Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Герритсен Тесс - Страница 3

Лэнгдон обернулся к Кэтрин с лукавой улыбкой. — Возможно, доктор Соломон знает, как называется такой тип нимба? — Он протянул ей микрофон.

— Лучистая корона, — не задумываясь, ответила она.

Видно, она подготовилась. Лэнгдон снова поднес микрофон ко рту. — Да, лучистая корона — особо значимый символ. На протяжении истории она украшала головы Гора, Гелиоса, Птолемея, Цезаря... и даже исполинского Колосса Родосского.

Лэнгдон одарил заговорщицкой ухмылкой. — Мало кто осознает, но самый фотографируемый объект во всем Нью-Йорке — это... лучистая корона.

Озадаченные взгляды, даже Кэтрин казалась удивленной.

— Какие предположения? — спросил он. — Никто из вас никогда не фотографировал лучистую корону, парящую на высоте трехсот футов над нью - йоркской гаванью? Лэнгдон сделал паузу, слушая, как в толпе нарастает удивленное бормотание.

— Статуя Свободы! — кто-то крикнул.

— Именно, — сказал Лэнгдон. — Статуя Свободы носит лучистую корону — древний нимб, универсальный символ, который мы на протяжении истории использовали для обозначения особых личностей, обладающих, как мы считаем, божественным просветлением... или высшей степенью...сознания.

Передавая микрофон Кэтрин, Лэнгдон увидел ее сияющую улыбку. Спасибо, — беззвучно сказала она ему, пока он под аплодисменты возвращался на свое место.

Кэтрин снова вышла на сцену. — Как только что прекрасно объяснил профессор Лэнгдон, люди уже давно размышляют осознании. Однако даже сейчас, с развитием науки, нам трудно его определить. Более того, многие ученые даже боятся обсуждать сознание. Кэтрин оглянулась и прошептала: — Они называют его «словом на С».

В зале снова раздались смешки.

Кэтрин кивнула очкам у первого ряда. — Как бы вы определили сознание? Женщина задумалась. — Полагаю... как осознание собственного существования?

— Прекрасно, — сказала Кэтрин. — А откуда это осознание берется?

— Из моего мозга, наверное, — ответила она. — Мои мысли, идеи, воображение... мозговая активность, которая делает меня тем, кто я есть.

— Очень хорошо сказано, спасибо. Кэтрин снова обратилась к аудитории. — Можем ли мы тогда договориться о базовых вещах? Сознание создается вашим мозгом — трехфунтовой массой из восьмидесяти шести миллиардов нейронов внутри вашего черепа — и, следовательно, сознание находится внутри нашей головы.

Все согласно закивали.

— Замечательно, — сказала Кэтрин. — Мы все только что согласились с ныне принятой моделью человеческого сознания. Она сделала паузу, затем тяжело вздохнула. — Проблема в том... что ныне принятая модель категорически неверна.Ваше сознаниене создается вашим мозгом. Более того, ваше сознание даже не находится внутри вашей головы.

В ответ повисла оглушительная тишина.

Очкастая женщина в первом ряде произнесла: — Но... если мое сознание не находится внутри моей головы... тогда где оно?"

— Как я рада, что вы спросили, — улыбнулась Кэтрин собравшейся толпе. — Устраивайтесь поудобнее, друзья. Сегодня нас ждет нечто незабываемое.

Настоящая звезда, подумал Лэнгдон, направляясь в вестибюль отеля, пока в ушах еще звучали отголоски бурных оваций в адрес Кэтрин. Ее выступление было ослепительной демонстрацией мастерства, оставившей аудиторию потрясенной и жаждущей продолжения. Когда кто-то поинтересовался ее текущей работой, Кэтрин сообщила, что только что завершила книгу, которая, как она надеется, поможет переосмыслить современные представления о сознании.

Лэнгдон помог Кэтрин заключить издательский договор, хотя сам еще не читал ее рукопись. Она приоткрыла ему достаточно, чтобы очаровать и вызвать жгучее желание прочесть работу, но он чувствовал, что самые шокирующие откровения она оставила при себе. Кэтрин Соломон никогда не перестает удивлять.

