Соблазн для Щелкунчика - Борохова Наталья Евгеньевна - Страница 1

Наталья Борохова

Соблазн для Щелкунчика

3 сентября 20… года (11 часов утра).

Областной суд крупного уральского города

Неяркое сентябрьское солнышко едва проникало сквозь неплотно прикрытые жалюзи в зал судебного заседания. Притихшие присутствующие на процессе застыли, стараясь не пропустить ни слова из оглашаемого судьей приговора. Усталая публика переминалась с ноги на ногу, терпеливо дожидаясь финала. Всех мучил один и тот же, вопрос: посадят или отпустят? Если посадят, то надолго ли?

Судья продолжала монотонно читать приговор, откладывая в сторону уже оглашенные страницы, и стопочка листов на столе все росла. Юридические термины, налезая друг на друга, формировали судебное решение. И как ни старались присутствующие в зале понять, куда клонит слепая Фемида, им это не удавалось. Самые сообразительные пытались отгадать суть окончательного вердикта по лицам служителей правосудия. Но сделать это было не просто. Народные заседатели, почтенного возраста дедок и бабуля, явно томились и думали, похоже, только о чем-то своем. Изредка они с тоской поглядывали на медленно растущую стопочку прочитанных листов обвинительного заключения. Каменное лицо государственного обвинителя ничего не выражало. Защитники были взволнованы, но прочитать на их физиономиях что-то определенное было трудно. Самый молодой адвокат – привлекательная девушка с бледным лицом и невообразимой расцветки ярким шейным платком, записывала отдельные моменты приговора себе в блокнот. Она волновалась больше других. Ручка несколько раз выскальзывала из ее дрожащих пальцев и падала на пол. Девушка украдкой подбирала ее, стараясь не привлекать к себе внимания. И все же эта ее суета попала в поле зрения председательствующей. Оторвавшись от чтения приговора, судья смерила не в меру впечатлительного адвоката ледяным взглядом, намереваясь сделать ей строгое внушение, но в последний момент передумала. Чтение приговора было продолжено несколько в более бодром темпе. Тележурналисты и публика слегка приободрились, получив маленькую надежду на то, что заключительная часть судебного решения уже не за горами…

«Господи, помоги! Ну смилуйся, ради всего святого. Ты знаешь, как будет выглядеть этот человек через двадцать три года? Сейчас ему двадцать пять. Значит, освободится он в сорок восемь. Казалось бы – всего ничего. Мужчины под пятьдесят обычно еще довольно привлекательны… Да, но только не после тюрьмы. Худой, изможденный зэк, обозленный на весь белый свет, страдающий всеми мыслимыми болячками…»

Неизвестно, были ли услышаны слова молодого адвоката, но судья, потеряв терпение, поинтересовалась:

– Адвокат Дубровская! Как вы полагаете, чем мы тут занимаемся? – спокойный тон женщины явно не предвещал ничего хорошего. – Если вам плохо, покиньте зал.

Елизавета взяла себя в руки.

– Извините, ваша честь! Мне хорошо… – она запнулась, опасаясь, что сморозила глупость.

– Тогда мы, с вашего позволения, продолжим. Судебная коллегия приговорила…

По залу пронесся вздох.

«Мне плохо! Мне очень плохо! Господи, если бы можно было вернуть все назад, я бы ни за что на свете не кинулась очертя голову в это дело. Пусть бы Петренко защищал другой адвокат. Умный и опытный. А кто такая я? Без году неделя в адвокатуре, вчерашняя студентка (хотя и отличница), но неисправимая идеалистка, папенькина дочка и наивная дуреха!»

Память услужливо вернула Елизавету в тот памятный день, в самом конце мая, когда все только начиналось…

Тремя месяцами раньше…

Молодой адвокат Елизавета Дубровская с самого утра пребывала в подавленном настроении.

