Двадцать два несчастья 3 (СИ) - Сугралинов Данияр - Страница 20

— Проходи, Сергей. Что-то давно тебя не видно было.

Интонация была ровной, нейтральной, и я не понял, звучит ли в ней упрек.

Я активировал эмпатический модуль.

Сканирование завершено.

Объект: Альберт Каримович, 75 лет.

Доминирующие состояния:

— Легкая настороженность (58%).

— Спокойное любопытство (51%).

— Возрастная усталость (46%).

Дополнительные маркеры:

— Оценивающий взгляд.

— Поза нейтральная, без признаков враждебности.

Интересно. Старик относился ко мне с осторожностью, но без неприязни. Скорее, он пытался понять, зачем я пришел. Что ж, это было разумно. Зная Серегину безалаберность и его долговую историю, любой бы насторожился.

Я же видел его впервые, а потому с интересом рассмотрел, как следует. Высокий, под метр восемьдесят, несмотря на возраст. Сухощавый, с выправкой, которую не скроешь даже домашним халатом. Лицо изможденное, с глубокими морщинами, но черты резкие: высокий лоб, орлиный нос с горбинкой, впалые щеки. Седые, чуть волнистые, волосы аккуратно зачесаны назад. Глаза темные, внимательные. На шее у него висела небольшая лупа на шнурке — наверняка для чтения мелкого шрифта.

Я разулся и отказался от предложенных ветхих войлочных тапочек. В носках прошел в комнату, стараясь ступать тихо.

Хозяин жил в однушке, но комната оказалась огромная. Вполне возможно, здесь когда-то было даже две комнаты, которые соединили в одну. И это пространство превратилось в настоящую сокровищницу.

Он усадил меня в продавленное кресло с вытертой бархатной обивкой и включил старый торшер с полинявшим абажуром. Мягкий теплый свет разлился по комнате, высвечивая углы с антикварными шкафами и огромные ряды полок. Там были бесконечные книги, книги, книги, выстроившиеся ровными рядами.

Боже мой.

При виде этого великолепия меня буквально затрясло от восторга. Я словно попал в сказку! Первым порывом было вскочить и бежать к этим расчудесным стеллажам, изучая корешки, вдыхая запах старой бумаги и типографской краски. Даже отсюда я видел, что книги все букинистические, многие явно дореволюционные, в потертых кожаных переплетах с золотым тиснением.

Но я усилием воли подавил это желание.

Потому что, зная Серегину репутацию, хозяин квартиры вполне мог решить, что я оцениваю стоимость книг, для того чтобы потом украсть и продать. Ведь раньше Сереге постоянно нужны были деньги, и он мог пойти на что угодно. Я продолжил сидеть в кресле, хотя меня буквально распирало от нетерпения и желания изучить эту библиотеку.

Как же мне хотелось просто полистать эти книги! Взять в руки томик Пушкина в издании девятнадцатого века, почувствовать шершавость пожелтевших страниц…

— Альберт Каримович, надо поговорить, — сказал я, когда он опустил на столик небольшой бронзовый поднос.

Явно чеканка работы восточных мастеров. Старинный, с патиной и стершимися узорами. На подносе стоял маленький кофейничек и две миниатюрные чашечки, тоже медные, ручной работы. Потертость и благородный налет времени говорили о том, что этим предметам лет сто как минимум.

Он налил мне кофе, даже не спрашивая, буду ли я пить, действуя как радушный хозяин.

Кофе я любил, ведь от него сплошная польза: снижение риска диабета, защита печени, профилактика болезней Паркинсона и Альцгеймера. Две–три чашки в день только на пользу. Но не вечером. Потому что кофеин блокирует аденозиновые рецепторы часов на шесть–восемь, и если выпить его сейчас, заснуть вовремя не получится. А мне и так хватало проблем со здоровьем в этом теле, чтобы еще добавлять к ним недосып.

Но тут одуряющий аромат кофе с кардамоном ударил в нос, и у меня закружилась голова от желания его выпить.

И я сдался. Только один малюсенький глоточек сделаю, и все! Пригублю, буквально чтобы распробовать на языке, а пить не буду!

И я попробовал, наслаждаясь вкусом.

