Механизм Времени - Валентинов Андрей - Страница 17

Коснувшись шеи – там, где синел ручеек вены, – он ощутил ровный, еле заметно пульсирующий холод...

– Добро пожаловать домой, братец!

Черные губы взорвала усмешка. Пальцы, изящные и тонкие, сжали руку князя. Вцепились в запястье – не отодрать! – красные ногти. Волмонтович вздрогнул, словно его обожгло пламенем, рванулся назад; поднял вторую, свободную, руку, защищая лицо. Но удара не последовало. Пальцы-клещи усилили нажим, ослабели, разжались; отпустили...

Сгинули.

Осталась лишь боль от нелюдского захвата.

Боль осталась, но что-то исчезло. Князь попытался сообразить, что именно. Не успел. Порыв ледяного ветра взметнул ночь, как осеннюю листву. Женщина вскочила – бурая корка на лице, вечернее платье испорчено, пронзено шальной пулей напротив сердца. В пальцах, будь они прокляты, – браслет.

Тусклый блеск.

– Я положу этот алюминиум тебе в гроб, братец-дурачок. До встречи!..

Пин-эр вновь опоздала, замешкалась – второй раз за эту безумную ночь. Китаянка набегала от дома, видела, знала, как сбить куан-ши с ног, если не удастся сразу вырвать у нее добычу... Нет, зря, все зря! – узкое, змеиное тело ввинтилось в небеса, зимний вихрь смел с булыжника пыль, грязь, кровь...

– До встречи, сестренка! – шепнул, дрожа от ненависти, Волмонтович. – До скорой!

– Браслет! Что с браслетом?

Эрстед опустил пистолет. Куда стрелять? В кого?! Разве что пустить пулю себе в лоб. Он сглупил, попал в ловушку – мальчишка! щенок!.. ученик. И сам едва не погиб, и спутников подставил.

– Сломала, – князь глядел на опустевшее запястье, качал головой. – Замок сломала, двумя пальцами. Сильна, курва! Я... Я ранен, Андерс.

– Вылечим! Казимир, ты же знаешь...

– Я очень скверно ранен. Ее кровь смешалась с моей. Боюсь...

На тыльной стороне ладони кровоточила не рана – глубокая царапина. Ногти прорезали кожу, чужая кровь залила руку. Со стороны взглянуть – пустяк, безделица. Промыть водой, залить спиртом. Но Эрстед даже не попытался спорить. И успокаивать друга не стал.

Нечем.

3

Когда нет тем для разговора, поминай погоду.

Гере Торвен окинул взглядом горизонт, затянутый тучами. Кажется, до грозы недалеко. Свинцовая вода в мелкой ряби. Стылый ветер, низкое небо валится на голову. Июнь называется!

– Обсерватория обещала «ясно, без перемен». Говорят, у англичан принят закон о смертной казни за неверный прогноз. А я еще думал: что у них есть хорошего, кроме пудинга?

– Ага...

Ответ Эрстеда не удовлетворил Зануду. Помощник гере академика слишком любил порядок. И логику. Живи Торвен в средневековой Окситании, по примеру трубадуров объявил бы ее своей Прекрасной Дамой.

Дама была недовольна паладином.

– Не сходится пасьянс, полковник. Если и впрямь Филон начал войну – вас бы уже похоронили в Париже. На кладбище Монпарнас, с оркестром, с грудой цветов. Ты лег бы первым. Выходит, Филон не бил? – по носу щелкнул, для памяти.

– Филону не нужен мертвец, дружище. Ему нужен подранок – чтобы привел к гнезду. Об Эльсиноре он, скорее всего, не знает. Вернее, о начинке нашего Эльсинора... Да, лучше бы мы не появлялись в Дании. Но нам не оставили выбора. Князь умирает; мы, считай, опоздали.

Гере Торвен переглянулся с Прекрасной Дамой. Логика сокрушенно вздохнула.

– Князю требуется врач, полковник. Врач – а не твоя, извини за прямоту, лаборатория. Не в обиду будь сказано, но ты слишком увлекся...

– Чем?

– Экзотикой. Упырей не существует. Оборотней – тоже. Привидений. Баньши. Мальчиков-с-Пальчик. XIX век на дворе – уж прости, что напоминаю.

– Упырей не существует, – кивнул Эрстед. – Однако случаются редкие, неизвестные современной науке болезни. Которые требуют нетрадиционных методов лечения.

– Шаманских плясок?

