Культы Древнего Египта. От обожествленного солнца и золотой плоти царя до птицы Бену и бога Нуна - Карлова Ксения Федоровна - Страница 30

Текст «Мемфисской теологии», помимо космогонического мифа, содержит также сюжеты, посвященные созданию древнеегипетского царства и его разделению. Последнее связано непосредственно с мифом о Хоре и Сетхе, борющихся за власть над Египтом. Нас же в данном случае интересует космогонический пассаж:

Текст космогонии последовательный и законченный, хотя с точки зрения содержания он скорее представляет собой некую компиляцию из разных религиозных традиций — это касается и тех частей, которые не соотносятся напрямую с космогоническим мифом. В полном тексте «Мемфисской теологии», помимо очевидных отсылок к гелиопольскому сказанию о сотворении мира, присутствуют также сюжеты, связанные с соперничеством Хора и Сетха за царствование, с мифом об Осирисе и праздником Сокара. Упоминание Нуна и Нунет позволяет говорить и о присутствии гермопольского учения. Особое место в трактате отводится Мемфису и его давнему авторитету, ведь, согласно политической традиции, это был город, где находилась первая царская резиденция и завершилось объединение Египта. Можно сказать, что «Мемфисская теология» — законченный нарратив, в котором искусно переплетаются различные религиозные и политические учения, и это свидетельствует в пользу его относительно поздней датировки, — по крайней мере, не ранее эпохи Нового царства.

Центральная фигура космогонии — Птах, который как Создатель всего сущего перенимает черты Атума, занимающего подчиненное положение по отношению к мемфисскому богу. Гелиопольская Эннеада приравнивается к зубам и губам Птаха, которые, как и язык, также представляют собой инструменты речи. Но чтобы Птах обрел самостоятельность, необходимо было выделить те его качества, которые не были присущи или не являлись основными для Атума или богов-создателей других космогоний. Особенность «Мемфисской теологии» в том, что основными средствами творения Бога в ней становятся сердце и язык: в сердце зарождается мысль, а язык ее реализует. Все, что помыслил Птах, приводится в действие через называние. Органы чувств также подчинены уму: с их помощью он функционирует, но он же приводит их в действие. Эта идея создания мира посредством разума (сердца) в древнеегипетских воззрениях не нова: выше уже говорилось о том, что с помощью бога Ху, воплощавшего силу божественного слова, Атум продолжал творение. Кроме того, в древнеегипетской мифологии существует бог Сиа, который олицетворяет божественный замысел, разум и знания. Сиа и Ху тесно связаны и дополняют друг друга, поскольку задуманное Сиа претворяется в жизнь благодаря Ху.

Таким образом, в мемфисской космогонии нет концепций, которые не были известны до нее, а характерная связь Птаха с идеей творения через разум прослеживается уже с Нового царства. Главенство Птаха как Творца и его особая творческая роль в процессе создания мира объясняются тем, что он — бог ремесел и покровитель ремесленников, и это его изначальная роль. Даже верховный жрец Птаха в Мемфисе носил титул «великий начальник ремесленников». В космогоническом же аспекте Птах выступает как творец форм через слово.

Бог Птах. Фрагмент росписи из гробницы Нефертари в Долине цариц. Новое царство, XIX династия.

Archivio Museo Egizio, C01604

Помимо Птаха, в тексте также упоминается Татенен — мемфисский бог, который с периода Нового царства олицетворяет первоначальную сушу, вышедшую из бескрайних вод. Как уже говорилось выше, он — мемфисский эквивалент гелиопольского прахолма. С этого же времени образы Птаха и Татенена начинают тяготеть друг к другу, и в некоторых текстах они сливаются, что закономерно приводит к появлению синкретического бога — Птаха-Татенена. Прекрасной иллюстрацией этого слияния можно считать пассаж из папируса «Харрис I» (XX династия):

Первоначально Татенен играл важную роль в царских книгах загробного мира эпохи Нового царства и выступал как хтонический бог, однако с периода правления XIX династии он начинает наделяться качествами Бога-Творца и связываться с первородным холмом. В некоторых случаях он даже ассоциируется с Нуном и изначальными водами. В Поздний период и в греко-римское время он традиционно рассматривается как изначальный бог, а также как прародитель Огдоады. Культ Птаха также переживает расцвет с периода Нового царства. До этого его образ занимал весьма скромное место в религиозной литературе: в «Текстах пирамид» и «Текстах саркофагов» упоминания о нем очень редки. Но начиная с правления XIX династии Птах, наряду с Амоном (Амоном-Ра) и Ра, становится главным богом, связанным с творением. В уже приводившемся ранее «Лейденском гимне», прославляющем Амона-Ра, говорится следующее: «Три бога всего — Амон, Ра и Птах, равных которым нет. Тот, который скрывает свое имя в качестве Амона, с лицом Ра, а тело его — это Птах»[112]. Здесь Амон — олицетворение добытия, сокрытый бог; Ра — видимое проявление божественности, от неустанного коловращения которого зависит устроение мироздания; Птах — тело божества, его воплощение в статуях и в пространстве культа. Вместе же они — единое проявление трансцендентного Бога, вокруг которого, как уже говорилось выше, была сосредоточена рамессидская теология. В отличие от Амона, в облике которого основный упор делался на непознаваемость, образ Птаха, созданный в «Мемфисской теологии», — образ бога-устроителя мироздания в целом и земли в частности. Но, как и Амон, он Вселенский Бог, только переосмысленный в духе представлений о боге как о космическом разуме.