На дальних мирах (сборник) - Сильверберг Роберт - Страница 6

— Согласен, — кивнул Олфайри.

— Вы получите также и денежное вознаграждение, — добавил Вуор, но последнее волновало Олфайри меньше всего.

Бесконечное число миров встречалось в Провале, как и в любой точке пространства — времени. Однако только Провал позволял осуществить переход из одного мира в другой благодаря имеющимся там механизмам. Паутина тоннелей мгновенного перемещения пронизывала структуру Пространства. А Пересадочная станция являлась ее центром. Тот, кому удавалось убедить диспетчеров в том, что он имеет право на транспортацию, оказывался на нужной ему планете.

Бесконечность есть бесконечность. Тоннели открывали доступ в мир, свободный от материи, туда, где живые существа молодели с каждым днем и не знали, что такое старение.

И существовали миры, не известные сынам Адама, населенные гуманоидами, чьи головы располагались между плеч, а рот — на груди, одноногими и одноглазыми, со столь маленькими ртами, что им приходилось кормиться через соломинку. А еще были планеты с амебоподобными разумными существами, планеты, где перевоплощение считалось доказанным фактом, планеты, где мечты, словно по мановению волшебной палочки, тут же становились реальностью. Бесконечность есть бесконечность. Но для практических целей лишь две-три дюжины планет представляли какой-либо интерес, так как их связывали общие цели и пути развития.

На одной из них умелые хирурги могли излечить пораженное раком горло. Со временем методику операции передали бы на Землю в обмен на что-то не менее ценное, но Олфайри не мог ждать. Он заплатил назначенную цену, и диспетчеры Пересадочной станции отправили его на Хиннеранг.

И снова Олфайри не почувствовал, как черная дыра заглотила его. Он любил новые впечатления, и ему казалось несправедливым, что человека сжимают до нулевого объема и бесконечной плотности, а потом он не может передать свои ощущения. Но изменить он ничего не мог. Вновь для Олфайри создали умирающую звезду и тоннель черной дыры вынес его в точно такую же лабораторию на Хиннеранге.

Там по крайней мере Олфайри видел, что находится на другой планете. Красноватый солнечный свет, четыре луны в ночном небе, сила тяжести вдвое меньше, чем на Земле. Казалось, он может подпрыгнуть и сорвать с неба один из четырех плывущих по нему бриллиантов.

Хиннерангийцы, невысокие угловатые существа с красновато-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик извивающихся нитей, говорили низким шепотом, а их слова напоминали Олфайри язык басков. Однако маленькие приборчики мгновенно переводили непонятные звукосочетания на язык Данте, если у хиннерангийцев возникала необходимость общения с пациентом. Переводные устройства произвели на Олфайри гораздо большее впечатление, чем сам Провал, его механизм действия представлялся ему достаточно простым.

— Сначала мы избавим вас от боли, — сказал хирург.

— Блокируете мои болевые центры? — спросил Олфайри. — Перережете нервные пучки?

Ему показалось, что хирурга позабавили его вопросы.

— В нервной системе человека нет болевых центров. Есть лишь рецепторы, которые принимают и классифицируют нервные импульсы, поступающие от различных органов. А затем реагируют в соответствии с модальностью полученного сигнала. «Боль» — всего лишь обозначение определенной группы импульсов, не всегда неприятных. Мы изменим контролирующий орган, который принимает эти импульсы, так, что они не будут ассоциироваться с болью. Вся информация по-прежнему будет поступать в мозг. Но то, что вы чувствуете, уже не станет ощущаться как боль.

В другое время Олфайри с удовольствием обсудил бы с хирургом нюансы хиннерангийской болевой теории. Теперь его вполне устроило то, что они могли загасить огонь, бушующий в его горле.

