Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена - Страница 19

Жаждущих хлеба и зрелищ, конечно, тоже хватает. Все внимание на них. Даже активный мордобой уходит на паузу.

— Дорогая, ты оттягиваешь неизбежное! — кричит Яббаров. Когда Филатова вынужденно притормаживает у края стола, коварно ухмыляется. — Так и так тебя поцелую!

Королева улыбается в ответ.

— Башмак моей покойной бабушки ты поцелуешь, гиена сутулая!

Дернув на себя одну из свисающих с потолка по всему залу многочисленных занавесок, собирает ее в жгут и с тем самым «Ха! Ха! Хо-о-ой!» улетает.

Это че еще за форс-мажор от джедаев[14]???

Филатова фигачит по залу, как Тарзан по джунглям. Легко и непринужденно. Лара Крофт отдыхает. Яббаров же… Он, конечно, цепляется за вторую занавеску и курсирует за беглянкой, но выглядит при этом как медведь с трехмесячным запором. И если Филатова маневрирует и расходится в шпагате, чтобы успешно спрыгнуть на стол, который находится поодаль, то Китаец всей тушей в колонну впечатывается, со стоном съезжает по ней на пол, а потом уж, насильно взбодрившись, забирается на следующий предмет мебели.

Винни-Пух, ля.

Упирая руки в бедра, взбешенно ругаюсь под нос.

— Быстрее! Быстрее! — кричу, впервые постигая, что чувствует тренер, взирая на то, как мы лажаем на льду. — Держи линию, чтоб тебя!

Проблема в том, что Филатова, несясь по столу, виляет, перестраивая маршрут, а Яббаров, повторяя эти комбинации, то на колени падает, то на спине растягивается.

— Давай-давай! — хлопая в ладони, подгоняю. А затем еще в рупор ору: — Соберись!

Но заложенный в ней смысл явно не касается Яббарова. Невозможно не признать, метеор в зале один. Вот ею наш тренер был бы доволен.

«Don't stop me…» — повторяется в припеве песни раз за разом.

Только у нас другие цели.

Сейчас, сейчас… Вот-вот Китаец настигнет Королеву.

— Накрывай! — кричу очередную команду.

И… Он почти хватает ее! Почти!

Сиганув на занавеску, Филатова в последний момент ускользает на другой стол. Яббарову второй полет еще хуже дается — пройдя каких-то пару метров, он, блин, угождает в облако воздушных шаров и запутывается в их лентах.

— Гребаный насос! — сотрясаю руками воздух, не скрывая ярости и разочарования.

«Go, go, go!» — мотает из динамиков дальше.

И Филатова бежит. Бежит до тех пор, пока композиция не искажается. Несколько резких покореженных нот заставляют ее споткнуться и сбивчиво, чисто по инерции, пронестись по звенящим под ее каблуками тарелкам. А там… край стола.

Хэй, хэй.

На автомате выступаю вперед. И в этот миг реальность словно в замедленный режим переключается. Растянутый в изумлении рот, донельзя распахнутые глаза, раскинутые, будто крылья, руки — летит белка-летяга.

А точнее, падает.

Один, два, три, два-два, три…

И я принимаю А.Г.Н.И.Ю. на грудь.

Высоко взрывоопасный элемент, который, вероятно, не включили в периодическую таблицу в рамках глобальной теории заговора, да на ту самую грудь, в которой всегда полыхает пламя.

Контакт критический — она так близко, что моя кожа реально в драконью чешую превращается. И каждая из этих пластинок трепещет подобно тому, как если бы под ними вулканы просыпались. Охота встряхнуться, как это делает зверье, но проблема в том, что я, чтоб его, стремаюсь шевелиться. Я ведь обложен взрывчаткой.

А.Г.Н.И.Я. только приземлилась мне на грудь, и Я. В. У.М.А.Т.Е.

Яббаров далеко. До сих пор в связке шаров болтается.

Миссия провалена. Нужно уходить.

Снаружи работает МЧС — вскрывают заклеенную дверь. Это слышно и даже видно — от прошедшей сквозь несколько слоев металла и наполнителя турбины летят искры и расходится дым.

