Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя - Страница 10

— Я? - Форвард усмехается. - Боюсь, моя жизнь не так интересна. Я много работаю. Иногда играю в теннис, иногда, когда позволяет погода, хожу под парусом. И пытаюсь наладить отношения с сыном.

Я радуюсь, что столы здесь довольно массивные и он вряд ли видит, как при упоминании Славы мои ноги под столом сжимаются до боли в коленях. Как будто есть что-то совершенно неправильное в том, что он вдруг появился за нашим столом как молчаливый призрак.

Теперь вести вежливую болтовню будет еще сложнее. Что мне на это ответить? Сделать вид, что я не услышала последние слова про Славу? Спросить про яхту? Про его теннисные рекорды?

— Майя, бросьте деликатничать, - говорит Форвард, совершенно правильно считывая причину моего молчаливого замешательства. - Я понимаю, что вы хотя бы в некоторой степени, но имеете представление о том, что Дубровский - мой сын.

Я просто киваю.

— Это, наверное, сложно, - выбираю самое нейтральное.

Наверное, узнать подробности сложного и явно трагического семейного конфликта Форвардов, мне бы хотелось именно от Славы. Чтобы это опять не выглядело так, будто я без спроса сую нос не в свое дело. Посл той нашей перепалки, Слава больше ни разу не возвращался к этой теме. Он как будто великодушно забыл, а я… просто не ворошу осиное гнездо его болезненных воспоминаний.

И стараюсь не думать, что на орбите его жизни снова появилась Алина Вольская.

И что кроме всего прочего - что я уже дважды видела ее в офисе NEXOR. Пожалуй, впервые за все время, что Юле отдали часть моих обязанностей, я так этому рада - мне точно не нужно никак контактировать с Вольской и ее «зеленым» фондом.

— Вячеслав - очень упрямый парень, - вздыхает Форвард, и на его лице на мгновение появляется тень усталости и раздражения. - Очень упрямый, независимый, не терпящий никого контроля. Очень похож на свою мать. Она тоже была такой… слишком дикой и свободолюбивой.

Он замолкает, глядя куда-то в сторону.

Я не решаюсь нарушить эту паузу.

— Я знаю, что вы знакомы… достаточно тесно и не только в контексте работы, - вдруг говорит он, снова посмотрев на меня в упор. Как будто мы играем в покер и он решил пойти ва-банк. - Не пытайтесь делать вид, что это не так.

— Мы… коллеги, - отвечаю я, чувствуя, как краснеют щеки. - Слава… ммм Вячеслав - прекрасный специалист. Он работает над крупными проектами, но людей в команду нанимал почти как будто профи не только в механике и конструировании, но и…

— Коллеги, - не грубо, но все-таки перебивает Форвард. - Допустим, я принял вашу версию истории. Но простите, что начал щепетильную тему - это явно не разговоры для сегодняшнего вечера.

Он ставит точку. Вроде бы деликатно, но безапелляционно.

Дает понять, что эта территория закрыта. Я мысленно выдыхаю с облегчением. Понятия не имею, что делала бы, если бы он решил углубиться в подробности.

Нам приносят заказ. Изысканно сервированные блюда, ароматы, от которых кружится голова. Выглядит это как произведение искусства, даже стейк, обложенный овощами как будто натюрморт для картины венецианского художника.

— Все в порядке? - интересуется Форвард, вооружаясь ножом и вилкой. Без каких-либо моральных усилий отрезает край и остается довольным сочащимся с мясного среза розоватым соком. - Вы выглядите так, будто рассчитывали увидеть на своей тарелке что-то другое.

— Я рассчитывала на ризотто, а не на что-то, что как будто только что стояло под семью замками в швейцарском банке.

— Отличительная черта умной женщины - ее высокоинтеллектуальный юмор, - отвешивает комплимент Форвард.

Я пытаюсь придумать какой-то достойный ответ, но сосредоточиться не получается, потому что мое внимание привлекает движение у входа в ресторан. Там наверняка уже мелькали посетители и я просто н обращала на них внимания, но на этот раз мой взгляд инстинктивно «хватается» за рост. Потому что у меня пунктик на рослых мужчинах, я всегда нахожу их в толпе первыми.

А этот не просто высокий, а очень высокий.

И очень знакомый.

Я как будто за секунду примерзаю к стулу.

