Товарищ мэр (СИ) - Муха Руслан - Страница 14

Ещё обратил внимание на чёрно‑белые плакаты в рамках на стенах, и все с какой‑то губастой темноволосой девушкой. Сначала решил: может, актриса какая современная или певица. Пока не увидел на прикроватной тумбе одинокое фото в тяжеленной серебряной рамке. Свадебное фто.

На снимке улыбающийся Марочкин и та самая девушка. Вот она, значит, какая эта Юля.

Вкус у Марочкина, конечно… Девчонка довольно экзотичная, на мой вкус. Губы как у негритянки, а нос тонюсенький, даже неясно, как она с такими ноздрями дышать умудряется. Смуглая, видимо, мулатка, что и объясняет губищи. Глаза большие, ресницы длинные, пушистые, в точь‑в‑точь как у Бурёнки. Да и тощая до неприличия, хотя грудь вроде ничего. И сама Юля об этом знает, вон на каждом плакате её выпячивает да везде вырез поглубже. Не сказать, что девка страшная, но такая красота, конечно, на любителя.

Решил обследовать дом дальше. Следующим мне попался кабинет. Всё в полированном тёмном дереве. Посередине письменный стол, за которым, наверное, мог бы разместиться весь наш отдел БХСС.

Начал шарить по ящикам. В одном из них, под кипой ничем не примечательных бумажек, пальцы наткнулись на маленький холодный ключик. А где ключик, должен быть и замочек. К тому, же как я убедился, особых загадок от Марочкина ждать не стоит.

Проверил нижнюю часть стола — и точно: потайной ящик. Ключ подошёл. Внутри нашёл несколько прозрачных пакетиков с белым порошком и крохотную, почти кукольную, длинную ложечку на цепочке.

Ну, твою ж мать, Марочкин!

Никаких сомнений насчёт того, что это за находка, у меня не возникло. Ещё и об этом теперь думай, чтобы у меня из какого кармана ненароком это дерьмо не вывалилось перед честным народом.

Без лишних раздумий вскрыл пакетики и отправил их содержимое в унитаз. Белая взвесь на мгновение заклубилась в воде и исчезла. Пусть текут вместе с его грехами — мне такое наследство на фиг не сдалось.

Взгляд упал на массивную картину в позолоченной раме: на ней тёмное озеро с лебедями. Что‑то внутри дёрнуло — проснулась профессиональная чуйка. Слегка отодвинул картину, а после и вовсе снял её со стены. В общем‑то, предсказуемо. Да и опыт, как говорится, не пропьёшь.

За холстом в бетонной нише угадывался ровный металлический блеск. Сейф. Дёрнул за ручку: разумеется, дверца не поддалась. Здесь кнопки с цифрами. Очевидно, нужно ввести пароль. Решил попробовать тот же, что на айфонке, но сейф капризно пискнул, мигнула маленькая красная лампочка — и ларчик так и не открылся. Значит, здесь пароль посложнее будет. Что ж, нужно узнать побольше о Марочкине, тогда, может, и сейф вскрою. Вполне вероятно, что там внутри может оказаться нечто весьма полезное.

Я продолжил осматривать дом, заглянул в гостевые спальни. Их оказалось пять. В каждой собственный санузел. Прикинул: только на этом этаже можно с комфортом разместить шесть семей. Да и вообще всё напоминало гостиницу.

Спуск в подвал оказался похож на переход в другую реальность. Огромное помещение в несколько дестков квадратов было заставлено диковинными железными конструкциями — потом догадался, что это тренажёрный зал. И на кой-чёрт человеку с такими дряблыми мышцами столько тренажеров? Но, с другой стороны, мне это очень даже пригодится: как ни крути, а это тело надо бы привести в порядок.

Дальше за залом оказался бассейн, сияющий синим космическим светом. У стены — стойка с бутылками самых причудливых форм и цветов. Откупорил одну, понюхал: как и предполагал, алкоголь.

Ещё одна диковинная вещица: сложный стеклянный сосуд с переплетёнными трубками, пружинами, с чашей сверху и железным кругом, как от болгарки. Всё это обрамляли низкие диваны и кресла, образующие нечто вроде зоны отдыха.

Осмотрелся снова, тяжело вздохнул и зашагал прочь. И снова тот же вопрос: на кой-чёрт одному человеку столько места и столько вещей? Ответ для меня предельно прост: абсолютно незачем. Как только выясню, как обстоят мои финансовые дела, этот дворец надо продать к чёртовой матери.

