Инженер 3 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 49

Она поцеловала меня еще раз, коротко, потом отстранилась и направилась к двери.

Я пошел следом. Мы вышли из комнаты обратно в мастерскую.

Рабочие замерли, глядя на нас. Я видел, что они догадывались, о чем мы говорили.

Я проводил Елизавету до коляски. Лакей открыл дверцу, подал ей руку. Она изящно забралась внутрь, уселась на мягкое сиденье и поправила юбки.

Обернулась, посмотрела на меня через окно:

— До вечера, Александр. Я буду ждать.

Лакей захлопнул дверцу, забрался на козлы рядом с кучером. Кучер хлопнул вожжами. Лошади тронулись, коляска покатила по улице, быстро скрылась за поворотом.

Я стоял, глядя вслед. Потом медленно обернулся.

Семен вышел с ведром из мастерской, отправился к колодцу во дворе, набрать воды. Я подозвал его.

— Дружище, ты знаешь где бы мне лошадь взять? На сутки?

Семен прищурился.

— Я могу у знакомого конюха Степана спокойную кобылу попросить. Смирная, не брыкается. Для тех, кто не ездок.

Я помолчал, обдумывая его ответ. Если еду к Елизавете, нужна спокойная лошадь. Иначе сломаю себе шею по дороге.

— Попроси, — наконец кивнул я. — Только тихо. Чтобы никто не болтал.

— Будьте спокойны. Степан мужик надежный, языком не треплет.

Семен вернулся в мастерскую. Я постоял еще минуту, потом последовал за ним.

Внутри все вернулись к работе. Трофим раздувал горн. Петр с Василием возились с насосом. Егор с Иваном таскали готовые детали на склад. Морозов изучал чертежи.

Я сел за свой стол, достал тетрадь. Пытался сосредоточиться на работе, но мысли возвращались к Елизавете.

Остаток дня работал, но не мог сконцентрироваться. Мысли крутились вокруг предстоящей ночи.

Под конец рабочего дня пришел Семен Морозов. Тихо сообщил:

— Лошадь будет через час. Степан приведет. Рыжая кобыла, смирная. Даже дети на ней катаются.

— Спасибо, Семен. Ты верный друг.

— Не за что, Александр Дмитриевич. Только… — он помолчал, — будьте осторожны. Ночью всякое бывает.

Я кивнул.

Вечер. Рабочие разошлись по домам. Севастопольцы укрылись в подсобном помещении. Гришка улегся за печкой. Я остался один.

Переоделся, не в офицерский мундир, а натянул простую одежду. Темный сюртук, серые брюки, высокие кожаные сапоги. Взял небольшой дорожный мешок, на всякий случай.

Через окно увидел, как по улице ведут лошадь. Конюх Степан, пожилой мужик с седой бородой. Лошадь действительно спокойная, рыжая кобыла с белой звездочкой на лбу, она покорно шла на поводу.

Я вышел, поблагодарил Степана, дал ему пять рублей. Тот поклонился и ушел.

Остался один с лошадью.

Глубоко вздохнул.

Неуклюже забрался на лошадь, хоть я и офицер, но кавалеристом никогда не был, ездил плохо. Лошадь почувствовала неопытного седока, но не брыкалась. Спокойно стояла, ждала команды.

Я взял поводья и тихо сказал:

— Ну, давай, милая. Вперед.

Легонько пнул пятками. Лошадь тронулась шагом.

Поехали навстречу приключениям.

Когда я выехал из Тулы, солнце уже село за горизонт. Сумерки быстро сгущались, превращая мир в серо-синие тени. Небо на западе еще светилось тусклым оранжевым отблеском, но на востоке уже зажглись первые звезды.

Лошадь неторопливо и мерно шла шагом по Московской дороге. Я сидел в седле, держась за луку обеими руками. Спина напряжена, ноги судорожно сжимали бока кобылы. Наездник из меня никудышный, в прошлой жизни я само собой не учился верховой езде, а в этой все время предпочитал ездить на колясках.

Кобыла, видимо, чувствовала мою неопытность. Фыркала иногда, мотала головой, но шла послушно. Степан не обманул, и вправду смирная.

Дорога знакомая первые десять верст. Широкая, наезженная, по бокам поля, редкие деревни. Проехал мимо одной, окна в домах темные, собака облаяла из-за забора, потом затихла. Дальше снова поля, где только пустота и тишина.