– Нет. Скажем иначе: электрического воздействия и... алюминиумной блокады. Я не одинок, дружище Торвен. В госпитале Санпетриер месье Дюпотэ уже десять лет практикует лечение магнитами. Врач Климес не боится вслух говорить об электробиологии. Три года назад Жюль Клокэ делал доклад в Медицинской академии – об успешном использовании месмеризма как анестезии во время операций. Он излагал факты, а господа академики кричали, что пациентка Клокэ притворялась. Нарочно, дрянь этакая, не чувствовала боли! – чтобы досадить академикам... Ты любишь Гете? «Мы все имеем в себе нечто от магнетических или электрических сил, и сами, подобно магниту, производим отталкивающее или притягательное воздействие...» Кстати, в жизни случаются не только редкие болезни. Видишь?

Он указал вперед, на рябь Эресунна.

– По курсу, чуть левее.

Торвен вначале не понял. Удивился, решил, что пора задуматься об окулярах. Серое и серое, рябь и...

...Зеленое!

Пролив, знакомый с детства. Две морских мили в ширину, если смотреть со стен Кронборга. Глубина на фарватере – двадцать пять футов. Вода – глянцевитая за кормой, по носу напоминает «гусиную кожу». Да, есть зеленое пятнышко... Пятно. Оно растет! Справа – второе, третье!..

«Травяные лужайки» в кружевной белой кайме.

– Привидений не существует, Торвен. Зато существует физика. И гидравлика. Проклятье! Пойду, доложу капитану.

Зануда остался один – в компании с Дамой Логикой и маленькими зелененькими пятнышками. Привидений – нет. Водяных чертей? – никак нет, и баста. Иначе самое время на них грешить. Засели на дне пролива, хвостами воду пенят. Отсюда и зелень, и кружева.

Если же чертей оставить в покое, на дне останутся физика с гидравликой. Течение Эресунна встретило преграду? Приливную волну?

Он вздохнул, возвращаясь мыслями в прошлое.

Давным-давно, когда все еще жили-были, малыш Торбен с родителями гостил на Лофотенских островах – у дальних родичей матушки. Отчего бы не съездить? Индюшка – не птица, Норвегия – не заграница. До войны, разорвавшей страну на части, оставалась куча времени.

Густой запах рыбы. Смешные домики Свольвера. Обветренные лица. Не слишком понятная норвежская речь:

– Ближе не подходи, детка То-о-орбен! Иначе со скалы нувер... навернешься, так. Смотри, смотри, в вашей лу-у-уже такого не увидишь. Смотри-и-и!

Малыш смотрел. Дивился. Вест-фьорд, узкий рубеж между островами с потешными именами – Фере и Москенесе. За фьордом – скалистая гряда. Если в чайку превратиться, глянуть сверху – вроде как воронка. И зеленые пятнышки в белой кайме. Откуда? Минуту назад их не было, он точно помнит.

Да они растут, растут! И как быстро!..

– Это наш Мальстрем, детка То-о-орбен. Сейчас прилив, он просыпается...

– Мальстрем? Не может быть!

Дама Логика согласилась. Эресунн – не Вест-фьорд. Там – природный уникум, сильное течение встречает могучую приливную волну. Море вскипает зеленью проплешин, собирает их в одну кучу, превращая в воронку-великаншу – гладкие стены ада, обрамленные пеной.

Горе несчастным, кто задержался в пути!

Палуба вздрогнула. Ударил столб белого пара. Нос пироскафа задрался – казалось, «Анхольт» решил прыгнуть. Обошлось – нос с шумом обрушился в бурлящую воду, яростно перемалываемую колесами.

Самый полный!

– Надеюсь, успеем!

Эрстед не подошел – подбежал, схватился здоровой рукой за стальную стойку. Качнуло. Он сцепил зубы, удерживаясь; тихо выругался.

– Сзади еще парочка. Растут! А мы – как раз посередке. Обложили, мерзавцы. Идем прямо: повезет – проскочим.

Зануда молчал. Растут, не поспоришь! Пока еще не воронки – вмятины в серой ряби. И пены прибавилось, как на Лофотенах. Странное дело – он успокоился. Волноваться незачем. Из Мальстрема не спастись. Ни ему, с ногой, перебитой шведскими пулями, ни здоровякам из экипажа.

«Вы что, бессмертие купили, юнкер Торвен? Штыки примкнуть! В атаку!»

– Обложили, полковник? Филон – штукарь, но не бог Нептун. Думаешь, он и ветер подгадал, чтобы твой шарльер к Ратуше доставить?