Девять жизней (СИ) - Номен Квинтус - Страница 14

Но котики – это сейчас стало лишь малой частью моего «общества». А товарищи неандертальцы еще пару дней спокойно ели запасенное мясо и ко мне относились… в целом крайне вежливо. С вопросами не приставали, куски мяса мне приносили. И, в общем-то, ничего больше и не делали – но спустя три дня мужик (тот, кто выглядел постарше) спросил, как я «нашел свою пещеру» и не знаю ли я, где такие еще поблизости водятся. Я-то знал… вот только в их языке даже слов нужных не имелось, и объяснять им я стал путем наглядной демонстрации процесса. То есть просто лепить новые кирпичи…

Два дня этот мужик (а его звали Гхы) просто смотрел, как я их леплю и сушу, и мне казалось, что он так и не понял, зачем я это делаю. А остальные «члены коллектива» вообще на то, чем я занимаюсь, внимания не обращали. Но когда я начал ставить стены небольшой «пристройки» к своему домику, вокруг меня собрались уже вообще все. Что-то делать, когда на тебя пялится толпа народу, как-то не особо приятно, но я решил, что пусть это будет просто такой формой лекции и сразу дискомфорт ушел. Правда, ушел он вместе с кирпичами, я все же за пару дней их и налепил-то всего ничего. Но оказалось, что даже часа, в течение которого я ставил стенку, гражданам туземцам хватило, чтобы понять, что, собственно, я делаю (в строить я решил просто дровяной сарай) возле двери в свой домик, чтобы и дрова под дождем не мокли, если тут дождь все же пойдет, и чтобы зимой за ними далеко не ходить. А когда я положил сверху этого сараюшки (всего-то площадью в пару метров) палки и начал ветки накладывать, чтобы хоть какую-то крышу от «вероятных осадкой» соорудить, вся толпа отошла и, собравшись в кружок, долго что-то обсуждала. И, как я понял уже на следующий день, приняла определенное решение.

Детали решения мне прояснила Гух: она сказала, что я поселился в месте, которое и хорошее, и плохое, но хорошего здесь больше. Плохо с этим местом было то, что «еда сюда не ходит» и за едой нужно довольно далеко уходить. Холм, на краю которого я себе домик выстроил, весь был покрыт мелкими кустами и всяким оленям по ним ходить было очень непросто. Да и нафиг ненужно: за пределами холма, где кустов не было (точнее, где их было много меньше) трава росла выше человеческого роста, даже выше моего роста (а самые высокие туземцы мне по плечо были). Конечно, мамонты и носороги травку-то прилично так прореживали, в походе за шерстью я несколько «мамонтовых троп» заметил: на них, идущих чуть не до горизонта, стадо мамонтов буквально выкашивало эту траву на ширину в полсотни метров. Но степь-то вокруг была гораздо шире, и – хотя бешеных стай разных зверей, как рисовали на картинках про каменный век и мамонтов я не видел – зверья всякого было много и еды всем им хватало. Так что «за едой» нужно было от моего домика ходить за несколько километров, а потом ведь ее и приносить обратно к дому требовалось! Впрочем, последнее Гух вообще не волновало, ее беспокоило то, что путешествуя к месту охоты люди потели и их звери по запаху могли легче обнаружить – что делало охоту более сложным занятием. Но на этом список недостатков моего «выбора места» и заканчивался, а далее следовал список «достоинств». И для меня важным, но для аборигенов довольно незначительным достоинством было то, что раз тут зверья травоядного нет, то и хищникам тут делать особо нечего. Вторым – и довольно неожиданным для меня – достоинством было то, что на холме под землей почти везде была та самая «вечная мерзлота». Из-за которой тут и трава плоховато росла, и холм именно кустами этими покрылся – а вот в степи, оказывается, такой мерзлоты почти и не было нигде. А третьим достоинством было то, что здесь было много дров – ну а это было и для меня довольно важно, и уж для местных вообще критично, и вовсе не из-за царящей тут прохлады. И даже мясо они на палочках над огнем жарили вовсе не для «защиты от паразитов», и не для того, чтобы мясо легче жевалось или из-за каких-то других особых кулинарных пристрастий. Оказывается, запах именно горелого мяса и жира хищников очень сильно отпугивал (правда, и травоядных отпугивал тоже) – и я понял, зачем они все же притащили к дому тот кусок мамонтятины, который я смог отрезать: они его в костре сожгли, чтобы хищники не заинтересовались очень вкусными людьми.

