После развода в 40. Между нами твоя истинная (СИ) - Гераскина Екатерина - Страница 18

Я развернулся, резко опустился, тяжело приземлился, повалив деревья. Взрыл когтями влажную почву. Ящер внутри сопротивлялся отчаянно, махал крыльями, разносил в щепки деревья, рычал. Я разрезал крыло, запахло кровью, но мне было плевать на всё, лишь бы удержать контроль.

Дракон внутри брыкался, бил по земле хвостом, тяжело мотал рогатой головой, и каждый его рывок отзывался болью в теле. Дракон сопротивлялся, загонял меня ментально в клетку ради свободы.

Я держал его из последних сил, потому что знал: если он восстановит контроль, то снова пойдёт к ней — к истинной.

Мне хотелось врезать ему кулаком по морде, вырвать звериное «я» из себя. И он, и я дошли до предела в нашем противостоянии.

Но я смог в последний момент переломить волю ящера. Связал ментальными цепями. Начал оборот. Ломались и срастались кости, рвались сухожилия.

Оборот отнял все физические силы.

Я лежал на спине, глядя в пасмурное небо, до тех пор, пока ветки деревьев не начали медленно срастаться надо мной.

Голова раскалывалась от отдачи. Дракон рычал, требовал вернуть его к паре.

А я пытался вспомнить, что было дальше — после того, как наши магические потоки с Кристиной соединились, и дракон смог перехватить контроль.

Но в голове было пусто.

Чешуйчатая скотина, отказывался приподнимать завесу памяти.

Твою же мать!

Вернуться в столицу в таком состоянии было безумие. Я поднял руки. Посмотрел на них. Слава богам, они не были в крови. Это значит, что я не причинил Кристине вреда. Её аромат от меня был слабым. Значит, чтобы не произошло дальше, я к ней не прикасался.

Я поднялся на ноги. Нужно было добраться до места, как можно скорее. Я торопился в сторону земляного холма, поросшего изумрудной травой. Завидел его среди вековых деревьев.

Здесь вообще было особое место.

Мир вокруг будто менялся — здесь дышалось легче, свободнее. Это место не походило на лес вокруг: кругом стояли высокие чёрные деревья, но этот холм был нереально зелёным, как будто из другого мира и на него все время светило солнце. Хотя в лесу был легкий полумрак даже днем. А еще тут пахло цветами, хотя ни одного не росло.

Я даже не успел ступить на порог, как дверь в земляной лачуге распахнулась и из неё вышла сгорбленная старуха в лохмотьях. Лицо у неё было как пергамент: морщинистое, пересохшее. Она казалась настолько древней, что было жутко представить, сколько ей лет. Но глаза — глаза были зелёные, слишком яркие, словно чужеродные для такого лица.

— Ты… — каркнула она, и голос её был хриплым.

— Забирай скор-рее.

Она шагнула ко мне, я упал на колени перед ней, дракон набирался сил и метался, пытаясь вырваться. Я выгнул спину, запрокинул голову, стиснул челюсти, выпустил когти. Я не мог дать ему вырваться.

Я вонзил острые когти в свои бедра. Это помогало оставаться в сознании.

— Дракон набирает силу слишком быстро, — проскрипела старуха, и между её бровей легла ещё более глубокая морщина.

— Знаю: он перехватил контроль снова. Я ничего… не помню. Я мог навредить своей… жене.

Старуха словно прислушалась к чему-то невидимому, затем твёрдо произнесла:

— Жива твоя Кристиэль.

— Что у тебя за способности? — рычал я от напряжения, не придав значению странному имени.

— Ты хочешь сейчас поговорить об этом?

Старуха вскинула седую бровь.

— Достаточно знать, что она жива и не пострадала, — ответил я, и на душе стало легче.

Кровь в висках стучала будто барабан.

Меня снова перекосило — дракон стал брать вверх.

— Никогда не слышал, чтобы сознание можно было расщепить… Разве истинность к этому приводит? — с трудом процедил я, зубы давно уже превратились в клыки, и мир вокруг стал ощущаться ярче. В голову ударило, как раскалённым молотом: дракон сопротивлялся, пытался завладеть моим разумом. Я вонзал когти в бёдра и прокручивал их, боль отрезвляла меня.

Старуха смотрела на меня внимательно.

— Ты проклят, — сказала она коротко.

