Истинная на сдачу, дракон в комплекте (СИ) - Калиновская Ника - Страница 65

Ржанники. Пара хищников — с волчьими мордами, шкурами, будто покрытыми каменной крошкой, и длинными цепкими лапами, — раздирала тушку какого-то животного, издали похожего на упитанного кролика. Один ржанник навалился на тушу всем телом, другой вытягивал из неё сухожилие, при этом хрипло урча, как будто его можно было сбить только ударом в шею.

Я замер. Дышать старался как можно тише. С этими тварями лучше не сталкиваться лицом к лицу — они редко нападали на вооружённых людей, но и убегать не спешили, если чувствовали запах крови. К счастью, сейчас они были заняты. И я — был не в их списке.

Медленно, почти незаметно для самого себя, я шагнул назад. Один. Второй. И только после третьего шага позволил себе выдохнуть чуть глубже. Арка слева, что казалась второстепенной, теперь стала шансом. Я решил рискнуть.

Местность встретила меня тишиной. Не мёртвой, а настороженной — той, в которой шорохи гаснут в мхе, а капли дождя будто не решаются падать громко. Камни, заросшие мхом и лишайником, тянулись вверх, образуя неровную дугу, под которой воздух становился прохладнее, будто старое место отгораживало себя от остального мира. Я сделал шаг вперёд и замер.

Здесь было что-то… особенное. Неуловимое. Влажность земли, лёгкий туман, приглушённый свет, который с трудом пробивался сквозь заросли над аркой, создавали ощущение, будто я ступаю не просто на тропу, а пересекаю границу между обычным и тем, что держится в стороне — древним, хрупким и молчаливо наблюдающим.

Я двигался осторожно, словно каждое касание ботинка к земле могло нарушить незримое равновесие. Внимание было напряжено до предела, дыхание сдержанное, будто сам воздух мог выдать меня. Пальцы чуть дрожали, когда я раздвигал траву и вглядывался в подножие камней, пытаясь заметить хоть намёк на знакомый силуэт — тонкие изогнутые листья, серебристо-зелёный оттенок, тот едва уловимый рельеф жилок, который нельзя спутать ни с чем другим.

Но ничего не было. Только мох, редкие побеги других растений, да влажная, упрямая земля, будто не желающая делиться тем, что может дать. И всё же — я продолжал идти, шаг за шагом, будто за каждым поворотом может скрываться нужный мне куст. Цветущий. Тот самый. Единственный, что встречается раз в три года. Всё внутри тянулось к нему, как к оправданию — не только похода, но и вообще этого упрямого желания сохранить привычный мир.

И вот — когда надежда почти начала тускнеть — я увидел их.

Два маленьких кустика. Почти спрятанных в тени у подножия обломанного камня, прижавшихся друг к другу, как будто земля сама решила расположить их поближе, уберечь от глаз. Никаких цветов. Ни одного. Только листья. Узкие, с чуть поблёскивающим налётом, и всё же — настоящие.

Я присел рядом и долго смотрел, даже не касаясь. Просто… вглядывался. Убеждался и перепроверял, будто сам не верил глазам. Ткань реальности натянулась, сердце забилось чаще, но не от восторга — от осознания, насколько мал и прост этот момент… и насколько он ценен.

Скромные. Упрямые. Настоящие. Не цветущие — но живые.

Я медленно вытянул нож, с усилием вытянув из-за спины руку, которой будто не хотелось нарушать эту хрупкую гармонию. Касаясь травинок, я чувствовал их прохладу даже через металл, словно сама природа говорила: «Бери… но аккуратно».

Я срезал их по одному. Лист, стебель, побег. Каждый — с уважением. Бережно и не спеша. Как нечто, что требует не техники, а внимания. Как будто я не резал — а принимал дар.

Коробочка легла в ладонь, словно сама просилась быть использованной. Я уложил побеги на подложку, поправил мягкую ткань, чтобы ничего не смялось. И когда закрыл крышку — не хлопком, не щелчком, а почти касанием, — внутри меня родилась наполненная тишина.

Да, это были не цветы. Да, их было всего два. Но я чувствовал: мне не нужно больше, чтобы знать — я не зря пришёл. Не зря искал. Не зря надеялся. Эта находка не кричала о себе, она просто была. И этого оказалось достаточно.

