Подвиги Арехина. Пенталогия (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 79

– Совершенно ответственно скажу: непредвиденных не было. А вот предвиденные, точнее, специально созданные, повлияли. Ещё как повлияли!

– Хотелось бы услышать детали.

– Сегодня вы услышите все, что хотите. Даже более того, – усмехнулся Птыцак. – Да, для Кремля были закуплены на три миллиона золотых рублей, представьте, сколько это весит в звонкой монете, кокаин, героин и лекарства для сифилитиков. Были закуплены, отправлены сначала железной дорогой, а в Гамбурге погружены на наш российский торговый пароход. Но погружены были одни лекарства, а до Рижского порта дошли другие. Можно сказать даже, вовсе не лекарства. Подмена прошла в пути. Пароход, можете проверить, шел в Ригу через Великобританию. Потому что грузов много, за каждым отдельный флот не пошлёшь. Хотя иногда и нужно бы. По пути заходил то в один порт, то в другой, и ценный груз где‑то продали, не скажу даже, целиком или частями. Мне кажется, всё‑таки частями. Но сделан гешефт был честь по чести – с сохранением упаковки, пломбировки и, разумеется, документов. В итоге доказать что‑либо никому не удалось.

– А деньги? Продав препаратов на три миллиона рублей, вы должны были получить уйму денег!

– И получили. Но только уже как частные лица, а не как торговое представительство советской России.

– И вы так легко в этом признаетесь?

– Почему признаюсь? Признаются суду, следствию, супруге. А вам я просто рассказываю. Как мы оба, надеюсь, понимаем, последствий мой рассказ иметь не будет никаких. Тем более по службе. Я, надеюсь, удовлетворил ваше любопытство.

– Совершенно удовлетворили, – согласился Арехин.

– Тогда, я надеюсь, теперь вы удовлетворите моё. В чем же заключается ваше личное дело?

– Манускрипт монаха Поликарпа – это вам о чем‑нибудь говорит?

– По крайней мере о том, что круг ваших знаний весьма широк. Откуда вам‑то известно об этом документе?

– Вы так произнесли «вам‑то», будто знакомство с этим документом для меня есть вещь невероятная.

– И всё‑таки?

– Полагаю, вам известно, что на территории Киевско‑Печерской лавры был найден древний документ, в котором автор, некий монах Поликарп, рассказывает о посещении некоего полунощного остова, затерянного где‑то в Ледовитом океане?

– Мне известно и то, что документ вернули в цисту, то есть особый сосуд для рукописей, где он пролежал несколько веков, и решили хранить дело в строжайшей тайне.

– Так‑то оно так, но о рукописи прослышал принц Петр Ольденбургский, в то время – шурин императора Николая. И для шурина было сделано исключение. Ему показали рукопись. А он, человек передовой мысли, чуждый условностей, взял да и переснял рукопись миниатюрной фотокамерой. На память.

– Положим, в принца Ольденбургского я готов поверить. Но где вы, а где принц?

– Принц, полагаю, в Чехии, а я здесь.

– Но что вас связывает?

– Покойный мой батюшка был крупным землевладельцем в Воронежской губернии, где и находилось имение Ольденбургских. Любопытное местечко, кстати – это имение. Был построен как бы английский замок, с подземельями и секретными комнатами, лаборатории, обсерватория, много чего необычного. Средства‑то позволяли. А батюшка мой, помимо всего, был и губернским предводителем дворянства, и депутатом Государственной думы, потому вращался в высшем губернским обществе. В некотором смысле батюшка мой и был высшим губернским обществом, по крайней мере, её частью.

А ещё он был криптоисториком: искал в сказках и легендах нашего народа подлинную основу. Хотел открыть свою Трою. Это породило если не дружбу, то взаимный интерес моего батюшки и принца. Они постоянно обменивались сведениями о находках, обсуждали идеи, другим казавшиеся совершенно завиральными. Вот так мой отец получил фотокопию рукописи, а, точнее, письменной исповеди монарха Поликарпа. Ну, а потом с рукописью познакомился и я.

– Поди, стибрили со стола батюшки?