А очнулся только тогда, когда опустошил чашку до дна. Хотя там и было буквально на два глоточка. Старик, судя по всему, готовил кофе на песчаной бане в медной джезве, следуя традициям. Напиток получился густой, насыщенный, с легкой горчинкой и пряным послевкусием.

— Спасибо, — сказал я вслух. — Очень вкусный кофе.

— Так что ты хотел, Сережа? — чинно спросил сосед, отставляя свою чашку.

— Альберт Каримович, я вам долг принес, — сказал я, доставая деньги. — Пять тысяч пятьсот, как в блокноте записано. Но, если я вам должен больше, скажите, пожалуйста. Вы же знаете, какой я раньше был… мог и не записать чего-то. Если должен еще — отдам сразу. Прямо сейчас.

Валера, который все это время сидел у меня под курткой, мяукнул и чихнул, привлекая к себе внимание.

Хозяин перевел взгляд на кота. И вдруг его лицо смягчилось. Морщины разгладились, в темных глазах появилась теплота.

— Какой у тебя котик! — сказал он, и в голосе его прозвучала неподдельная доброта.

Он поцокал языком, рассматривая Валеру.

— Интересный котик. Я недавно видел такого, только постарше. Точнее, кошечку. Она живет в соседнем дворе. И у нее были котята, а потом их не стало.

— Куда же они делись? — спросил я, заинтересовавшись.

— Возможно, хозяйка утопила. Или собрала в мешок, вывезла в поле и выпустила. Так многие поступают, к сожалению.

Я сжал кулаки под столом. Хотел бы я встретить ту хозяйку и поговорить с ней. Очень спокойно и обстоятельно объяснить, что именно она сделала. Просто донести простую мысль: живое — это не вещь, которую можно выбросить, когда надоело. Такие разговоры редко что-то меняют, но иногда достаточно одного правильного слова, чтобы человек хотя бы на секунду увидел свою жестокость. А если не увидит — значит, там уже нечему помогать. Но попытаться все равно стоило бы.

Старик тем временем посмотрел на меня и сказал спокойно:

— Ты у меня занимал, Сережа, пять тысяч пятьсот рублей.

— Вот, — ответил я и протянул ему деньги, подсчитывая купюры. — Благодарю, что выручили тогда.

Он взял деньги, но не спрятал их сразу. Положил на стол и внимательно посмотрел на меня. Долгим, изучающим взглядом.

— Ты изменился, Сережа.

— В каком смысле? — осторожно спросил я.

— В хорошем, — неожиданно сказал он. — Речь другая. Поведение другое. Глаза другие. Раньше ты смотрел… как бы это сказать… мимо людей. Сквозь них. О себе только думал, все жалел себя, а на других плевал. А сейчас… Вижу, за ум взялся.

Я молчал, не зная, что ответить.

— Знаешь, — продолжил он, откинувшись в кресле. — Я всю жизнь проработал в университете. Преподавал историю. И за эти годы научился видеть людей. Ты… словно стал другим человеком. Посвежел, говоришь вежливо… Это действительно радует.

Я снова активировал эмпатический модуль.

Сканирование завершено.

Объект: Альберт Каримович, 75 лет.

Доминирующие состояния:

— Удивление искреннее (64%).

— Осторожная надежда (57%).

— Интеллектуальное любопытство (55%).

Дополнительные маркеры:

— Переоценка собеседника.

— Желание продолжить разговор.

— Сосредоточенность на собеседнике.

Он изменил свое мнение обо мне. Прямо сейчас, на моих глазах. И это было… странно приятно.

— Альберт Каримович, — осторожно начал я, — а можно я как-нибудь зайду к вам еще? Просто поговорить. И… может быть, посмотреть вашу библиотеку? Я не буду ничего трогать без разрешения, просто… очень люблю книги.

Старик посмотрел на меня долгим взглядом.

— Можешь, — наконец сказал он. — Приходи. Только предупреждай заранее, Сережа, чтобы я кофе успел сварить.

И впервые за весь разговор он улыбнулся. Едва заметно, но улыбнулся.

Мы распрощались, и я вышел во двор, ощущая облегчение. От того, что я избавился от части мелких долгов, хотелось выкрикнуть «Да-а-а!» прямо в тропосферу, празднуя маленькую победу.