Фигли я застыл?!

Глаза. Губы. Глаза. Губы. Глаза. Губы.

И будто назло врубается вот эта ерунда: «O-o-o, kiss me…»[16].

Я этого не хочу. Но это единственный шанс достигнуть поставленной цели, а один из заученных всеми Нечаевыми уроков гласит: куй железо, пока горячо.

Значит, так должно быть.

Господь… Да будет воля твоя.

Стоически беру ответственность — скрещиваю свой рот со ртом Королевы.

Крепко-накрепко. Почти наглухо. Исключительно надежно.

С такой силой стабилизирую затылок А.Г.Н.И.И. пятерней, что ни ее трепыхания, ни столкновение накопленных в наших организмах электрических разрядов не способны разбросать по сторонам. Собственно, внутрь друг друга мы эту дикую энергию и выдаем. Смешивается не просто наше дыхание, как это обычно бывает… Сама жизнь. Те существа, что обитают внутри нас — в сцепку. И с этого мгновения рушатся обманутые ожидания. Потому как, воспламенившись, эти монстры не в кровавую драку вступают, а с блаженным урчанием сливаются в целое.

Я, она, атмосфера вокруг нас — все вдруг резко меняется.

Настолько резко, как если бы невидимая режиссура решила слить блокбастер, превратив экшен в рождественскую сказку.

Мерцающие огоньки перед глазами, укачивающее потрескивание огня, мягкий хруст льда, мелодичный звон колокольчиков, шипение бенгальских огней, едва уловимый шорох лопающихся пузырьков, шепот магии, тонкое ощущение чуда — чарующий миг волшебства.

Полный jingle bells.

Только сердце резкие гитарные рифы выписывает. За ними следуют ударные. А потом уж агрессивная прогазовка — наваливает до копоти.

Внутри все горит. По спине озноб бродит. Я вроде не наглею, контролируя запал. Держу в башке, что это смертельно опасно. Но по факту проживаю запредельной остроты ощущения. И один черт, медленно, без какой-либо спешки, целую. Со всей отдачей. Неподдельно. Не просто клеймя ее губы, а будто оставляя на них какую-то закодированную клятву.

Вот эта вот «kiss me» продолжает мотать, и я просто делаю свое дело. Усерднее, чем должен. Чересчур увлечено. Будто это не игра. Что-то настоящее.

Черт. Черт. Черт.

Случайно. Все случайно.

Высекаем искры размерами со Сверхновую.

И случается взрыв в груди. И уходит из-под ног земля. И уносит, к лешему, голову.

Сердце — навылет. Пульс — непрерывная очередь. Мурашки — гроздьями. Мышцы — в тонус. Судороги по ним — залпами.

Вкус А.Г.Н.И.И., как все, что с ней связано — непредсказуемый и безграничный, уникальный и запоминающийся, волнующий, цепляющий и хваткий.

Она — как капля дождя, что проскальзывает за шиворот и стекает по позвоночнику. Как гром, который оглушает до звона. Как молния — быстрая, ослепляющая, парализующая и пронизывающая насквозь. Как шаг за край. Как скорость, риск, опасность, палево и свобода. Как адское стремление, власть, величие и гордость.

Крепкая и мощная. Неоспоримая победа.

— Четыреста пятнадцатый, я база, ответьте, — этот ржавый звук врывается мне прямо в ухо.

Узнаю голос шизанутого Китайца.

Про ушат воды на голову баянить не стану, но отрезвляет нехило.

В спешке отпускаю Филатову.

— Стоп. Снято, — орет Яббаров публике, в то время как мы с главной героиней свирепыми взглядами еще расставляем точки над і. — Всем спасибо! У нас получилось крутое кино! — горланит, аплодируя. — Ну а сейчас, как говорится… Сайонара!

И мы линяем.

Увалянные и растрепанные, а кто-то и с реальными боевыми, бежим через зал, растаптывая остатки пирожных и поскальзываясь на них, к окну.

— Пима с братом уже ждут, — информирует Яббаров.