Лалангамена (сборник) - Диксон Гордон Руперт - Страница 67

Вера в чудеса покинула ее, когда она узнала, кому будут принадлежать крылья. Колль… Все вернулось к Коллю.

Отмахнувшись от тяжелых мыслей, Марис продолжала бездумно наблюдать за полетами.

Наступил последний день недели. День вступления Колля в Возраст.

Гостей было не много, хотя принимал сам Правитель, полноватый человек с добрым лицом, прятавшимся в огромной бороде, которая, он надеялся, придает ему строгий вид. Он встречал всех у дверей, разодетый по случаю в богатейшую одежду: драгоценные вышитые ткани, медные и бронзовые кольца и тяжелое ожерелье из настоящего кованого железа. Но приветствовал гостей он с искренней теплотой.

Для пира был отведен большой зал. Тесаные деревянные перекладины под потолком, факелы вдоль стен, алый ковер под ногами. Стол ломился от яств: кива с Шотана и собственные вина Эмберли, сыры с Кульхолла, фрукты с Внешних Островов, большие чаши зеленого салата. Над огнем медленно поворачивался на вертеле жареный морской кот.

Друзья-островитяне окружили Колля. Слышались громкие поздравления. Некоторые пытались заговорить с Марис.

— …У тебя брат летатель, какая ты счастливая!..

— Сама была летателем!..

Была, была, была… Ей хотелось плакать. Летателей собралось достаточно, но Марис от этого страдала еще больше. Корм, как всегда изящный, просто излучал обаяние, рассказывая небылицы о дальних странах целой компании глядящих на него во все глаза девчонок с острова. Шалли так зажигательно танцевала, что никто в зале не мог с ней сравниться. Прибыли летатели с других островов: Анни с Кульхолла, Джемис-младший, стареющий Хелмер, которому уже через год придется передать крылья дочери, еще несколько человек с ближних островов, трое Восточных. Все — ее друзья, ее братья, товарищи по Эйри…

Сейчас они избегали ее. Анни вежливо улыбнулась и отвернулась. Джемис передал привет от отца, потом замолчал, неловко переминаясь с ноги на ногу, и явно вздохнул с облегчением, когда Марис его отпустила. Даже Корм, всегда гордившийся своей выдержкой, чувствовал себя рядом с ней не- уютно. Он принес ей бокал горячей кивы, потом вдруг увидел в другом конце зала друга, с которым ему «просто необходимо» было поговорить.

Чувствуя себя отрезанной от всех, Марис нашла свободное кожаное кресло у окна и присела. Там она и оставалась, потягивая киву и прислушиваясь к усиливающемуся шуму ветра за ставнями. В общем-то она их не осуждала. Кому интересен бывший летатель без крыльев?… Она даже была рада, что не прилетели Гарт, Доррель и еще несколько других летателей, которых она особенно любила…

В дверях возникло какое-то движение, и Марис немного воспряла духом: прибыл Баррион.

Она невольно улыбнулась. Хотя Расе считал, что Баррион плохо влияет на Колля, седой певец с глубоким раскатистым голосом и неизменной гитарой ей всегда нравился. Говорили, что он лучший певец на Эмберли. По крайней мере так говорили Колль и, разумеется, сам Баррион. Но он утверждал также, что побывал более чем на десятке островов. А разве это возможно без крыльев? И еще Баррион говорил, будто гитара его прибыла сюда множество поколений назад с Земли вместе с самими Звездоплавателями. Его семья, как он уверяй совершенно серьезно, ожидая, что Колль и Марис ему поверят, передавала гитару от отца к сыну до тех пор, пока она не попала к нему. Но Марис была уверена, что это выдумка: кто будет хранить и передавать гитару, как будто это пара крыльев?…

Правдива эта история или нет, но и без нее Баррион был достаточно интересен и романтичен, а уж пел, как сам ветер! Колль учился у него песенному мастерству, и теперь они были большими друзьями.

Правитель дружески похлопал его по плечу, Баррион засмеялся, потом сел и приготовился петь. Зал затих, и даже Корм прервал очередную байку на полуслове.

Баррион начал с «Песни о Звездоплавателях». Баллада была древняя, первая из тех, что родились на этой планете. Он пел просто, с хорошо знакомыми интонациями, и его глубокий голос умиротворяюще подействовал на Марис. Сколько раз она слышала эту песню, когда Колль засиживался с гитарой за полночь! Голос у него иногда срывался, и это его злило. В каждой третьей строфе он пускал жуткого «петуха», потом с минуту ругался, и Марис, бывало, уже лежа в постели, не могла удержаться от смеха, когда снизу доносились эти звуки.