Это Слава.

И он не в своих рваных джинсах и футболке с черепом. Он в элегантных темных брюках и идеально сидящей белоснежной рубашке, рукава которой закатаны до локтей, открывая хищные татуировки. Это странно, но он выглядит как будто немного чужеродно в этом месте, а ресторан, наоборот - как будто как раз для него и создан. Именно такого - бунтующего против этой элегантной буржуазии своими слишком хищными татуировками.

Он не сам.

Я пытаюсь отвернуться, не таращиться слишком очевидно Форварду через плечо, но взгляд как будто примагничен к Славе и его спутнице.

Я отмечаю, что даже не удивлена, узнав в красавице Алину Вольскую.

Она как раз полностью в необходимом образе - в облегающем черном платье, которое подчеркивает каждый изгиб ее безупречной фигуры, с волосами, собранными в высокий, гладкий хвост. Она поворачивает голову к Славе, тянется к его уху - ей для этого даже не нужно особо стараться - что-то с улыбкой ему говорит. Слава сдержано кивает.

Они проходят вглубь зала. Ресторатор провожает их к столику на небольшом балкончике, нависающем над основным залом. Более подходящего, уединенного и романтического места, и придумать нельзя.

А еще оттуда, если только немного опустить взгляд, открывается идеальный вид.

Прямо на наш стол.

Я пытаюсь взять себя в руки.

Это просто ужин. Просто мужчина и женщина за одним столом в дорогом ресторане. Мы не выглядим как парочка. Господи, да у него сын - ненамного младше меня!

Но эта мантра не работает.

Мой мир, который еще минуту назад казался почти стабильным, сузился до размеров этого зала, а потом и вовсе сжался до одной-единственной точки - до того столика на балконе, окутанного интимным полумраком.

Они там. Вдвоем. В своем собственном, отдельном мире, куда мне нет входа.

И вот уж кто точно ни при каких обстоятельствах не выглядит как парочка, встретившаяся для обсуждения «рабочих моментов».

Я заставляю себя оторвать взгляд от их силуэтов, вернуться к своей тарелке и собеседнику. Форвард-старший продолжает есть свой стейк с невозмутимым видом, будто ничего не произошло. Он не видел Славу? Или сделал вид, что не видел? С ним никогда не угадаешь. Он - политик из высших эшелонов власти, мастер скрывать свои истинные мысли за маской вежливого интереса.

— Ваше ризотто остынет, Майя, - мягко напоминает он, и в его зеленых глазах мелькает что-то похожее на сочувствие. Или мне это только кажется?

— Да, простите, - я беру вилку, но пальцы кажутся чужими, деревянными. - Просто… задумалась.

Подношу еду ко рту, но не чувствую вкуса. Ризотто, которое, я уверена, приготовлено безупречно, в моменте кажется безвкусной, клейкой массой. Механически жую, глотаю, заставляя себя делать вид, что все в порядке. Что мое сердце не колотится где-то в горле, как защемленный нерв. Что меня не душит волна иррациональной, ядовитой ревности.

Господи, я ведь даже толком на них смотреть не могу.

Любая попытка поднять глаза и бросить взгляд на балкон будет слишком очевидной. Слишком унизительной. Я буду выглядеть как жалкая, брошенная любовница, которая не в силах оторвать взгляд от своего бывшего.

Я предпринимаю еще одну попытку сосредоточиться на рассказе Форварда - что-то его первый выход под парусом - но слышу только ее смех - тихий, мелодичный, очень сексуальный. Он падает на меня сверху, как лавина, проникает под кожу, заставляя сжимать вилку до боли в костяшках. Я представляю, как Слава улыбается ей в ответ. Той самой, своей особенной, чуть кривоватой улыбкой, от которой у меня всегда подкашиваются колени.

Нужно прекратить эту пытку. Я не могу сидеть здесь и делать вид, что наслаждаюсь ужином, когда весь этот роскошный ресторан превратился буквально в филиал моего личного ада.

Я откладываю вилку. Делаю глубокий вдох, собирая в кулак остатки своей воли.

— Павел Дмитриевич, - начинаю я, и заранее ненавижу себя за казенный тон. - Я очень ценю ваше внимание. И цветы, которые вы присылали. Правда. Никто и никогда не дарил мне столько. Это очень… щедро.