И действительно, боль исчезла. Олфайри лежал в люльке из какого-то клейкого пенообразного материала, пока хирург готовился к следующему шагу — удалению поврежденных тканей, замене клеточного вещества, восстановлению пораженных опухолью органов. Олфайри свыкся с блестящими достижениями техники, операции же хиннерангийцев представлялись ему чудом. Вскоре от его шеи осталась лишь тоненькая полоска кожи. Казалось, еще одно движение луча — и голова Олфайри отделится от тела. Но хирурги знали свое дело. Когда операция закончилась, он мог говорить сам, без помощи вживляемого прибора. Олфайри вновь обрел гортань, голосовые связки. И сердце его гнало кровь по новым органам.

А рак? С ним покончено?

Хиннерангийцы не успокоились. Они охотились за дефектными клетками по всему телу Олфайри. Он увидел, что колонии раковых клеток обосновались в его легких, почках, кишечнике. Он увидел, как смертельные раны наносятся здоровым клеткам, превращая их в источник беды. Хиннерангийцы потрудились на славу. Они очистили тело Олфайри. Они удалили ему аппендикс и подлечили печень, чтобы она до конца дней справлялась с белым миланским. Потом его послали на отдых.

Он дышал воздухом Хиннеранга и наблюдал за четырьмя лунами, пляшущими словно газели на небе незнакомых созвездий. Тысячу раз в день он прикладывал руку к шее, все еще не веря в тепло вновь обретенной плоти. Он ел мясо неизвестных животных. И с каждым часом набирался сил.

Наконец, Олфайри пригласили в лабораторию, и тем же путем он вернулся на Пересадочную станцию.

— Вы немедленно приступаете к работе, — сказал Вуор. — Теперь это ваш кабинет.

Они находились в овальной комнате с розовыми, излучающими свет стенами. За одной из них находилась лаборатория, в которую прибывали просители. Вуор показал, как действует переключатель, открывающий визуальный доступ в лабораторию с любой стороны.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — спросил Олфайри.

— Сначала я покажу вам Пересадочную станцию, — ответил Вуор.

Олфайри пошел следом. Ему показалось, что станция представляет собой вращающееся в космосе колесо, разделенное на многочисленные отсеки. Но отсутствие иллюминаторов не позволяло подтвердить или опровергнуть это предположение. Размеры станции не поражали воображение, она не превосходила здания средних размеров. Значительную часть занимала силовая установка. Олфайри хотел было осмотреть генераторы, но Вуор увлек его дальше, к кафетерию, показал маленькую каюту, где ему предстояло жить пять лет, комнату, предназначенную для отправления религиозных обрядов, другие кабинеты.

Инопланетянин явно спешил. В коридорах им встречались молчаливые фигуры — представители пятидесяти цивилизаций. Почти все могли дышать кислородной атмосферой станции, но некоторым приходилось надевать маски, и оттого они казались еще более загадочными. Они кивали Вуору, с любопытством разглядывали Олфайри. «Посланцы народов, — думал Олфайри, — выполняющие обычную работу. И теперь я один из них, мелкий бюрократ. Но я жив и готов стать бюрократом в доказательство своей благодарности».

Они вернулись в кабинет с розовыми стенами.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — повторил Олфайри.

— Вы будете встречать тех, кто прибыл на Пересадочную станцию для того, чтобы попасть на нужную ему планету.

— Но это же ваша работа!

— Была, — ответил Вуор. — Мой срок истек. Моя должность освободилась, и вы займете ее. Как только вы приступите к исполнению своих обязанностей, я уйду.

— Вы говорили, что я буду заниматься административной работой. Организовывать, планировать…

— Это административная работа. В каждом случае вы должны учесть все до мельчайших деталей. У вас неограниченные возможности. И вы должны объективно оценить, кого послать дальше, а кого отправить назад.

У Олфайри задрожали руки.

— Я должен это решать? Я стану говорить «иди домой и догнивай» или «путь открыт»? Я дам жизнь одному и приговорю к смерти другого? Нет. Мне это не нужно. Я не бог.

— Я тоже, — сухо ответил инопланетянин. — Вы считаете, мне нравится эта работа? Но теперь я могу не думать о ней. Мой срок истек. Я был богом пять лет, Олфайри. Но вот пришел ваш черед.