Варяг III (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 2

Асгейр лишь мотнул головой, без лишних слов собирая вокруг себя верных людей. Торгрим молча кивнул и поднялся на ноги. Его умные глаза уже оценивающе скользили по остаткам частокола.

— Лейф! — мой голос сорвался на крик. Я увидел высокую фигуру воина, который, казалось, искал, куда бы приложить свою ярость. — Собери пленных в одном месте. Всех, кто выжил из отрядов Харальда. И организуй надежную охрану. Я не хочу самосуда.

Лейф хотел было возразить, но затем лишь сурово кивнул и сильнее сжал рукоять своего топора.

— Будет сделано, Рюрик.

Все разошлись, и на мгновение я остался один посреди этого хаоса. Но одиночество было обманчивым. Десятки глаз по-прежнему следили за мной. Ждали. Я был тем, кто должен был нести этот груз. А мне до смерти хотелось от него спрятаться…

Главный дом Бьёрна, еще недавно бывший символом власти и семьи, теперь представлял собой жалкое зрелище. Дверь висела на одной петле, внутри пахло дымом, кровью и страхом. Я превратил его в подобие лазарета. Лучшего места не было.

Первое, что я сделал, входя внутрь, — окинул взглядом большую горницу, ища глазами белоголовых мальчишек. Но, понятное дело, я их не увидел… Вокруг звучали лишь стоны раненых, разложенных на полу на разостланных шкурах.

Ко мне подошел один из хёвдингов, старый воин с перевязанной головой.

— Рюрик… Дети ярла Гранборга — те, кого усыновил Бьёрн… — он качнул головой, его глаза были пусты. — Их убили в первую же атаку. Прямо у ворот. Они… они выбежали с деревянными мечами.

Я скрипнул зубами. Звук был настолько громким в моей голове, что на мгновение заглушил все вокруг. Аксель. Олаф. Дети Эйрика… Их детские, одухотворенные лица, их мечты о подвигах… Все оборвалось тупым ударом топора какого-то безликого воина Харальда.

Вера в людей в моем сердце начинала стремительно таять. Большая ее часть сгорела вместе с Буянборгом, истекла кровью на его улицах. Остались лишь инстинкты. Инстинкт выживания. Инстинкт долга. И единственным лекарством от этой всепоглощающей тьмы была суета. Какое-нибудь дело. Какое-нибудь физическое, ощутимое действие.

И я окунулся в работу с исступлением утопающего.

Люди Эйвинда, сами едва держась на ногах, приносили раненых. Это был кровавый конвейер, не знающий конца. Я мыл раны кипяченой водой, которую удалось в спешке вскипятить на очаге. Поливал их медом, найденным в разгромленных кладовых. Накладывал повязки из разорванных рубашек. Ампутировал раздробленные конечности, прижигал культи раскаленным железом, которое подносил мне один юркий юнец — сын какого-то хёвдинга, потерявшего руку. Я поил их отварами из ромашки и тысячелистника — единственное, что мне удалось тут найти.

Я работал на автомате, мои движения были резкими, точными, но душа отсутствовала. Она пряталась где-то глубоко внутри, свернувшись клубком ужаса. Я и сам еле стоял на ногах. Рана на икре пылала адским огнем, каждый шаг отзывался в мозгу ослепительной вспышкой. Запястье, поврежденное в схватке, ныло тупой, изматывающей болью. Рука опухла и плохо слушалась.

Но я не мог остановиться. Пока я штопал, резал, прижигал — я что-то контролировал. Я не позволял хаосу поглотить себя. Я созидал. Не дома, не крепости, а самую малость — я возвращал людям шанс на жизнь. Одному воину. Другому. Третьему. И с каждой спасенной жизнью камень вины на моей шее становился чуть-чуть легче.

Ко мне подвели юного парня, не старше двадцати. У него была ужасная рана на животе. Кишки вываливались наружу. Он смотрел на меня широко раскрытыми, полными слез глазами.

— Я умру? — прошептал он.

Я смотрел на него и знал, что умрет. Знания моего времени были бессильны здесь, без антибиотиков, без стерильных условий, без сложной хирургии. Да и какой из меня хирург⁈ Обыкновенный обыватель — дилетант!

— Я буду молиться богам за тебя, — хрипло сказал я, начиная промывать рану. Я знал, что это бесполезно. Но я не мог просто оставить его умирать в одиночестве.

