Русская Америка. Голливуд (СИ) - Дорохов Михаил Ильич - Страница 21

Но главное было другое — «Кинобандит» настолько жёстко вёл конкурентную борьбу, что просто душил исками и спорами об авторском праве всех вокруг. Монополизация киноиндустрии в начале века развилась настолько, что даже стала тормозить киносъёмки. А к тем, кто шёл против Эдисона, и на кого нельзя было надавить законными способами — приезжали «лихие парни» и разбирались совсем по-другому. Сжигая склады с киноплёнками и избивая несогласных.

Именно поэтому молодые киностудии перебрались на запад — в Голливуд. Подальше от юрисдикции штатов Нью-Йорка и Джерси, где Томас имел весьма «волосатую» руку. Теперь для мафии, что работала с Эдисоном, отправлять «лихих ребят» на разборки через всю страну на чужую территорию в Калифорнию — стало рискованно. Это в фильмах нам кажется, что мафиози двадцатых вездесущи. В реальности всё было гораздо сложнее.

Левисон нахмурился:

— Что вы предлагаете, мистер Бережной?

— Я хочу, чтобы «Витафон» запустился в Калифорнии.

— В Голливуде? — усмехнулся изобретатель.

— Именно. Судьи и гангстеры Эдисона не имеют там власти. А в окрестностях Лос-Анджелеса уже есть крупные студии. Моя задача — внедрить «Витафон», и уже на месте распространить его в других кинокомпаниях.

Первым крупным птенцом в Калифорнии стала «Paramount Pictures». За десять лет «Парамаунт» стал мощным гигантом, который осуществлял собственный прокат в своих кинотеатрах. И в Голливуд потянулись другие студии…

Натан Левисон это прекрасно знал. Не мог не знать, разрабатывая свой «Витафон». Сейчас Эдисон был в очень натянутых отношениях с американским гигантом «АТ и Т[1]», которой принадлежали и «Белл» и «Вестерн Электрик». И где работал Левисон.

Практически единственный вариант защитить технологию от возможного копирования и давления со стороны Эдисона был увод ее из юридического поля штатов, где «Кинобандит» творил что хотел.

Что и сделали братья Уорнеры, купив лицензию и открыв в Калифорнии отдельную дочку «Витафон Корпорейшн». Только вот я сейчас опережаю их на полгода. В данный момент возможные покупатели лишь ходят вокруг да около, но не предлагают реальных сумм. А инженерный отдел «Вестерна» находится в глубокой перестройке. В 1925 году он станет «Лабораторией Белл» и все кадровые перестановки будут улажены. Вот тогда они начнут весьма жёстко вести себя на переговорах по «Витафону». И Левисон там будет скорее исполнителем и вдохновителем. Не имеющим большого отношения к коммерческой судьбе технологии.

Вот поэтому я так торопился сюда, в Нью-Йорк. За возможностью решить вопрос заранее и более дёшево…

— Исключительная лицензия сделает вас монополистом на распространение технологии, мистер Бережной.

— Но и я предлагаю вам, как создателю — участвовать в её внедрении и получать с этого дивиденды. Я уверен, что Витафон «выстрелит»! И вы в это верите, Натан, я вижу по глазам. А «Вестерн Электрик» пока ещё нет…

Он колебался. И я подлил масла в огонь.

— Вы же понимаете, что мы можем заключить договор на конкретный срок, после которого лицензия становится неисключительной, и вы и «Вестерн Электрик» сможете распоряжаться ею по своему усмотрению? — спросил я.

Натан поднял глаза. Теперь он выглядел более заинтересовано.

— Какой срок?

— Скажем… Пять лет. Не менее, мистер Левисон! Сами понимаете, мне невыгодно заключать подобную сделку на гораздо малое время, — пожал я плечами.

Через пять лет «Витафон» устареет. И его сменит другая система, за которой мне придётся ехать в Оберн… Однако возможность «перехватить» момент популярности изобретения Левисона и обеспечить себе большой стартовый капитал я упускать не хотел.

