Грань силы (СИ) - Рябов Яков Сергеевич - Страница 13

— Смогу, — не слишком-то уверенно сказал он.

Ноги тряслись, а колени в любую секунду грозились предательски подогнуться. И всё же Константин сделал первый шаг вперёд. Его сильно качнуло, но падения снова удалось избежать. А за первым шагом тут же последовали второй и третий. Константина мутило, голова раскалывалась, а картинка перед глазами то и дело плыла, периодически скатываясь до неразличимого месива. Однако чем дольше он шёл, тем большая в нём разгоралась решимость. У него появилась цель. Пройти вперёд и выбраться из ямы. Крохотная задача, которая вместе с тем была предельно чёткой и понятной. А ясность — это хорошо. Потому что именно её-то сейчас Константину больше всего и не доставало.

Поравнявшись с Тимофеем и Женей, Константин чувствовал себя так, будто только что покорил Эверест. И в хорошем, и в плохом смыслах.

— Держи, — протянул ему Тимофей одну из своих лыжных палок, и Константин с благодарным кивком её принял.

Перенос части веса на третью опору немного выправил ситуацию, и несколько секунд спустя Константин даже начал чуть медленнее дышать.

— Наш дом в трёх километрах отсюда, — сказал следом Тимофей. — Там найдётся одежда и горячая еда. Но придётся идти по сугробам. Справишься?

Константин кивнул.

Он понятия не имел, мог ли в самом деле такой путь осилить, но попытаться было всяко лучше, чем и дальше оставаться здесь одному. Лучше идти. Хоть куда-то.

— Тогда пойдёшь впереди, — произнёс Тимофей следом. — Двигаться туда, — ткнул он пальцем вправо и немного себе за спину. Как раз с того направления за ним и Женей тянулась пара лыжных следов. — Мы сразу за тобой.

Константин ещё раз кивнул. Он отлично понимал, почему ему не сказали: «Следуй за нами».

— Только лыжню, пожалуйста, не порть, — добавила Женя.

— Постараюсь, — ответил Константин и даже выдавил из себя нечто похожее на искреннюю улыбку. — Спасибо вам, — вновь обратился он к Тимофею. — Вы меня просто спасли.

— Рано ещё благодарить, сынок, — сказал Тимофей, чуть смещая свои лыжи, чтобы дать Константину пройти. — Сперва до дома дойдём, а там и поговорим.

— Конечно, — согласился Константин. — Всё расскажу, — заверил он. — Только можно всё-таки узнать, а где мы? Вижу, что не город, но хотя бы какая область?

— Не, ну ты точно перебрал, дядь, — со смешком проговорила Женя. — Свердловская. Тут недалеко село Мраморское. А на электричке можно до самого Свердловска доехать.

— Ха, — растерянно выдохнул Константин. — Понял. Спасибо.

Больше он ничего не спрашивал.

Свердловская область…

А тюрьма, где он отбывал своё наказание, находилась в Ростовской.

И как такое могло быть?

Глава 7

Пётр остановился у стула и начал медленно раздеваться. Его пальцы аккуратно расстёгивали одну пуговицу за другой, после чего Пётр снял с себя чёрный китель и повесил его на спинку. Затем ровно то же самое произошло с и рубашкой. Пётр остался обнажённым по пояс.

Повернувшись, он неспешным шагом двинулся к противоположному концу помещения, где не было ничего, кроме приставленной к стене металлической плиты. На её поверхности играло отражение единственной лампы под потолком, а когда Пётр подошёл ближе, то увидел и собственный искажённый лик. Точно такой же серый и металлический. Точно такой же безразличный.

Некоторое время Пётр просто стоял. Не шевелясь, не моргая и даже не дыша. Собственно, дышать ему в нынешнем состоянии было и не нужно, однако он, как правило, всё равно продолжал это делать. Для речи в лёгких обязан присутствовать воздух. Да и сила привычки свою роль тоже играла. Когда ты делаешь что-то с самого рождения, сложно потом просто взять и перестать. Несмотря ни на что, Пётр оставался человеком. Со всеми его слабостями и пороками.

Однако сейчас, с каждой проходящей секундой, человеческого в нём становилось всё меньше.

Пётр смотрел на свою гротескную в отражении фигуру, но видел нечто совершенно иное. Он видел поле боя. Всё вокруг горело, здания лежали в руинах, а под их обломками виднелись сотни и тысячи тел. Покалеченных и изуродованных. Некоторые ещё подавали признаки жизни, крича и рыдая, тогда как другие уже окончательно испустили дух. Раскалённый воздух содрогался от молитв и проклятий, а чёрный дым заволок небеса.

