Лекарь Империи 8 (СИ) - Лиманский Александр - Страница 38

Я начал раздавать приказы как генерал перед решающей атакой. Четко, быстро, без малейшего права на возражения или панику.

— Петренко! — сказал я дежурному реаниматологу. — С этой секунды ты — главный по аппарату ЭКМО! Быстро готовь аппарат! Педиатрический контур, объем праймирования двести пятьдесят миллилитров! Расчетный поток — полтора-два литра в минуту для веса в двадцать с небольшим килограмм! Проверь оксигенатор, газовую смесь, все датчики давления!

Петренко — умный парень. Схватывает все на лету. И что гораздо важнее — он не боится нового, неизведанного. Из него выйдет отличный лекарь, если он не сломается под этим давлением.

— Понял! — он кивнул и, не теряя ни секунды, бросился к аппарату ЭКМО, стоявшему в углу палаты, как огромный, спящий металлический монстр.

— Киселев! — я резко повернулся к застывшему в оцепенении заведующему всей хирургией. — Игнат Семенович, мне нужны ваши золотые руки!

Я, конечно, мог бы провести канюляцию и сам. Но Киселев сейчас был унижен, растерян. Если я полностью отстраню его от такой уникальной, сложнейшей операции, он обидится. А обиженный, деморализованный начальник в такой критический момент — это последнее, что мне было нужно.

— Вы — лучший сосудистый хирург в этой больнице. У мальчика крошечные сосуды — бедренная артерия и вена сейчас не толще простого карандаша. Здесь нужна ювелирная точность. Будете моим первым ассистентом. Я проведу саму канюляцию под контролем ультразвука, а вы обеспечите нам идеальный хирургический доступ и безупречный гемостаз.

Дал ему важную, ответственную роль. Подчеркнул его уникальное мастерство. Мужское эго удовлетворено. Теперь он будет работать на полную, с азартом, а не из-под палки.

Киселев выпрямился, его плечи расправились, в глазах вместо паники появился профессиональный азарт.

— Понял! Что нужно для доступа?

— Сосудистый набор, педиатрический! Самые маленькие зажимы типа «Бульдог»! Маленькие ретракторы Вейтланера! Атравматический шовный материал пять ноль на колющей игле!

— Будет сделано! — он тут же повернулся к растерянной медсестре. — Галина! Слышала? Быстро в центральную операционную! Неси все, что целитель Разумовский сказал! Бегом!

— Алина! — я посмотрел на старшую медсестру. — Стерильный стол, инструменты по списку, который сейчас даст Киселев! И немедленно подготовьте канюли для ЭКМО — педиатрические, самого малого диаметра, какие только есть! Четырнадцать и шестнадцать!

— Поняла! — она коротко кивнула и тут же бросилась к шкафам с расходными материалами. — Светлана, быстро, помогай мне! Маша, тащи стерильное операционное белье!

— Вашин! — анестезилог вздрогнул, когда я обратился к нему. — Хватит паниковать! С этой секунды ты отвечаешь за анестезию и гемодинамический мониторинг!

— Но я… я никогда не вел анестезию при ЭКМО…

— НАУЧИШЬСЯ! — рявкнул я так, что он подпрыгнул. — Фентанил — два микрограмма на килограмм! Рокуроний — один миллиграмм на килограмм! Держи среднее артериальное давление не ниже шестидесяти на норадреналине — начни с дозы ноль один микрограмм на килограмм в минуту! И следи за этими показателями как за собственной жизнью!

Дал ему конкретные цифры, конкретные, простые задачи. В состоянии паники люди не могут думать абстрактно, им нужны четкие, почти военные инструкции.

— Медсестры! — я повысил голос, обращаясь ко всем сразу. — Кровь! Мне срочно нужна кровь! Эритроцитарная масса — две единицы! Свежезамороженная плазма — две единицы! Тромбоконцентрат — одна доза! ЭКМО сильно разжижает кровь, у нас почти наверняка будет кровотечение!

— Какая группа крови⁈ — крикнула старшая медсестра из коридора.

— Первая положительная! Нет, стоп! — я на секунду замер, повернулся к Алине. — Какая группа у мальчика?

— Вторая положительная! — ответила она мгновенно, не отрываясь от подготовки инструментов. — Я проверила сразу же при поступлении!