День не задался с самого начала. Будильник не прозвонил вовремя. Когда Лиза соскочила с постели, было уже без четверти девять, то есть до назначенной встречи с клиенткой оставалось что-то около двадцати минут. На беду Елизаветы, городские службы водоснабжения именно в это злосчастное утро проводили плановое отключение воды в их районе. Разумеется, об этом жильцов информировали заранее. Однако, что вполне в духе Елизаветы, она это «приятное предупреждение» пропустила мимо ушей. Конечно, если бы дома оставалась мама или заботливая няня Софья Илларионовна, они бы не стали жертвами обычной для любого россиянина ситуации. Но старшее поколение вот уже неделю находилось на даче. Младший брат Елизаветы путешествовал по Золотому кольцу, а она была предоставлена самой себе. Одиночество ничуть не тяготило молодого адвоката, напротив, оно имело массу плюсов. Но в тот момент, когда девушка почти безнадежно пыталась нацедить из чайника скудное количество воды, она уже засомневалась, столь ли уж обременительна родительская опека для двадцатичетырехлетней девицы.

Протирая заспанные глаза, Елизавета мысленно ругала себя за несобранность. Если бы был жив отец, он непременно прочел бы ей нудную нотацию на тему той роли, которую играет внешний вид человека при завоевании профессиональных высот, да и в простом человеческом общении. Герман Дубровский был педантом, но при этом всегда оставался самым нежным, любящим и заботливым отцом и мужем. Он умер от сердечного приступа менее года назад, оставив семье неплохую материальную базу и престижную работу для Елизаветы. Одним словом, сделал все, чтобы и без него жизнь его обожаемых домочадцев не покатилась вниз по наклонной плоскости. И все же семью, лишившуюся крепкой мужской опоры, поджидали нелегкие времена и даже совсем нежданные испытания. Во-первых, Лизе почти сразу же вежливо отказали от места в самой престижной юридической фирме города. Взамен ей предложили адвокатскую практику в большой и бестолковой конторе, где о стабильном заработке приходилось только мечтать. Мать, в прошлом музыкант, а в настоящем – вдова богатого мужа, на несколько месяцев погрузилась в черную меланхолию. Младший брат Антон, почувствовав вольницу, стремительно съехал в школе на тройки, курил в подъезде, стал хамить всем по поводу и без него. В общем, семья крупного государственного чиновника в масштабах отдельно взятого федерального округа вступила в полосу адаптации к суровым условиям самостоятельной жизни.

Воспоминания об отце не способствовали улучшению дурного настроения Елизаветы. Девушка наскоро привела в порядок волосы, чиркнула помадой по губам и, с грустью констатировав, что ее внешний вид далек от совершенства, вылетела из квартиры. По дороге на работу она со страхом пыталась вспомнить, не забыла ли выключить в спешке утюг. Но поворачивать назад было уже поздно. Ее престарелая клиентка, должно быть, уже терзала адвокатов вопросами, куда могла запропаститься такая непунктуальная Елизавета Германовна.

Выскакивая из троллейбуса, Лиза зацепилась колготками за что-то острое, торчавшее из чьей-то грязной брезентовой сумки. «Наплевать!» – отчаянно подумала она, чувствуя, как предательская петля уже поползла вверх по ее лодыжке. Но на этом неприятности не закончились. Ворвавшись в помещение юридической консультации, Дубровская убедилась в том, что клиентка, из-за которой, собственно, и имел место весь утренний круговорот, еще не появлялась. А это означало, что Елизавета зря просидела за компьютером половину вчерашней ночи, составляя исковое заявление для бабули. К сожалению, это была довольно распространенная ситуация, когда клиент, не отважившись признаться, что не сможет оплатить услуги адвоката, просто не приходил в назначенный час.

Елизавета злилась, просматривая отпечатанные листы. Еще бы! Триста рублей гонорара для нее не были бы лишними: она с трудом привыкала к новой жизни и вынужденному режиму строгой экономии. Ее любимый «Пежо» опять стоял без бензина, что рождало черные мысли о его возможной продаже. Кому сказать – не поверят! В сознании российских граждан, адвокаты лопатой гребут дармовые деньги. А она, Елизавета Дубровская, сидя в своей обшарпанной юридической консультации, соображает, что бы такое соорудить сегодня на ужин подешевле…