Я аккуратно уложил коробочку с побегами в самое защищённое место сумки, затянул ремни и ненадолго задержал взгляд на том углу, где среди мха и камня несколько минут назад стоял тот самый куст — хрупкий, живой, бессловесно доверившийся. Неожиданно тепло расползалось по груди: было в этом что-то правильное, завершённое, как будто сама земля приняла моё присутствие, позволила взять то, что нужно, и теперь тихо отпускала обратно. На сегодня — этого было вполне достаточно. И даже немного больше.

Я выпрямился, неторопливо потянул плечи, почувствовал, как тело наконец выходит из напряжения пути, как дыхание становится глубже, как мысли начинают стекать в ровный поток. Я уже собирался сделать шаг к выходу, тихо и незаметно покинуть арку, не нарушая того равновесия, которое царило здесь с самого начала, как вдруг…

Мир треснул. Не громко, не внезапно — наоборот, будто тонко, хрустко, где-то на грани слуха, но так, что всё внутри обернулось.

Сначала я ощутил это — не на уровне чувств, а телом, каждой клеткой, словно кожа вспомнила то, что вдалбливается на учениях, шлифуется в гарнизонах, остаётся в крови у тех, кто однажды на войне перестал дышать слишком громко. Лёгкое покалывание в затылке, неприятный холод внизу живота, напряжение между лопаток — именно так я узнавал, что рядом опасность. Ни звериное чутьё, ни шестое чувство — просто опыт. Накопленный, отточенный, ставший инстинктом.

Потом я услышал. Тихий, сдавленный звук, как будто в глубине арки камень выдохнул через сомкнутые зубы — сипло, глухо, с хриплой тяжестью, в которой не было ничего человеческого. Звук не стремился напугать — он просто был, как факт и напоминание: ты здесь не один.

И только затем — увидел.

Пара глаз. Узкие щели, жёлтые, как старое стекло, с тёмной прожилкой по центру. Они не сверкали — нет. Они смотрели прямо в меня: без страха и интереса. В них был только голод: медленный, вязкий, как затянувшаяся жажда, что наконец получила повод крикнуть: «Время пришло».

Я застыл. Мгновенно, инстинктивно, так, как замирают звери в лесу, когда понимают: хищник уже рядом, и любое движение — это шанс, но не всегда — на спасение.

Тени у выхода дрогнули, и я различил очертания двух тел — вытянутые, угловатые, поджарые, с хищной пластикой в каждом изгибе. Один был массивнее, второй — тоньше, но в каждом чувствовалась та самая угроза, что исходит не от силы, а от абсолютной уверенности в своём праве напасть.

Ржанники. Эти твари редко показываются при дневном свете, но в этот раз они пришли за едой. И, похоже, решили, что уже нашли.

Горло непроизвольно пересохло, пальцы медленно сдвинулись к ножу на поясе, но я не тянулся к нему — ещё нет. Я знал, что любое резкое движение спровоцирует вспышку, бросок, и тогда всё пойдёт иначе. Сейчас — тишина. Застывшая, тяжёлая, как разлитый по воздуху страх.

Я стоял. Они — тоже. Мы смотрели друг на друга, замкнутые в этом крохотном мире старой арки, мокрого камня и слишком живого желания остаться в живых.

И никто из нас пока не делал первый шаг.

Их низкое, хриплое рычание раздалось совсем рядом. Не громко — наоборот, приглушённо, как будто ржанники не пытались напугать меня, а... предупредить. Это прозвучало странно даже в моей голове, но я не чувствовал в их взгляде явной агрессии. Ни мгновенной злости, ни желания напасть с ходу. Они смотрели внимательно, настороженно, и в их позах было что-то… колеблющееся.

Ржанники топтались на месте. Лапы то прижимались к земле, то скользили по мху. Один чуть сместился вбок, будто начинал обходить меня по дуге, но не решался продолжить. Второй не сводил с меня взгляда, но всё чаще дёргал ушами, настораживался, как будто прислушивался не ко мне, а к чему-то другому.

Я тоже не двигался. Стоял, держа себя в руках, чувствуя, как напряжение стягивает мышцы спины и плеч. Дыхание стало поверхностным, глаза — цепкими, готовыми заметить любое движение. Рука была недалеко от ножа, но пока я не дёрнулся. Внутри — только одна мысль: если пойдут, действовать сразу. Без колебаний и пауз. Но… они всё не шли.