Дело лошади танцовщицы с веерами - Гарднер Эрл Стенли - Страница 21

Она покачала головой.

– Этот человек – гостиничный детектив. Он спросил вас, куда вы направляетесь, и вы ответили, что идете к одному из постояльцев; он потребовал, чтобы вы ему сказали, к кому именно, и вы в результате сообщили, что к Джону Каллендеру.

– Нет. Совершенно точно. Ничего подобного.

– Вы не подходили вместе с гостиничным детективом к телефону, он не звонил в номер Каллендеру, тот ему не ответил, детектив не передал вам трубку, чтобы вы сказали Каллендеру, что находитесь в холле и хотите, чтобы он предложил вам подняться к нему?

– Ничего подобного.

– Когда вы заходили к Каллендеру, у вас был в руках скрипичный футляр?

– Нет.

– А у вас есть скрипка?

– Да.

– Есть от нее футляр?

– Да.

– Где он?

– Среди личных вещей в багажнике моей машины. Понимаете, когда я ушла от Джона, я, в общем, торопилась и решила, что сама буду зарабатывать себе на жизнь. Я взяла то немногое, что у меня было, действительно мои личные вещи, положила их в багажник своей старой машины и попросила, чтобы Джаспер отвез эту машину в город. Сама же взяла лошадь. Я знала, что в Вэлли-клубе в Броули требуются артисты. Я направилась туда и получила там работу.

– И пока вы там были, вашу лошадь украли?

– Или украли, или она заблудилась. Я всегда думала, что ее украли. Она была оседлана и взнуздана. Я ездила верхом. Обычно перед заходом солнца. Вы же знаете, там очень жарко и днем невозможно ездить верхом. Я, как правило, выезжала вечером. В тот день я каталась, пока не наступило время идти на работу, и когда я кончила кататься, то уже сомневалась, успею ли к первому акту. Я попросила человека, который ходил за лошадью, подождать пару часов, прежде чем расседлывать и разнуздывать ее.

– Почему?

– Потому что, во-первых, лошадь была взмылена и я не хотела, чтобы она входила в воду, пока не остынет, ну и, кроме того, я думала, что захочет покататься и мой брат.

– А он спрашивал вас, нельзя ли ему будет покататься в тот вечер?

– Да. Была лунная ночь, и он знал, конечно, что я буду работать у себя в ночном клубе.

– Ну и что произошло?

– Больше я не видела лошади. Когда я наутро спросила конюха, расседлал и разнуздал ли он ее, он сказал, что нет. Он предположил, что мой брат взял лошадь и не привел ее назад. Я знала, разумеется, что это ерунда. Нашла Джаспера и спросила его об этом. Оказалось, он приходил, чтобы взять лошадь, но ее не было. Он думал, что конюх расседлал ее, поэтому повернулся и ушел.

– Вы обычно привязывали лошадь?

– Нет. Просто закидывала вожжи на раму у яслей. Мне и в голову никогда не приходило, что она может уйти.

– А вы думаете, она ушла?

– По правде говоря, мистер Мейсон, я думаю, что лошадь украли. Практически каждый, кто проходил мимо и у кого хватило бы смелости, мог сделать это.

– Хорошо, – сказал Мейсон, – теперь вернемся к вашей работе в Империал-Вэлли. Что вы делали после того, как уехали из Броули?

– Это долгая история, – ответила она.

– Я хочу услышать ее.

– С первого дня, как стала танцевать с веерами, я имела большой успех. Я стремлюсь быть грациозной и стараюсь, чтобы мое выступление всегда было символом изящества и раскованности. Я не расхаживаю по сцене, сняв с себя все, что можно, как многие другие. Я действительно стараюсь делать то, что имеет какой-то смысл. Можете смеяться, но это так. Я свободна от условностей. Люди не любят всегда быть рабами условностей, и, ну, в общем, это трудно выразить словами… Там была девушка, сложенная почти в точности как я, она хотела стать танцовщицей с веерами. Я познакомилась с ней, пока выступала там. Она была в кордебалете. Это, в общем, невеселая жизнь для девушки. Им все перепадает – и шишки, и тяжелая работа, и развлекаются с ними тоже. Конечно, во многих заведениях такое не допускается, но если ты девушка из кордебалета, то и к этому приходится быть готовой – ну, в общем, это зависит от того, где работаешь. Во всяком случае, эта девушка не стала продаваться за деньги. Она была сама по себе. И естественно, хотела расти. И вот как-то раз, когда я уже выходила замуж, эта девушка, Айрин Килби, зашла ко мне и сказала, что я сделала себе имя и что у меня все выступления расписаны вперед, что не стоит их отменять. Почему бы ей не взять мое имя и не продолжить выступления в тех представлениях, которые уже запланированы? Она бы начала выступать под именем Лоис Фентон, но использовала бы сценический псевдоним Шери Чи-Чи, и постепенно люди привыкли бы именно к этому имени, и тогда она – как только публика привыкнет – постепенно вообще перестала бы использовать мое настоящее имя.