А вот котиков запах горелой мамонтятины не отпугивал, хотя все же им он не очень нравился, что прилично добавило к ним уважения со стороны моих новых соседей: «маленькие рыси», огня совершен не боящиеся для них были «почти как люди», а потому в качестве дичи их вообще не рассматривали. Что, откровенно говоря, меня очень радовало…

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается – и запасы оленьего мяса тоже закончились. И у меня появился шанс своими глазами увидеть, как первобытные люди охотятся. По крайней мере я увидел, что они с собой на такую охоту берут: палки заостренные (и острия они своими «ножами» сначала выстругивали, а потом еще в костре их обжигали), ножи (те самые каменные). Вот только в этот раз ножи они взяли уже мои, стальные: я им из обрывков оленьей шкуры сшил небольшие чехлы, а к ним ремешки (и тоже кожаные) присобачил, чтобы ножи можно было на шею вешать. И вот со всей этой амуницией мы отправились на охоту. Почти все отправились: три тетки и мальчишки (оба) остались «караулить дом».

Ну а сама охота… все, что я увидел, было то, как Гух и другая тетка, Хых, тащили уже убитого олененка. Двух оленят – а как они их смогли поймать и забить, я так и не понял. Ну трудно в двухметровой траве что-то увидеть, а услышать профессиональных охотников было и вовсе невозможно: от легкого ветерка трава довольно сильно шумела (я обратил внимание, что она уже изрядно подсохла и, даже поднимающаяся над землей, по консистенции часто вообще готовое сено напоминала). Но я и не старался: заметил в этих зарослях несколько колосков того растения, которое решил считать рожью и увлекся поиском других таких же. И даже нашел…

А на следующий день товарищи пошли на другую охоту – и вот тут я уже в деталях смог рассмотреть, как первобытные на птиц охотятся. Никаких луков и пращей у них, понятное дело, не было, но они были действительно очень сильными и ловкими – и птичек специально подобранными камнями буквально влет сбивали. Они как-то выискивали место, где небольшие стаи этих птичек собирались, а потом так ловко камни кидали, что сбивали уже взлетающих птиц. Небольших, по размеру скорее ближе к скворцам каким-то, но насбивали они их явно больше десятка. А еще они уже на реке смогли завалить пару птичек, напомнивших мне не очень крупного гуся.

Правда, на вопрос, а зачем они на оленей охотятся, если так просто птицу набить, Гхы сказал, что после охоты «много дней» тут птицы больше не будет, но это не страшно, так как я смогу всем им сделать много еды из грибов. Вот хреново, когда невозможно узнать точнее, сколько это «много» продлиться, но тут уж ничего не попишешь. Точнее, быстро ничего не попишешь, но я быстрее, чем мог, результат ожидать даже и не надеялся. Но мог я все же немало – и результат довольно «немалый» уже получил. Даже два результата.

Первый результат получился после того, как я подробно объяснил Гух, что «дом» я для себя выстроил чтобы в нем зимой в тепле жить: оказывается, местные норы себе тоже рыли, но только для того, чтобы роженицы могли свое дело в тишине и покое сделать. И я ей отдельно сказал, почему у меня такой в общем-то небольшой дом получился: я потолочную балку подлиннее просто не нашел. В словаре неандертальцев появилось слово «балка», а у меня появилась лиственница (ствол лиственницы) длиной метров в двенадцать: все племя (точнее, все же вся семья) куда-то сбегала и бревнышко они принесли.

А второй результат заключался в том, что они решили и себе дом выстроить – и у языке у них появилось еще несколько слов. Вообще-то произносить они были в состоянии почти любые звуки русского языка, но просто их не использовали: их «глухой» язык все же был другим слышен на очень небольшом расстоянии, что позволяло ненужных зверей не привлекать, а нужных не отпугивать. Но возле моего дома ни тех, ни других не было, а объясняться-то как-то на строительстве надо? Причем часто «резко» объясняться, в смысле предупреждать товарищей по работе об опасностях например, так что появление нескольких новых слов было вполне естественным процессом.