Молодец. Хорошая медсестра.

— Вторая положительная или первая отрицательная как универсальный донор! — скорректировал я свой приказ. — Быстро!

Фырк запрыгнул мне на плечо, его маленькие коготки впились в ткань халата.

— Эй, полководец! Ты действительно уверен в этом тотальном безумии? ЭКМО для маленького ребенка — это же как из пушки по воробьям стрелять!

— У нас нет другого выбора, — мысленно, почти не отвлекаясь, ответил я. — Либо эта пушка, либо воробей сейчас умрет.

— А если… если не получится?

Я посмотрел на маленькое, синее тельце на кровати. На цифры на мониторе, которые продолжали медленно, но неумолимо ползти вниз.

Получится. Просто обязано получиться.

Все было готово. За какие-то немыслимые десять минут детская реанимационная палата превратилась в полностью функциональную операционную. Стерильные простыни покрывали все поверхности.

На передвижных столиках, выстроенных полукругом, в идеальном порядке лежали лотки с блестящими хирургическими инструментами. Аппарат ЭКМО, подключенный и заправленный, тихо гудел рядом с кроватью — холодный, бездушный стальной монстр с десятками прозрачных трубок, готовый в любой момент забрать на себя и вернуть обратно саму жизнь.

Мальчик на столе.

Его тельце было почти полностью скрыто под стерильными простынями, открыт был только небольшой квадрат кожи в правом паху — наша зона доступа к бедренным сосудам.

Кожа там, тщательно обработанная йодом, блестела в свете операционных ламп.

Я стоял над ним с длинной иглой-проводником в руке. Четырнадцать гейдж — толстая, как плотницкий гвоздь. Для взрослого мужчины — стандартный размер. Для шестилетнего ребенка — огромное, чудовищное сверло.

Нужно попасть в бедренную вену и артерию. Один неверный, дрогнувший на миллиметр прокол — и я получу массивное, неконтролируемое кровотечение. Два промаха — и у нас просто закончится время.

Я активировал Сонар на максимальную мощность.

Визуализация была идеальной — я видел сосуды так четко, словно они были нарисованы на рентгеновском снимке. Вот тонкая синяя ниточка бедренной вены. Рядом, чуть глубже — артерия, немного толще, слабо пульсирующая в такт затухающему сердцу.

Спазм сосудов на фоне глубочайшего шока. Они сжались до самого предела. Попасть в них будет все равно что продеть тонкую нитку в игольное ушко. В полной темноте. Во время землетрясения.

— Скальпель, — я молча протянул руку.

Алина тут же вложила в мою ладонь холодную сталь инструмента.

Разрез. Маленький, аккуратный, не больше двух сантиметров. Кровь — совсем чуть-чуть, почти капля, сосуды были полностью спазмированы. Киселев тут же промокнул рану стерильной марлевой салфеткой, маленьким ретрактором развел ее края.

— Вижу фасцию, — пробормотал я, скорее для себя, чем для него. — Рассекаю…

Еще один осторожный, выверенный разрез, глубже. Желтоватая жировая клетчатка, потом — вот они.

Сосуды. Крошечные, почти невидимые, как тонкие шелковые ниточки.

— Они же микроскопические… — выдохнул Киселев, склонившись рядом.

— Мы справимся, — сказал я твердо.

Я взял иглу. Медленно, миллиметр за миллиметром, под непрерывным контролем Сонара, я начал продвигать ее острый кончик к тонкой синей линии вены.

Кончик иглы едва заметно дрожал — не от страха, от чудовищного физического и ментального напряжения. Нужна была абсолютная, запредельная точность.

Еще чуть-чуть… Еще полмиллиметра… Аккуратно… Не торопись…

И в этот самый, самый критический момент случилось худшее из того, что могло случиться.

ПИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!

Монитор витальных функций взвыл одной долгой, непрерывной, душераздирающей нотой, как сирена воздушной тревоги.

— АСИСТОЛИЯ! — заорал Петренко, его голос сорвался на истерический визг. — ОСТАНОВКА СЕРДЦА!

Глава 15

НЕТ! Только не сейчас! Дай мне еще пять секунд! Всего пять!

На мониторе, где до этого мелькали агонизирующие, уродливые комплексы, теперь была только идеально прямая, безжалостная зеленая линия.