А теперь, увлеченная исполнением певца, она внимательно вслушивалась в слова о Звездоплавателях и их звездных кораблях с огромными — на многие сотни миль — серебряными парусами, ловящими дикий солнечный ветер. Вся история планеты в песне… Таинственный шторм. Покалеченный звездный корабль. Камеры, в которых люди могли умирать на время полета. Рассказ о том, как корабль сбился с курса и попал в этот мир, мир бесконечного океана и бушующих штормов. Мир, где единственная земля — эта тысяча разбросанных по всей планете скалистых островов. Мир, где никогда не прекращается ветер. Песня рассказывала о посадке корабля, который вовсе не был предназначен для посадки, о тысячах погибших в своих камерах, о том, как солнечный парус — чуть тяжелее воздуха — опустился на воду, превратив море в серебро на много миль вокруг Шотана. Баррион пел о могучем волшебстве Звездоплавателей, об их мечте восстановить корабль и о медленной агонии умирания этой мечты. Он поведал о постепенном закате могущества волшебных машин, закате, который предвестил тьму. О битве недалеко от Большого Шотана, в которой Старый Капитан и верные ему люди погибли, защищая драгоценный металлический парус от своих же сыновей. Затем сыновья Звездоплавателей, первые дети на Гавани Ветров, с помощью последних остатков волшебства разрезали парус на куски и из обломков корабля, из того металла, который еще можно было использовать, сделали крылья. Ведь разбросанным по островам людям Гавани Ветров нужна была связь. А когда нет ни металла, ни горючего, когда океаны грозят штормами и хищниками и только ветер дается даром, выбор один — крылья.

Последние аккорды растаяли в воздухе, и Марис, как всегда, когда она слушала эту балладу, задумалась… Было жаль Звездоплавателей. Старый Капитан и его команда тоже были летателями, хотя их крылья подчиняли себе другой ветер, ветер звезд. Им пришлось уступить тем, кто придумал новый способ летать…

Баррион ответил улыбкой на чью-то просьбу и завел новую песню. Потом несколько древних песен с Земли, памятных всем, а потом он огляделся вокруг и предложил свою композицию: развеселую застольную песню про сциллу, которая приняла рыбачий корабль за самку.

Марис едва слушала, вся во власти мыслей о Звездоплавателях… В чем-то они напоминали ей героя сказки про Деревянные Крылья. Они также не могли отказаться от своей мечты. Значит, должны были погибнуть? Понимали они, какой ценой расплачиваются за тягу к небу?

— Баррион! — крикнул Расс. — Сегодня летатель вступает в Возраст! Спой что-нибудь летательское.

Певец улыбнулся, кивнул. Марис оглянулась.

Расс стоял у стола с бокалом вина в руке. Гордая улыбка не сходила с его лица. «Скоро его сын будет летателем, — думала Марис, — а про меня он и не вспомнит». Она чувствовала себя лишней на празднике.

Одну за другой Баррион пел песни летателей. Баллады Внешних Островов, Шотана, Кульхолла, Эмберли, Повита… Пел о летателях-призраках, навсегда затерявшихся над океаном, когда они послушались Капитана-Правителя и взяли в небо оружие… В редкий штиль их можно увидеть, бесцельно мечущихся на призрачных крыльях. Так по крайней мере утверждают легенды. Но летатели, которые попадают в штиль, редко возвращаются рассказать о том, что видели, так что никто не уверен, где тут правда, а где выдумка…

Баррион пел о седом Ройне, которому было за восемьдесят, когда его внук-летатель был убит в ссоре из-за женщины. Старый Ройн взял крылья, догнал убийцу и отомстил ему за смерть летателя…

Баллада о Джени и Ароне, самая печальная из всех. Джени родилась калекой и жила со своей матерью. Не имея возможности ходить, она все свое время проводила у окна, выходящего к прыжковой скале Малого Шотана. Так Джени полюбила Арона, молодого веселого летателя, и в ее мечтах он отвечал ей взаимностью. Но однажды она увидела его в небе вместе с другим летателем — красивой рыжеволосой девушкой. Приземлившись, Арон обнял свою подругу, и они поцеловались. Когда мать Джени вернулась домой, ей дочь была мертва. Она умерла от горя. Арон, когда ему об этом рассказали, не позволил хоронить эту незнакомую ему до того девушку на острове. Он взял ее с собой на скалу, одел крылья и унес далеко в море, чтобы похоронить, как хоронят летателей.