Пётр взирал на всё это и чувствовал, как закипает в жилах кровь. Но не от праведного гнева и не от желания прекратить или хотя бы отомстить виновным. Вовсе нет. Холодное металлическое сердце Петра согревалось от мыслей о том, насколько же раскинувшаяся перед ним картина была прекрасна.

Он сделал шаг вперёд, и чья-то кость хрустнула под его стопой. Пётр опустил взгляд вниз, и обнаружил обуглившуюся и почерневшую женщину. Её ноги раздавило обломком стены, а теперь вот и Пётр, не заметив, отнял у неё руку. На лишённом глаз мёртвом лице застыло выражение бесконечной агонии. Пётр внимательно к нему присмотрелся, поднял левую ногу и тут же опустил её вниз, вслушиваясь в звук раздробляемого черепа. Уголки его губ сами собой изогнулись в тени удовлетворённой улыбки.

Но этого было мало. Слишком мало.

Пётр продолжил своё шествие, давя и кроша поступью всё большее количество останков, как вдруг раздался выстрел. Перед Петром возник одинокий солдат с полуавтоматической штурмовой винтовкой. Пуля смялась и отскочила от отливающей серебром груди, однако солдата это не остановило. Он продолжил нажимать на курок, посылая в Петра всё новые порции свинца.

Да… Так было гораздо лучше…

Пётр подошёл к безумно палящему в него солдату, сжал руку в кулак и нанёс ровно один удар. Удар, от которого голова мужчины попросту взорвалась, разлетевшись сотней кровавый ошмётков.

И в этот же самый момент настоящее, а не воображаемое, тело Петра впечатало свой кулак в плиту напротив. Металл врезался в металл с силой, полностью соответствующей тому эффекту, что Петру рисовало его возбуждённое сознание. Однако не последовало ни скрежета, ни даже просто характерного звука столкновения. Не было абсолютно ничего. Только лишь оглушающая в своей неизменности тишина.

За первым ударом последовал второй. А за вторым третий. Пётр бил плиту перед собой со всё нарастающим темпом, покуда сцена в его голове также лишь набирала обороты. На место одному солдату пришёл десяток. И вооружены они теперь были отнюдь не только винтовками. В левую скулу Петра врезался снаряд, выпущенный из гранатомёта, а по его животу застучали выстрелы из крупнокалиберного пулемёта.

Рёв пламени окончательно уступил место грохоту выстрелов.

Удар — труп. Удар — труп. Удар — труп. Петру ни разу не приходилось касаться кого-то дважды. Его первого «аргумента» хватало всем без исключения. Плоть и кости банально были слишком хрупки, слабы и ненадёжны на фоне его органического металла. И менее чем через тридцать секунд никто из атаковавшей Петра десятки был не в состоянии и дальше давить на курок.

Но на место каждого убитого приходили трое новых.

А ещё появлялась техника. Очень много тяжёлой техники, чьи орудия были направлены только на одного Петра.

И ему это нравилось. Так, что просто невозможно описать словами. И оттого улыбка его становилась всё шире и шире.

По Петру стреляли танки, в него пускали ракеты вертолёты, а пролетавшие высоко в небе бомбардировщики сбрасывали на него тонны взрывчатых веществ. Но ничто из этого не могло его ранить. Ничто из этого было не в силах его даже притормозить.

Пётр шёл вперёд и сокрушал абсолютно всё, что оказывалось на его пути. Люди умирали, а техника ломалась. Пётр разрывал танковую броню руками и ими же отнимал жизни каждого, кто находился внутри. Кровь лилась рекой, а взрывы, выстрелы и крики не утихали ни на секунду. Догоравшие остовы зданий и те распадались и рушились на километры вокруг от одних только отголосков всё разгорающейся битвы.

Но Петру было мало даже этого. Его жажда разрушений по-прежнему требовала ещё.

И всё это время его руки продолжали колотить плиту из вибрания. Редчайшего из известных человеку металлов, что при правильной обработке становился практически неразрушим. Он впитывал в себя всю направленную на него кинетическую энергию и использовал её для укрепления собственной молекулярной структуры. Тот объём, что сейчас находился перед Петром, стоил как годовой бюджет нескольких городов-миллионников. А он использовал его, как обычную боксёрскую грушу.