– Зачем? Просто батюшка мой рассказал принцу о моих некоторых… скажем так, способностях. Я порой могу находить связь между событиями там, где другие её не видят. И принц Пётр Ольденбургский (тогда он уже перестал быть шурином императора из‑за скандального развода с великой княгиней) попросил прочитать фотокопию и сказать свое мнение.

– Вы так откровенно признаетесь в своих способностях?

– Да что способности… И есть ли они? В любом случае, я надеюсь, что мы оба понимаем: последствий мой рассказ не будет иметь никаких.

– Это верно, – вспомнил свои недавние слова Птыцак. – Правда, по разным обстоятельствам.

– Вот в этом я сомневаюсь. Посмотрим. Возвращаясь к исповеди монаха Полкарпа: передо мной был поставлен вопрос, не связаны ли экспедиции Седова, Русанова, барона Толля, Колчака и прочих исследователей Севера с попыткой отыскать таинственную землю?

– Но стремление совершить географическое открытие само по себя мотив серьезный.

– А почему? Почему хочется непременно достичь некоего совершенно условного места, места, где сходятся все меридианы? Быть может, и потому, что не такое уж оно условное? Или это – прикрытие другой, тайной цели?

В любом случае и Седов, и Русанов, и Толль, и Колчак открывателями полюса быть не могли – Кук и Пири опередили их. Что же их влекло на Север?

– Открытие новых земель?

– Полноте, у России этих земель столько – между пальцами сыплются. Аляску пришлось уступить. Я понимаю мореплавания в южные моря: пряности, драгоценности, красное дерево, черное дерево, в прежние времена – рабы. Экономически оправданные предприятия. Но что проку в острове Санникова, который то явится, то растворится в тумане?

Какая прибыль в покрытом льдом островке где‑нибудь на восьмидесятом градусе северной широты, куда даже полярные медведи заглядывают редко? Не хочу читать доклад, да и какой сейчас доклад. Просто напрашивается мысль: есть в Северном океане нечто, влекущее к себе сквозь смертельные испытания.

– Интересно рассказываете, Арехин, но ведь всё это так… теория.

– Не такая уж и теория. Нам известно лишь о знаменитых путешественниках, и то не всё. Бывает ведь: пропал, и следов не осталось. А если они дошли? Не до условной точки, а именно туда, куда стремились? А если дошли путешественники незнаменитые? Крестьяне, мещане, обыкновенный люд, старающийся не привлекать к себе внимания.

– И почему мир об этом не знает?

– Потому, что ему не следует об этом знать. Совсем не всяким знанием следует делиться, напротив, потаённое знание дает власть. Знание – сила, не правда ли?

– Допустим, допустим… Но в чём ваш интерес? Почему вы здесь, а не в Стокгольме, куда отправились совсем недавно?

– То, что вы собираете экспедицию в полярные широты, недолго оставалось тайной. Вот меня и послали узнать, на какие деньги совершится это плавание.

– Положим, узнали. Много ли в том счастья для Александра Арехина?

– Вы что, убьёте меня, что ли? Прямо здесь и сейчас?

– Я? Вам, право, пора пить. Валерианку, пустырник, бром, или что там назначают лекари. Я никого без крайней нужды не убиваю. А тут какая же нужда? Вы скажете, мне, мол, Птыцак рассказал. Я же скажу, что пришел ко мне пьяный Арехин, ловил чертей, требовал латышских стрелков с пулемётами на мотоциклах, бил посуду, в общем, безобразничал. И у меня будут свидетели. Протокол в местном отделении полиции. А вот потом многое случиться может.

– Не о том думаете, Птыцак. Вы ведь даже не знаете ни того, куда вам плыть…

– Идти, – поправил Птыцак.

– Хорошо, идти. Ни того, что вас ждёт. Думаете, глас приведет вас к цели?

– Думаю.

– Хорошо, пусть вы и те, кто с вами, избраны. Но для чего вы избраны? Полагаете, вас наделят потайным знанием, делающим вас могущественными? А если просто Великие Древние соскучились или даже проголодались?

– Великие Древние? Вот как вы их называете. Немного вычурно. Не волнуйтесь о нашей судьбе, волнуйтесь о своей.

– Но я знаю координаты. Точные, выверенные Колчаком.

– Откуда ж вам их знать?

– От самого адмирала.