Подвиги Арехина. Пенталогия (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 33

— Чем, простите? — не удержался тезка Аз.

— Созданием тришкиного кафтана: тут отрежем, там пришьем. Во всяком случае, по Москве проходит приблизительно триста пятьдесят верст широкой колеи. Есть где затеряться составу, не правда ли? Одно, правда, может помочь: угоняли составы, вероятно, не для того, чтобы прятать. То есть может и быть такая ненависть к большевикам, чтобы это зерно просто сжечь. Но хлебных пожаров не было. Монархисты, анархисты, кадеты и прочие политические противники, скорее, устроили бы бесплатную раздачу хлеба — вон, мол, большевики его, хлебушек, в Германию собираются угнать, а мы — для народа отбили. Под этой маркой можно новую бучу заварить. Но никаких хлебных раздач не намечается. Наконец, хлеб и в самом деле могли отправить в Германию или Венгрию, но в этом случае уж точно это дело вам бы не поручили. Ну, и я бы знал.

Остается одно.

— Что? — почти одновременно спросили тезка Аз и Он.

— Хлеб похитили для того, чтобы съесть. Только и всего.

— Сто вагонов… Кто ж может съесть сто вагонов хлеба?

— Ответьте на этот вопрос, тогда и загадки никакой не будет. Полагаю, вам понадобится паровоз? — вдруг сказал карла.

— Да. Паровоз с бригадой, ну, и вагон. Или даже два. Этакий миниэкспресс.

— Бумага от Дзержинского есть?

— Есть.

— Пайки? Кочегар, он без пайка ничего не стоит.

— Прикажите получить.

— И прикажу, как же иначе.

— Вот на поезде и получим. Человека три-четыре дайте.

— За пайками? Да хоть сто!

— Ста не нужно. Троих вполне достаточно.

— Надеюсь, вы не рассчитываете этаким путем найти похищенное? Приехать на поезде и застать всех врасплох.

— Надеяться-то надеюсь, но не рассчитываю, верно. Просто хочу посмотреть, как это могло случиться. Проникнуться атмосферой.

— Покататься на паровозе, — рассмеялся карла. — Извольте садиться, экипаж подан.

— Как так?

— А у меня всегда под парами один составчик. Мало ли… Вдруг кто из вождей захочет покататься. Или какое деликатное поручение исполнить. Вот вам и от меня мандат, — карла черкнул что-то на старорежимного вида бланке. — В иные дни я бы вам три состава нашел за три минуты, уж поверьте.

— Верю.

— А сейчас, после революции, после разгона ВИКЖЕЛя специалисты перевелись. Я не об инженерах даже. Машинисты, смазчики колес, кочегары — все заняты на бронепоездах и прочем, связанным с фронтом. Остатки водят гражданские составы. Следить за хозяйством буквально некому. Но попробуем, попробуем… Не иголка все ж, сядешь — не уколешься.

Кучера они оставили ждать, накормив коней распоследним овсом. А сами побрели по путям к ожидавшему паровозу.

5

Ай да Кляйнмихель, ай да Максимилиан Леонардович!

Поезд медленно полз по Москве, салон-вагон слегка покачивал, но только слегка.

Первой станцией была Камир-Товарная, та самая, где эшелон встретил поддельный Ешкин, встретил, охрану распустил и увел составы с хлебом в неведомую даль.

Никаких следов таинственного двойника Ешкина не было. Снегом замело. И вообще — пустырь пустырем. Но они потратили два часа, опрашивая служивый народ. Те мялись и бледнели — знать, и по их душу пришли. Но говорили что, да, были эшелоны, а какие, с чем — их даже и не допускали: кричали «не подходи» и стреляли. В воздух? Зачем в воздух, под ноги стреляли. На авось. Никто и не подходил.

— А видели что?

— Так паровоз, он в пару, особенно зимой. Много ль разглядишь? Они там, как нарочно, еще и пару выпустили… Одни, значит, сошли, другие сели.

— Бумаги показывали?

— Нам? А кто мы такие? С Михейиванычем толковали, чтобы семафор опустил, только Михейиваныч не дурак, он еще при Витте мастером был. Сказал — кто куда, ребята, а я к семье побегу.

— Что ж удивительного?

— Так семья его еще в августе семнадцатого пропала. Он ее, семью, в деревню под Воронеж отправил, говорил, будет голод великий, а там земля жирная. Без хлеба не останутся.

— Может, и Михейиваныч — под Воронеж?

