2012 - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 6

Проходя мимо дряхлой, но родной «десятки», привычно подёргала дверцы. Заперты. Никто не наведывался. Да и брать давно нечего. В баке – только-только до заправки. Надо было давно переделать на что подешевле. А говорят, и переделывать не надо. Залить – и пойдёт. Была бы экономия. Рублей до полусотни. Купить виллу, нанять лакея, ни в чём себе не отказывать. Каблуки не для этой погоды: вязнут в асфальте, хотя и не совсем шпильки. Было бы надеть на среднем, широком. Но хотелось обязательно в тон. Для кого? Ни для кого. Для самой себя. Тот, ради кого надела бы всё на свете, – далеко. Да и появится ли вообще ещё – непонятно.

Подъезд. Солнце отсечено наглухо. Ура. Ура. Всё-таки старый дом – это старый дом, стены, а не карточная конструкция. Зимой тепло, летом не то чтобы прохладно, но лучше, чем на улице. Лифт работает. Научно-техническая революция!

Да, с деньгами неладно. И привычка, оставшаяся от родителей – давно уже покойной матери и древнего, но всё ещё живого отца: десятками не считать. Но ведь всё и состоит из них – тусклых, непрезентабельных, невыразительных атомов благосостояния. Их должно быть много. Очень много. А ещё точнее – их вообще не должно быть. Чтобы были пятитысячные, и как мелочь – тысячи и пятисотки.

В семнадцать, восемнадцать, двадцать лет говоришь себе: завтра всё это будет.

В тридцать: когда же это, наконец, будет? – по-людски, без свинства, без зацикленности на деньгах, вечно – деньгах, одних только деньгах?

Философия Тимофея. И чуть не стала твоей. Врёшь: стала. Но ненадолго. Пока не послушала Котовского. И поняла другое.

Человек должен быть добрым – вот к какому выводу приходишь, хлебнув горя, выбравшись из переполненного троллейбуса. Людей надо жалеть. В особенности тех, кому природа чего-то не додала. Которые чувствуют себя в чём-то ущербными. Страдают от комплексов.

И чем больше человеку дано – тем он должен быть добрее. И душевно шире.

К этому выводу ты пришла окончательно, когда познакомилась с Артёмом. И поняла, хотя и не сразу, что отношения людей и денег бывают разные. Или деньги – твои хозяева. Или командуешь ими ты. Сразу показалось, что Артём – из тех, кто командует. А вскоре и выяснилось: он и на самом деле командует. И не рублями. Людьми. Полковник. Жаль, что не столичный. И здесь оказался тогда ненадолго.

Познакомились в фитнесс-клубе. Он туда зашёл, как потом объяснял, от скуки. А может быть – это тоже его слова – судьба привела. Сразу запал не неё. Предложил провести день – выходной – вместе. Приняла приглашение. И в постель легла без угрызений совести. Свободный человек в свободном (как говорят) мире. Он тоже в разводе. То есть оба в ожогах, хотя и разной степени. Потому не склонные к быстрым кардинальным решениям. Но встречаться – а почему бы и нет?

Её природа не обделила. А то немногое, в чём поскупилась, возмещает косметика. Те самые Диоры, Ланкомы и тому подобные. Возмещает диета. Плавание. Теннис. Значит, следует быть доброй и широкой и в близости. В человеке, особенно в женщине, доброта должна быть сильнее всего. Даже любви.

А вот жадности быть не должно. И она до сих пор у Артёма ничего не просила. И не принимала. Почти. Ну, там, хорошую косметику, колечко… Но деньги – никогда.

Сначала казалось – проходной эпизод. Не более. Раз он к тому же из каких-то дальних мест. Куда её разве что по суду можно было бы заполучить. Да и для него тоже – столичное развлечение, рядовое приключение, солдат в краткосрочном отпуске, как сам он говорил. Помял московскую девицу – будет о чём вспоминать где-то у чёрта на рогах, на досуге, самодовольно ухмыляясь.

Но уже почти сразу отношения их пошли как-то, ну, нестандартно.

Первый день был ещё нормальным. У неё вот уже года полтора никого не было, перед тем, порвав с мужчиной по имени Тим, то есть не то чтобы окончательно порвав, но научившись избегать его, динамить (благо – он всегда так занят, так занят!..), полностью разочаровавшись, она решила: порезвилась – хватит, надо заниматься делом. Взяли её в так называемый штаб Котовского. Времени на переживание не осталось. Но, оказывается, желание копилось. И на этот раз она не стала сдерживаться – именно потому, что человек был совершенно со стороны – уедет, и забудешь навсегда. Поэтому первый день был, как бы сказать, праздником тела. Она получала, и отдавала не меньше. И у неё дома. И на Клязьминском водохранилище, чуть ли не у всех на глазах. И… Голодное тело насыщалось большими, жадными глотками. И его – тоже.

Но уже на второй день как-то всё больше стало возникать разговоров. Вернее, темы стали меняться, потому что болтаешь ведь всегда – в промежутках. Так, ни о чём, просто чтобы дух перевести, дать плоти время восстановиться. А тут вместо болтовни стало возникать всё больше других тем. Даже и на политические темы, хотя как раз они, похоже, интересовали нового знакомца меньше, чем, скажем, наука или искусство.

Как сказал в своё время хороший поэт – «что люблю, что читаю, что мечтаю в дороге найти»[1] …

И где-то в середине недели выяснилось вдруг, что говорить им даже интереснее. Важнее. Она удивилась было: провинциальный лейб-гусар оказывался куда более сведущим и в музыке, живописи, театре, и мало чем уступал в литературе. Правда, в киношных темах она оказалась куда сильнее. И в политике тоже – да иначе и быть не могло: она, как-никак, принадлежала к «штабу Котовского», хотя находилась там более на ролях «подай – убери». Но главным, пожалуй, было то, что Артём даже и об этих делах слушал с неменьшим удовольствием, чем рассказывал сам. Не старался подавить, пусть деликатно, но всё же напоминать время от времени, как Тим: «Женщина, знай своё место, оно всегда – второе». Короче – оказалось, что секс-игры – не главное между ними. Нужное, приятное, но не оно определяет.

Поэтому она не очень удивилась, когда на излёте отведенной ему службой недели, уже как бы начиная прощаться, он сказал:

– Люблю ясность. И хочу, чтобы она и у тебя была.

Она только кивнула, предчувствуя.

– Значит, так. Восприми со всей серьёзностью: предлагаю отношения продолжить навсегда. Обещаю: кроме тебя – никого, никогда. Оформление – любое, по первому твоему слову. Перспектива: к себе не зову. Тебе там делать нечего. Но если у тебя хватит терпения на… ну, не более года, думаю, что меньше – улажу всё, как надо. Предупреждаю: пока я там, связь будет с затруднениями, разве что через спутник – такие места. Но о себе буду докладывать при любой возможности. У тебя будет возможность отвечать. По-моему, я сказал всё. Итак?