Теперь, приближаясь к вестибюлю, Лэнгдон вдруг вспомнил, что у Кэтрин сегодня в 8 утра назначена встреча с доктором Бригитой Гесснер — выдающимся чешским нейробиологом, лично пригласившим ее выступить в этом лекционном цикле.Приглашение Гесснер было щедрым, но после вчерашней встречи с той женщиной после мероприятия, которая показалась ему невыносимой, Лэнгдон теперь тайно надеялся, что Кэтрин проспит и выберет завтрак с ним.

Отогнав эти мысли, он вошел в лобби, наслаждаясь ароматом роскошных букетов роз, которые всегда украшали главный вход. Однако картина, представшая его взору в холле, оказалась куда менее радушной.

Двое полицейских в черной форме целенаправленно обследовали помещение, управляя парой овчарок. На собаках были пуленепробиваемые жилеты с надписью Policie, и они что-то усердно вынюхивали, как будто искали...

Это что-то недоброе, — подумал Лэнгдон и подошел к стойке администратора.

— Все в порядке?

— О боже, конечно, мистер Лэнгдон! — Идеально одетый администратор чуть ли не приседал в реверансе, торопясь к гостю. — Все прекрасно, профессор. Небольшой инцидент прошлой ночью, но ложная тревога, — заверил он, укоризненно качая головой. — Просто принимаем меры предосторожности. Как вы знаете,безопасность — наш главный приоритет в отеле Four Seasons в Праге.

Лэнгдон посмотрел на полицейских.Небольшой инцидент?Эти парни не выглядели как небольшой инцидент.

— Вы направляетесь в клуб плавания, сэр? — поинтересовался администратор. —

Вызвать для вас машину?

— Нет, спасибо, — ответил Лэнгдон, направляясь к выходу. — Пробегусь. Люблю свежий воздух.

— Но ведь снег идет!

Уроженец Новой Англии взглянул на редкие снежинки за стеклом и улыбнулся администратору. — Если я не вернусь через час, пришлите одну из этих собак откапывать меня.

ГЛАВА 2

Голем ковылял по снегу, подол его длинного черного плаща волочился по грязной слякоти, покрывавшей улицу Капрова. Скрытые под плащом массивные платформы казались такими тяжелыми, что он едва мог поднять ноги. Лицо и череп стягивал толстый слой застывающей на холоде глины.

Нужно добраться до дома. Эфир сгущается.

Боясь, что Эфир вот-вот настигнет его, Голем сунул руку в карман и сжал маленький металлический стержень, который всегда носил с собой. Он поднес предмет к голове и с силой прижал к макушке, втирая круговыми движениями в высохшую глину.

Еще не время, мысленно произнес он, закрывая глаза.

Эфир рассеялся, по крайней мере на сейчас, и он убрал стержень обратно в карман, продолжив путь.

Еще несколько кварталов, и я смогу Освободиться.

Староместская площадь — местные называли её Старомаком — в это темное утро была пустынна, если не считать пары туристов, жадно поедавших трдельники и любовавшихся знаменитыми астрономическими часами. Каждый час древний механизм показывал "Шествие апостолов" — дерганое представление с механически двигающимися фигурами святых, появляющимися в двух маленьких окошках на циферблате.

Бессмысленно кружат с пятнадцатого века, подумал Голем, а бараны все еще сбегаются смотреть на это зрелище.

Когда Голем поравнялся с парой, они взглянули на него и невольно ахнули, отшатнувшись. Он давно привык к такой реакции незнакомцев. Это напоминало ему, что у него есть физическая оболочка, даже если они не могли разглядеть его истинную суть.

Я — Голем.

Я не из твоего мира.

Порой Голем чувствовал себя непривязанным, будто готов был улететь, и ему нравилось укутывать свою бренную оболочку тяжелыми одеждами. Вес плаща и платформ усиливал тяготение, приковывая к земле. Его глиняная голова и капюшон делали его пугающей диковиной даже для Праги, где ночные чудаки были обычным делом.

Но по-настоящему завораживающим зрелищем Голема делали три древние буквы, выведенные у него на лбу... вырезанные в глине мастихином.

Три буквы иврита — алеф, мем, тав — справа налево складывались в слово ЭМЕТ. Истина.