Именно в этот момент, глядя на его страдающее лицо, я твердо решил: хватит. Этот мир не должен зависеть от одного-единственного «целителя», пришедшего из иного века. Я обучу их всех базовой гигиене, обработке ран, остановке кровотечений. Пусть это знание, как крошечные семена, прорастет здесь и спасет хоть кого-то в будущем…

Время потеряло смысл. Свет из проломов в стене сменился вечерними сумерками. Я уже не чувствовал ни рук, ни ног, только одно сплошное, огненное пятно боли и усталости. Я делал перевязку старому воину, когда ко мне подошел один из викингов, чье лицо мне было знакомо, но имя я забыл. Он молча протянул мне бурдюк.

— Мед, — хрипло сказал он. — Выпей, Рюрик. Ты нам еще нужен.

Я кивнул, слишком измотанный для слов. Принял бурдюк и сделал несколько долгих, сладких глотков. Густая, тягучая жидкость обожгла горло, но тут же по телу разлилась благодатная теплота, ненадолго отогнав предательскую дрожь истощения.

— Спасибо, — выдохнул я, возвращая бурдюк.

Он кивнул и отошел в сторону. Я глубоко вздохнул, собираясь с силами, и подошел к следующей группе раненых, расположившихся у дальней стены.

И тут мое сердце упало. Среди них лежал Карк.

Он был бледен, как полотно, его жилистое тело не шевелилось. Темные и колючие глаза были открыты и смотрели на меня с мрачной иронией. На его грязной рубахе ниже ребер расплывалось огромное багровое пятно.

— О-о-о, здравствуй, Рюрик, — просипел он, и на его губах выступила розовая пена. Голос был слабым, но насмешливым. — Видишь, как оно сложилось? Боги, видимо, таки заметили мои скромные пакости и решили покарать меня за грехи.

Я молча опустился на колени рядом с ним, отодвигая окровавленную ткань одежды. Рана была ужасной. Глубокая, рваная, явно нанесенная боевым топором. Сквозь нее проглядывало что-то темное и пульсирующее. Смертный приговор.

— Как тебя ранили? — спросил я, хотя все и так было ясно.

Карк кашлянул, и брызги крови окрасили его подбородок.

— В мою «темницу» ворвались… — он имел в виду сарай, где его держали под замком. — Думали, что у меня серебро припрятано… В общем, одного я уложил… успел, старый пес… Ну а другие церемониться не стали. В итоге… в итоге брюхо мне распороли. — Он попытался усмехнуться, но получился лишь болезненный оскал. — Не хочу светить перед тобой кишками, скальд. Дай мне просто спокойно умереть. Закрой глаза и свали.

Я посмотрел на него. На этого подлого, жестокого наемника, который не раз пытался меня убить, который убил Эйнара. Но в этот момент я не видел врага. Я видел страдающего человека, обреченного на мучительную, долгую агонию.

— Я не могу, — тихо сказал я.

— Можешь, — настойчиво прошептал Карк, и в его глазах вспыхнул странный огонек. — Я хоть и прожил паскудную жизнь, но хочу в Вальхаллу. А туда, как ты знаешь, берут не с перерезанным горлом в постели, а с мечом в руках. Так что катись-ка ты отсюда. Это мое последнее проявление мужества. Не отнимай его у меня. Оставь мне право на него. — Он снова закашлялся. — А твоим друзьям, которых я порешил… Эйнару тому же… я передам привет от тебя. Обещаю.

Я отстраненно кивнул. Его логика была чудовищной, но в рамках этого мира — безупречной. Он просил не о жизни, а о достойной смерти. О последнем акте контроля над своей судьбой.

Я медленно поднялся. Зашел к нему за голову, чтобы он не видел моего лица. Чтобы это было между ним и богами, в которых он верил. Мои пальцы сжали рукоять сакса.

Он все равно уже был мертвецом. Его страдания могли длиться часами, днями. А многие в этом зале, те, кто помнил его злодеяния, могли не выдержать и добить его с насмешками и плевками, лишив его последней надежды на Вальхаллу.

Я занес нож. Последовал резкий и точный удар вниз. Лезвие вошло между ребер, прямо в сердце, с тихим, влажным звуком.

Тело Карка вздрогнуло и обмякло. На его лице, прямо у меня на глазах, расплылась благодарная улыбка. Будто он хотел сказать «спасибо».