В общем, я хотел гораздо раньше снять сливки, чем Гирш, Аарон, Шмуль и Ицхак Вонсколасеры… При чём тут эти имена, спросите вы? Да при том что после того, как эти четыре брата переедут из деревни Красносельц Российской империи в Соединённые штаты, они возьмут имена Гарри, Альберт, Сэм и Джек соответственно. А их фамилия сократится до «Уорнер». Их молодая студия, делающая первые шаги в большое кино, после внедрения «Витафона» за три года отобьёт вложенное в десятки раз, если не больше. А через пять лет догонит «Парамаунт». Уорнеры, а точнее один из братьев — Сэм, поверили в Левисона и его изобретение. И это возвело их в разряд властителей Голливуда.

Поэтому через пять лет монополия на использование «Витафона» мне уже будет не нужна. За это время технология обогатит меня, а сама уйдёт со сцены, став тупиком развития звукового кино.

— Что же… Пять лет — это вполне стандартный срок, — задумался Левисон.

— И это деньги на продолжение ваших собственных исследований. Уже сегодня, — поддавил я, — Более того, как только пойдут съёмки в разных студиях, вы сможете заключить контракты на поставку оборудования для «звука». Мы создадим холдинг для обслуживания кинотехники и кинотеатров. Думаю, таким образом мы заинтересуем и «Вестерн Электрик». Тогда вы останетесь на коне в их глазах, как и хотели…

Любой увлечённый изобретатель всегда стремится делать то, что ему кажется важным и интересным. Но для этого, как правило, нужны приличные вложения.

— Давайте обсудим этот вариант, — кивнул Натан.

«Поплыл!» — понял я. В последующем долгом разговоре я уже закреплял достигнутое, и мы в конце концов пришли к торгам. Я должен был выплатить Натану тридцать пять тысяч долларов за исключительное право использовать «Витафон». А также пятнадцать процентов прибыли сверху с моих гонораров за разовые лицензии для фильмов, снятых с помощью этой технологии. В единовременной выплате была заложена комиссия инженерного отдела за использование их оборудования для разработки новшества.

В реальности Уорнеры бы пришли к Левисону уже после реорганизации «Лаборатории Белл». И вели переговоры уже с компанией, которая выкупила полный патент у Натана. Они отвалили пятьдесят тысяч за покупку и ещё сто за лицензию, потому что у них уже были конкуренты, торгующиеся за возможность приобрести новшество. А ещё братья отдали десять процентов прибыли.

Барыш, что они получили — в итоге покрыл всё стократ. Я отдал двадцать процентов, зная, что буду скоро торговать и правом использовать «Витафон», отбив высокий процент. И мне нужны были деньги сейчас. Посему я внутренне порадовался, посчитав сделку очень выгодной. Говорил бы с компанией «Белл» — меня бы раздели и оставили в одних трусах. Ещё и должен бы остался…

В офисе мы смогли заключить соглашение о намерениях, чтобы приступить к сделке на следующий день, а я отправился нанимать толковую юридическую контору, которая поможет со всеми необходимыми бумагами.

Все эти проволочки заняли ещё трое суток, потому что опись документации и чертежей, входящих в лицензию, заняла почти два дня.

Деньги я оплатил двумя равными долями, выписав чек со счетов двух своих «дочерних» компаний. Как только банк на Пятой Авеню Манхэттена подтвердил Натану Левисону подлинность сделки, я стал исключительным лицензиаром «Витафона» — технологии, что принесёт звук в кино.

Разные эксперименты существовали и ранее. Но именно этот вариант оказался в двадцатые года прорывным, окончательно забив гвозди в крышку гроба немого чёрно-белого кино. В дни, пока шло оформление, я всё же дозвонился до Уилларда Кейса. И даже смог переговорить с его сыном Теодором, увлекая того разговором о перспективах звука в кинематографе. По итогу мы договорились, что я приеду к ним в Оберн в поместье и осмотрю лабораторию, чтобы сделать интересное предложение… А ещё, что при этом будет присутствовать один очень интересный человек…

* * *

18 ноября 1924 года. Оберн, штат Нью-Йорк.

Такси неслось по дороге, огибающей озеро Оваско. Зеркальную гладь тревожили только чёрные кряквы, срывающиеся с воды в свой тяжёлый полёт. Впереди на берегу виднелся большой двухэтажный особняк из серого камня, покрытый бордовой крупной черепицей. С одного края над крышей торчала выемка частной обсерватории с телескопом.