— Может, — но надежды у говоривших было маловато.

— И куда же эшелон пошел?

— А вон, по этой ветке…

Эта ветка шла на север, и через версту расходилась надвое. Свидетелей особых не было, а неособые божились, что много мимо всяких эшелонов ходит, какой куда пошел — не упомнишь.

Доехали и до складов Филиппова, ныне — Ревхлебсклады. Там при виде паровоза поначалу обрадовались, а потом расстроились, когда поняли — не будет никакого зерна. Напротив, Арехин дал бумагу, по которой пришлось со склада отпустить немножко мучицы, овса, даже сала. Спорить не стали, дали, что положено, об одном прося: поймайте воров и живыми сюда доставьте. Ясно было, что доведены на складах люди до отчаяния.

Люди, что с Арехиным приехали, пайкам обрадовались и мигом перетащили груз в салон-вагон, где Арехин разделил все по справедливости. Впрочем, и после дележа железнодорожники сохраняли бодрость и оптимизм, видно, рассчитывали на меньшее.

По городу ездить интересно, конечно. Совсем не как по полю. Однако и видно недалече. Дома то подступали прямо к вагону, то отступали, но ненамного. Через полчаса голова начала кружиться.

— Поехали домой, — приказал Арехин в переговорную трубу. — Случайно тут ни на что не наткнешься. Сто раз успели бы и разгрузить эшелон, и снова загрузить.

— Чем? — спросил тезка Он.

— Велика Москва, чего только в ней нет, — но перечислять не стал.

К управлению железных дорог подъехали к полудню, минута в минуту. Вряд ли случайно, скорее, машинист погадал. Ящик с провизией перенесли в здание, пару ящиков и три мешка овса — в повозку Арехина. Кучер, понятно, обрадовался. Овёс — это овёс.

Кляйнмихель, напротив, не радовался. Был хмур, вял, даже боязлив.

— Не нашел ничего? — спросил он, не успел Арехин пересечь порог.

— Не нашел.

— И не ищи.

— Это почему.

— Вдруг найдешь.

— Я постараюсь.

— Ну, ну, не пожалей.

— Мало ли о чем жалеть приходится. У меня вопрос. Хотел утром задать, но приберег: где, все-таки, лучше всего спрятать три эшелона хлеба?

— На складах, где ж еще.

— Но мы на складе были. Ничего.

— На Филипповском? Таких складов до революции было много — и в самой Москве, и в Подмосковье. В три горла столица кушать изволила. Хлебные, мясные, рыбные, бакалейный, каких только складов не было. А если по мелочи растащить — вагончик туда, вагончик сюда, — таких складов может, и тысяча, и больше наберется. Проехал, отцепил у склада по вагончику вечером, собрал утром — и всё. Ищи-свищи.

— Это я понимаю, Максимилиан Леонардович. Только если не в один вклад хлеб отвезли, а, скажем, в пятьдесят или в сто — он еще быстрее объявится, хлебушек-то.

— Повторю еще раз. Последний. Не для продажи хлеб украли, не для наживы. Чтобы самим съесть. Подумай над этим.

— Подумаю.

Вместе с тезкой Он Арехин вернулся к лошадям. Кучер уложил заботливо и мешки, и ящики. Ладно, овес мы заберем себе.

— Домой — велел он кучеру.

Тезка Он разговорами не отвлекал. Тоже размышляет. Есть над чем.

Дом показался быстро. Или думается медленно. Овес и немного человеческой еды он оставил. А теперь — в МУС.

И до МУСа доехали непривычно быстро.

Продпаек вызвал всеобщую радость. Всеобщую — это

Михеича, Аверьяныча, делопроизводительницы Зинаиды Андреевны и письмоводительницы Клавы. Оболикшто только хмыкнул, пайком его не проймешь.

Вообще-то категория Ка-первая (Ка — значит «Кремлевская») распространялась только на Арехина и на тезку, но решили всё — в общий котел. Завтра ещё будет, пообещал Арехин.

А послезавтра, спросил тезка Он, не из-за себя беспокоясь. А послезавтра мы либо дело закроем, либо поедем с продотрядом деревню Волчий Курдюк оприходовать.

— А у волков курдюки разве бывают? — спросил тезка Он.

— Там и узнаем.

Порадовав сослуживцев мукой, яичным порошком, колотым сахаром, консервированным молоком и тушеной свининой (по фунтовой баночке на МУСовский нос), Арехин с тезкой вернулись в повозку. Воистину, день разъездов.