— Проклят истинностью, — хрипло рассмеялся я, рыча.

— Нет, все драконы прокляты. Скажи спасибо своему императору.

— Не буду, — ответил я наконец. Чарльз Второй последний дракон в империи, кого я буду благодарить.

— Чем больше я забираю, тем сильнее ящер становится.

— Плевать, — отрезал я. — Значит, буду приходить еще чаще.

— Пойдёшь в дом или останешься здесь?

— Здесь, — выдавил я.

— Переносить я тебя не буду, будешь валяться на пороге, — сурово сказала она.

— Я не хочу навредить… ему.

— Не навредишь, — прошептала старуха, и вдруг приложила высохшую ладонь ко мне. Казалось, она выпустила когти, сжала затылок, глаза её полыхнули зелёным светом. Из ниоткуда она достала красный камень, похожий на сердце, но тусклый. Разжала руку и передала мне. — В руку бери, — приказала она.

Я взял и опустил голову на грудь, а дальше начался ад.

Дракон сопротивлялся, старуха колдовала.

— Ему… ведь лучше, — хрипло спросил я. Боялся услышать отрицательный ответ. Как же я боялся.

— Лучше… — прокаркала старуха.

— Я могу… на него посмотреть, — через боль спрашивал я.

— Можешь — когда придёшь в себя, — промолвила старуха.

Мое сознание накрылось пеленой. Я погрузился в агонию и боль. Дракон не желал расставаться с силой.

Глава 22

Арден

— Вставай, — проговорила старуха, и плеснула мне в лицо воды.

Я раскрыл глаза. Был все в том же лесу, на той же сырой земле, и вокруг было темно. Плотно сплетенные ветви скрывали даже звезды. Свет луны не проходил сюда.

Только редкие светлячки освещали её странную хижину, покрытую изумрудной травой.

Я сел, вытер лицо, вода стекала по подбородку.

Старуха непостижимым образом уже сидела на скамейке из корней и ветвей. А ведь только мгновение назад нависала надо мной. Не заметил даже как она переместилась. Но сразу заметил, что её тело было согнуто сильнее обычного, дышала она тяжело, лицо осунулось, опиралась на трость с драконьей головою.

— Что с… ним? — хрипло спросил я.

— Всё хорошо… но тебе надо лететь, — ответила она сухо. — Ты должен увидеть это своими глазами.

Старуха мрачно посмотрела на меня из-под седых кустистых бровей.

— Посмотри, что они сделали с ней, — сказала она.

Я сразу понял о ком она говорит.

Дурное предчувствие выбило дух, горло сдавило комом.

Она говорила о Кристине.

— Лети, лети, лети, — будто заклинание шептала старуха. — Посмотри, что они посмели сделать…

И я обернулся, взлетел. Чем ближе я был к столице, тем острее нарастало в груди чувство утраты — будто кто-то уже отнял у меня самое дорогое.

Ноздри уловили запах дыма, на горизонте мелькали всполохи огня.

Горел дом в нашем квартале, а потом я поняла, что горел наш дом.

Я упал камнем вниз на участок, приземлился на одно колено и рванул к обугленным развалинам. Огня почти не было. Тот разрушил мой дом!

— КРИСТИНА! — заорал я, бросаясь в то, что осталось от дома.

Тишина.

— Кристина! — орал я. — Кристина

Я забежал в то, что осталось от холла. Лестница почти сгорела. Пол обуглился, крыша рухнула на второй этаж.

— КРИС!

Я разгребал завалы, отбрасывал сгоревшую мебель, доски, балки, кровлю.

Не чувствовал рук, но продолжал. Кричал её имя.

Я не мог поверить, что Кристина сгорела. Это было невозможно. Я не мог потерять её. Я не мог.

Переходил из комнаты в комнату, глотая дым, проверяя каждую комнату — искал её тело.

Искал.

Искал.

В спальне ее не было.

Я спустился на первый этаж, пробрался к задней двери — туда, где она могла пытаться спастись. Там никого не было: только валялась дверь, сорванная с петель.

Я направился в кухню, тишина, запах гари и пепла забивал нос. Тут ничего не уцелело.

— Кристина! Нет! Нет!

Я… увидел три обгоревших тела — безликие, обугленные до костей, они развалились в прах при прикосновении. Я упал на колени и стал разгребать пепел руками, сжимая обугленную золу. Она липла к пальцам.