– И вы согласились?

– Я из великодушия сказала ей, чтобы она действовала.

– Вы подписали что-нибудь?

– Да. Именно здесь я и сваляла дурака. Я дала ей письмо, из которого следовало, что она могла использовать мое имя и мои ангажементы до тех пор, пока я не захотела бы снова вернуться на сцену; что я должна была получить назад свои ангажементы в любое время, когда бы у меня ни возникла потребность в этом. Мы обе подписали это письмо, но я не сделала копии. Письмо осталось у нее. Мой муж был свидетелем. Когда он расписался как свидетель, то сказал, что будет охранять мои интересы, поскольку знает условия, на которых мы заключили соглашение.

– Что произошло, когда вы уехали из Броули?

– Я не видела смысла в том, чтобы, вернувшись на сцену, снова, с самого начала создавать себе карьеру. Позвонила мистеру Барлоу и сказала ему, что я где-то потеряла расписание своих выступлений, и попросила его зачитать мне его по телефону. Он зачитал, и я все записала. Потом послала Айрин телеграмму, где сообщала, что она отныне должна действовать самостоятельно, так как на следующий день я уезжаю.

– И что она?

– Дала мне ответную телеграмму, что она уже воспользовалась всеми моими ангажементами. Заявила, что всего добилась благодаря своим способностям, что всюду выступала как Шери Чи-Чи и что я теперь должна поискать себе другие возможности. Она знала, что у меня не осталось копии того письма и что мой муж пальцем не пошевельнет, чтобы помочь мне. Он хотел, чтобы я потерпела полный провал. Он даже сказал ей имена всех моих обожателей.

– Что вы предприняли?

– Я решила, что надую ее. Говоря по правде, Айрин ничего собой не представляет как танцовщица. Просто раздевается и машет веерами. Она по-настоящему о веерах и не думает, а старается просто разыгрывать сладострастие. С этим все в порядке, когда перед тобой определенная публика, но надо ведь все время помнить, что в подобных ночных клубах практически не бывает приличных людей. А это значит, что они приходят посмотреть именно приличное представление, потому что с ними вместе приходят их жены или девушки и они совсем не хотят видеть что-то слишком откровенное. Поэтому я решила, что просто приду на следующее представление и начну выступление до того, как появится Айрин, и проведу сама все шоу. А потом, когда объявится Айрин и скажет, что она должна была выступать, я бы предложила ей выйти перед публикой, и пусть тогда менеджер выбирает – она или я. Я знала, что в этом случае с ней было бы все кончено.

– Но вы этого не сделали?

– Айрин обскакала меня. Она была в Паломино еще до того, как я смогла туда добраться. Ее дружок, Гарри, все устроил для нее. Тогда я решила дать ей закончить представление, а сама собралась поехать в другой клуб, где раньше выступала, рассказать менеджеру, что я закончила свое предыдущее представление раньше, и предложить ему – в качестве дополнительной приманки, – что в течение двух вечеров буду выступать за половину платы или что-нибудь в этом роде.

– Что вы делали после того, как вышли от Каллендера в отеле «Ричмелл»? – спросил Мейсон. – У вас есть какое-нибудь алиби?

Она отрицательно покачала головой.

– Я должен на время изолировать вас, Лоис, – сказал Мейсон.

– Почему?

– Потому что у вас сейчас под ногами земля горит. Вас скоро начнет разыскивать полиция. Они станут просматривать регистрационные книги в отелях, будут передавать по радио описание вашей внешности, и каждый водитель в городе, у кого в машине есть радио, будет искать вас.