Лалангамена (сборник) - Диксон Гордон Руперт - Страница 65

Марис стала расправлять крылья, руки у нее дрожали, ей вдруг опять стало холодно. Доррель пытался помочь. Их пальцы все время натыкались друг на друга в темноте, и они смеялись над собственной неловкостью. Марис позволила Доррелю растянуть одно крыло, потом, вдруг вспомнив Ворона, отстранила его, подняла второе крыло и резким движением замкнула последний сегмент. Все готово.

— Счастливо… — сказал наконец Доррель.

Марис открыла было рот, потом смешалась и несколько раз кивнула головой.

— И тебе тоже, — помолчав, ответила она. — Береги себя. Я… — но не смогла солгать, отвернулась, подбежала к краю и бросилась в ночное небо.

Одиноко было над едва освещенным звездами неподвижным морем. Ветер постоянно дул с запада, приходилось маневрировать, теряя скорость и время, и лишь далеко за полночь Марис увидела вдали маяк Малого Эмберли, своего родного острова. Подлетев ближе, она заметила у посадочной площадки еще один огонек. Должно быть, дежурный. Хотя им давно пора уйти домой: мало кто летает так поздно…

Резко ударило по ногам, и Марис протащило по земле, но она быстро поднялась, ругая себя за невнимательность. Сама виновата: нельзя отвлекаться во время посадки.

Огонек приблизился.

— Все-таки решила вернуться? — послышался из темноты резкий, суровый голос. Расе, ее отец, приемный отец, подошел ближе, держа фонарь в здоровой левой руке. Правая висела безжизненной плетью у бедра.

— Я залетала на Эйри, — сказала Марис настороженно. — Ты беспокоился?

— Должен был лететь Колль. — Лицо Расса превратилось в суровую маску.

— Колль спал, — ответила Марис. — И он медлителен. Я уверена, он упустил бы предштормовые ветры, попал бы под дождь и добирался бы целую вечность. Если бы вообще добрался. Он плохо летает в дождь.

— Значит, ему нужно тренироваться. Парень должен сам делать свои ошибки. Ты была его учителем, но скоро крылья будут принадлежать ему. Летателем будет Колль, а не ты.

Марис вздрогнула, как от удара. Этот человек учил ее летать, он так гордился ею, ее умением, ее способностью интуитивно чувствовать, что следует делать в воздухе!

Когда-то он сказал, что крылья будут принадлежать ей, хотя она не была ему родной дочерью. Расе с женой взяли Марис, когда совсем уже решили, что у них не будет своего ребенка — наследника крыльев. Несчастный случай отобрал у Расса возможность подниматься в небо, и было так важно найти кого-нибудь, кто заменил бы его. Если не родной человек, то хотя бы кто-нибудь, кого он любит. Жена его отказалась учиться летать: тридцать пять лет она прожила без крыльев и теперь не собиралась прыгать ни с каких скал «что с крыльями, что без них». Да и поздно уже. Летатель должен быть молодым. Тогда Расе и взял в дом осиротевшую дочь рыбака Марис и обучил ее летать. Как свою собственную дочь полюбил он маленькую девчонку, которая все свободное время, вместо того чтобы играть с другими детьми, проводила на прыжковой скале, наблюдая за летателями жадными глазами.

А потом, против всяческих ожиданий, на свет появился Колль. Мать не выдержала длительных и трудных родов. Марис, тогда еще сама ребенок, помнила ту темную ночь, людей, бегающих взад-вперед, своего приемного отца, беспомощно плачущего в углу. Но Колль выжил, выжил, хотя на это почти не было надежды. И Марис заботами и любовью заменила ему мать. Так продолжалось семь лет. Семь лет она любила его как брата и как сына. Все это время Расе учил ее летать.

Кончилось это однажды вечером, когда он сказал, что крылья будут принадлежать его сыну, маленькому Коллю…

И сейчас на берегу воспоминания с новой силой нахлынули на Марис.

— Я летаю гораздо лучше, чем он когда-нибудь сможет, — сказала она дрожащим голосом.

— Не спорю. Но это не имеет значения. Колль мой родной сын.

— Это несправедливо! — закричала Марис, давая волю протесту, затаенному еще с тех пор, когда Расе решил, чьи будут крылья, в канун ее вступления в Возраст.

