю все потому, что я — это я. А на «Монсанто» работает скорее всего самозванец, возможно, это все объясняет, вы правы…

— Я не желаю рисковать! Уйдите!

— Да нет же, послушайте, все в ваших руках, вам решать! Поговорите с нами обоими, сопоставьте… Вы знаете большинство моих работ, так убедитесь, кто из нас настоящий.

— Это какое-то безумие, — вздыхает он, утирая потный лоб рукавом. — Я готовлю докладную записку для медицинской академии, у меня нет времени на… — Он вдруг умолкает, пристально смотрит на меня и медленно произносит: — В связи с каким случаем я заинтересовался вашими работами?

— Когда суд штата Висконсин, рассматривая дело об убийстве, счел возможным приобщить к делу свидетельство растений. Вы прочли в интернете мое экспертное заключение и, узнав, каким образом я разоблачил виновного, написали мне.

Он сплетает руки, поднимает правую ладонь, прикусывает ноготь, не сводя с меня глаз.

— Продолжайте.

Я лихорадочно ищу деталь, которая решила бы дело в мою пользу, хотя прекрасно понимаю, что Всемирная паутина позволяет кому угодно узнать все что угодно. Однако журналисты, освещавшие тот процесс, наверняка упустили какие-то подробности, известные мне одному.

— Преступление было совершено в оранжерее. Ни одного свидетеля, трое подозреваемых. Я предложил судье подключить электроды к гортензиям, после чего перед ними прошли один за другим двенадцать человек, в их числе подозреваемые. Стрелка гальванометра зашкалила, когда приблизился брат убитого. Дело, конечно, не в том, что растения подали сигнал, желая помочь правосудию, им на это плевать, но убийца и жертва дрались в оранжерее и помяли цветы: в присутствии виновного у гортензий сработала система электрохимической защиты. Убийца был так потрясен, что сознался.

Свой рассказ я закончил, глядя в глаза Мюриэль.

— Невероятно… — выдыхает она.

Кермер останавливает ее нетерпеливым жестом, выпаливает следующий вопрос:

— Чего я жду от нашего сотрудничества?

— Доказательства двойной контаминации. Вы предполагаете, что мутации трансгенных растений идут в нарастающем темпе и передаются соседствующим с ними нормальным растениям, которые в качестве защитного сигнала выделяют газ, способный еще больше ускорить неконтролируемые мутации трансгенов.

— На чем я основываюсь?

— На моих выводах о повышении содержания танина в листьях акаций при нападении антилоп.

— А в чем мы расходимся?

— Мутации, которые я наблюдал, были только реакцией на внешние раздражители. Но пока у меня нет оснований полагать, что внедрение гена защиты против гусеницы-огневки грозит изменением ДНК, — зато я доказал, что это совершенно бесполезно: кукуруза защищается самостоятельно, подавая газовый сигнал, привлекающий истребителей огневки, однако распространению этого газа мешают пестициды. Если отказаться от трансгенов и пестицидов, мы вернемся к самозащите кукурузы, ничего нам не стоящей и безопасной.

— Как зовут моего племянника?

Я смотрю на него — и впервые теряюсь. Роюсь в памяти, перебираю имена… Напряженный взгляд Мюриэль и тиканье стенных часов создают впечатление пародии на телеигру.

— Ну? — торопит меня Кермер.

— Постойте, — протестует Мюриэль, — ведь по вашим опытам он ответил на «отлично»…

— Это ничего не доказывает: любой хакер мог прочесть наши письма и вызубрить их наизусть. А попадаются как раз на таких мелочах, на личных подробностях, которым не придают значения. Так как зовут моего племянника?