Мне с моими запросами и однушки вполне хватит. Впрочем, как всегда и хватало после того, как мы с Ниной разошлись. Главное‑то что? Чтобы крыша над головой была да холодильник работал. А деньги от продажи этого дворца… Тут уж я точно придумаю, на какие полезные дела их пристроить. На благо, на добрые дела — чтобы хоть какая‑то польза от всей этой мещанской мишуры была.

В кармане то и дело подавал разнообразные сигналы айфошка: то пищал, то улюлюкал, то позвякивал — короче, жил своей жизнью. Несколько раз я доставал его из кармана, тыкал пальцем по стеклу, но заткнуть его не выходило. Надо будет подробнее расспросить Кристину, что с ним делать?

Всё это время я то и дело обдумывал стратегию дальнейших действий. Три дня на самом деле не так уж и много, чтобы узнать о человеке всё и вжиться в его роль. С другой стороны, играть роли мне не привыкать: не единожды приходилось работать под прикрытием.

Конечно, меня не оставляли мысли о покушении на Марочкина. С главным подозреваемым — Гринько — я пока не знаком, но что‑то мне подсказывало: Гена прав. Слишком уж всё просто выглядело. Да и делать выводы, не имея ни толики знаний о делах Марочкина, было рановато. Ну и с Юлией неплохо бы познакомиться поближе.

И ещё кое в чём Гена прав: я не могу здесь никому доверять. Даже тем, кому доверял сам Марочкин. И тут статистика неумолима. Девяносто процентов убийств совершается близкими людьми. Преступником обычно оказывается родственник, друг, коллега, любовник или просто знакомый жертвы — то есть кто‑то из окружения. А значит, подозревать теперь придётся всех. В том числе и преданного Гену, и милую Галину Степановну, и даже старательную Кристину.

Но что я уж точно уяснил, я здесь неспроста. И чтобы выжить в этом новом мире, мне придётся не просто разобраться в его правилах, но и сломать саму систему, частью которой я теперь стал. Ломать её грубо, лезть на рожон явно не стоит. Из этого наверняка ничего не выйдет. Тут и к гадалке не ходи: в лучшем случае отстранят с позором, а в худшем где-нибудь «нечаянно» поскользнусь с проломленным черепом.

Тут, конечно, нужно с умом: осторожно и хладнокровно, будто хирургическим ножом, отсекать по лоскутку. Перекраивать, перестраивать, прогибать и ломать.

Мои размышления прервала Галина Степановна.

— Там ужин уже готов, — сказала она, робко улыбнувшись. — Я ваше любимое блюдо приготовила. Запечённая форель с лимоном и розмарином, а ещё тушёные овощи на гарнир.

Я кивнул с благодарностью. Рыба это всегда хорошо. Рыбу я и сам любил, правда, форель мне ни разу не доводилось пробовать. А ещё слегка смущало, что Галина в принципе мне готовит и дом убирает. Понятно, конечно, что Марочкин ей платил. Но всё это так по‑буржуйски… Не пристало советскому человеку прислугу иметь.

Гадко всё это, конечно. Не по‑людски как‑то. Но и сейчас прогонять Галину у меня язык бы не повернулся. Так‑то, как ни крути, человек всё же работает. Не выгонять же её в ночь на улицу, а как я уже понял, она не только здесь работала, но и жила. Правда, когда продам дом, нам с Галиной Степановной всё же придётся распрощаться.

Я направился на кухню, но Галина меня остановила:

— Я в столовой накрыла.

Пришлось свернуть в арочный проём, куда она указала.

Столовая оказалась просторным помещением с огромным длинным столом, способным вместить человек двадцать. Но сейчас на нём пустота, и где‑то в самом конце стола одиноко засервировано, как в ресторане. Смотрелось это до неприличия уныло. Да и есть в такой атмосфере, в одиночестве за этим громадным столом, удовольствия мало. Как на собственных поминках, ей‑богу.

— Спасибо, Галина, — сдержанно ответил я. — Пахнет прекрасно. А вы разве не присоединитесь?

Она замерла на пороге, удивлённо и одновременно перепуганно уставилась, будто я предложил ей прогуляться по карнизу.

— Да что вы, Евгеша! — опомнившись, вдруг всплеснула она руками. — Да куда мне отвлекать вас и досаждать? Я же на кухне ем. Да и готовила я только на одну порцию.