К тому времени Колль уже вырос, окреп. Он был еще слишком мал, чтобы владеть крыльями, но в тринадцать лет крылья должны были перейти к нему. У Марис не было на них никаких прав. Таков был закон летателей, чтимый с давних пор, еще со времен Звездоплавателей, легендарных людей, которые и создали крылья. Первый ребенок в семье летателя наследует крылья. И умение здесь ничего не значит. Только право рождения. А Марис родилась в рыбацкой семье, которая не оставила ей ничего, кроме обломков старой деревянной лодки…

— Справедливо или нет — таков закон, Марис. Ты знала это давно, но просто не хотела принимать всерьез. Шесть лет ты играла в летателей, и я позволял, потому что тебе это нравилось, потому что Коллю был нужен опытный учитель и еще потому, что для нашего большого острова два оставшихся летателя слишком мало. Но ты с самого начала знала, что это кончится…

В душе у Марис все болело. Зачем он так? Ведь он по себе знает, что значит расстаться с небом…

— Пошли! — сказал Расе. — Ты больше не будешь летать.

Крылья все еще не были сложены.

— Я убегу! — не помня себя от отчаяния крикнула Марис. — И ты никогда больше меня не увидишь! Я убегу на какой-нибудь остров, где нет летателя. Они будут рады мне независимо от того, как мне достались эти крылья.

— Этого никогда не случится, — грустно сказал Расе. Другие летатели будут избегать этот остров. Так уже было, когда сумасшедший Правитель Кеннехата велел казнить Летателя, Принесшего Плохие Вести. У тебя отберут крылья, куда бы ты ни полетела. Ни один Правитель не пойдет на риск.

— Тогда я… поломаю их! — Марис была уже на грани срыва и сама не понимала, что говорит. — Он тоже никогда не полетит, я…

Фонарь выскользнул у Расса из пальцев, разбитое стекло звякнуло на камнях, и свет погас. Единственной здоровой рукой Расе крепко ухватил Марис за запястье.

— Ты не сможешь, даже если бы захотела. И ты не поступишь так с Коллем. Но все-таки отдай мне крылья.

— Я не буду…

— Не знаю, что ты будешь или не будешь. Утром я думал, что ты решила погибнуть во время шторма, чтобы не расставаться с крыльями. Потому так испугался и разозлился. Я знаю, каково это, Марис. Но ты не должна винить Колля.

— Я не виню… и я не стану удерживать его от полетов. Но я так хочу летать сама!.. Отец, ну пожалуйста.

Слезы побежали по ее щекам, и она двинулась ближе к Рассу, ища у него утешения.

— Марис, — он хотел было обнять ее, утешить, но мешали крылья. — Я ничего не могу сделать. Так уж все сложилось. Тебе придется научиться жить без крыльев, как пришлось мне. По крайней мере ты летала. Ты знаешь, что такое летать.

— Но этого мало! — сквозь слезы отозвалась Марис. Когда я была маленькой, еще даже не твоей, я думала, этого достаточно. Ты был тогда лучшим летателем Эмберли. Я смотрела на тебя и на других со скалы и думала: если бы мне хоть на минутку крылья, то этого будет достаточно, я была бы счастлива на всю жизнь. Но это не так. Я не могу теперь…

Суровые морщины исчезли с лица Расса, он ласково прикоснулся к ее щеке, отер слезы.

— Может быть, ты права, — сказал он с усилием. Я думал, если позволю тебе полетать хоть немного, это будет лучше, чем ничего. Но не получилось, да? Теперь ты никогда не сможешь быть счастлива. Не сможешь жить как бескрылые, потому что ты летала. Ты знаешь, как это прекрасно, и теперь будешь чувствовать себя обделенной.

Он внезапно замолчал, и Марис поняла, что он говорит не столько о ней, сколько о себе.

Он помог ей снять и аккуратно сложить крылья, после чего они направились к дому. Дом, двухэтажное деревянное строение, стоял в окружении деревьев на берегу ручья. Летатели могли позволить себе жить привольно. В дверях Расе пожелал Марис спокойной ночи и унес крылья с собой наверх. Марис хотелось плакать… Что же она наделала? Отец ей больше не верит?

Она забрела на кухню, нашла сыр, холодное мясо, чай и отнесла все в гостиную. Зажгла свечу в центре стола, поела немного, не сводя завороженного взгляда с танцующего пламени.