Луна взошла поздно, на небе показался тонкий серп в первой четверти. Света давала мало, только обозначала дорогу как светлую полосу среди темноты. Звезды яркие и мелкие, густо рассыпаны по небу. Млечный путь тянулся белесой рекой через зенит.

Красиво, если бы не пикантность моего положения. Я ехал в темноте, в незнакомые края, к женщине, с которой долго не виделся. Ситуация абсурдная, если подумать. Инженер-капитан, строитель мельниц, создатель насосов, крадется ночью к девушке как мальчишка. Поймают, нахлебаюсь позора.

Двусмысленность ситуации помогала не думать о том, что я делаю с Анной. Или не делаю. Потом разберусь. Сначала Елизавета.

Проехал около двенадцати верст. Впереди показались три высокие сосны, темные силуэты на фоне звездного неба. Ориентир. Здесь надо поворачивать направо.

Я натянул поводья. Лошадь остановилась. Огляделся. Направо от дороги уходила узкая тропа, едва различимая в темноте. Вела в лес.

Лес. Ночью. Как же это прекрасно и романтично.

Я вздохнул и повернул лошадь на тропу. Кобыла неохотно свернула с широкой дороги на узкую тропку, заросшую травой. Шла осторожно, пробираясь между кустами.

Лес почти сразу сомкнулся надо мной. Деревья высокие и старые, с толстыми стволами. Сосны, ели и березы, все вперемешку.

Кроны переплелись, закрывая небо. Звезды исчезли. Луна мелькала иногда между ветвями, бледное пятно, дающее призрачный свет.

Стало темнее. Значительно темнее. Я с трудом различал тропу впереди. Лошадь шла медленно, осторожно ставила копыта, чтобы не споткнуться о корни.

Тут царила давящая тишина. Абсолютная, мертвая тишина. Только хруст веток под копытами, тяжелое дыхание лошади, стук моего собственного сердца в ушах.

Потом послышались звуки.

Сначала в кустах слева послышался шорох. Я вздрогнул и повернул голову. Ничего не видно. Кромешная темнота. Шорох повторился, удаляясь. Что-то мелкое и незначительное. Заяц или ежик.

Я усмехнулся. Боишься зайцев, капитан? Офицер, участник Крымской войны, трясешься от шороха в лесу?

Дальше лес стал еще гуще. Тропа сузилась, ветви низко свешивались, задевали лицо и плечи. Я пригнулся, чтобы не получить по глазам. Лошадь недовольно фыркала, с трудом пробиралась сквозь чащу.

Слева что-то громко треснуло. Сухая ветка сломалась под чьим-то нажимом.

Это уже серьезно.

Лошадь шарахнулась в сторону, коротко заржав. Я едва удержался в седле, вцепившись ей в гриву.

— Тихо, тихо, — пробормотал я, поглаживая кобылу по шее. — Все хорошо. Это просто ветка.

Лошадь успокоилась, но теперь шла еще осторожнее, насторожив уши.

Я тоже прислушался. Что могло сломать ветку? Крупное животное? Кабан? Медведь?

Медведей в этих лесах вроде не водится. Кабаны есть, но ночью они редко ходят. Наверное, просто упала ветка. Или обвалилось гнилое старое дерево.

Убедительно звучит. Я почти поверил.

Поехал дальше. Тропа петляла между деревьев, то поднималась в горку, то спускалась в низину. Никаких ориентиров. Темнота, лес и тишина.

Прошло минут двадцать. Или тридцать? Время странно растягивалось. Казалось, я еду уже целую вечность.

Справа раздался вопль. Резкий, пронзительный, нечеловеческий.

Я замер. Лошадь остановилась сама, как вкопанная.

Крик повторился. Ближе. Протяжный и жалобный. Похож на женский плач, но не совсем. В нем было что-то неправильное, фальшивое.

Сова, догадался я. Или филин. Они так кричат по ночам, похоже на плач.

Но знание не успокаивало. Крик действительно жуткий. По спине побежали мурашки.

Я тихо хмыкнул. Вот я и попал в готический роман. Темный лес, ночь, безумные крики, одинокий всадник пробирается, чтобы тайно повидаться с девушкой. Не хватает только призрака в белом или разбойников.

Как только подумал о разбойниках, сразу стало не по себе. А что, если действительно встречу? В этих лесах наверняка водятся беглые крепостные, дезертиры или воры. Ночью как раз их время.

У меня с собой ничего нет. Ни оружия, ни денег.

Ладно. Если встречу разбойников, прорвемся. Может, ускачу.