Большая черная дыра (СИ) - "Amazerak" - Страница 44

— Что здесь произошло? — спросил кто-то у бойца, удерживающего за уздцы испуганного коня.

— Германы обстреляли! — крикнул тот. — Здесь у нас раненых скопилась чёртова прорва, а они ударили, ироды поганые! Ни чести, ни совести у нехристей нет!

Привал сделали в берёзовой роще, примыкающей к деревне, разожгли костры, стали кипятить воду, чтобы согреть продрогшее нутро и хоть чем-то наполнить желудок. Совсем рядом была изба, но там вряд ли нашлось бы место усталым солдатам, ведь и в самом доме, и в хлеве, и вокруг строений лежали раненые. Они заполнили все дворы, запрудили улицы, и всю эту ораву предстояло эвакуировать. Как? Скорее всего, об этом уже никто не думал.

Георгий понимал, что развязка баталии близка. Солдаты остались без патронов, артиллерия — без снарядов, да и самих солдат было с гулькин нос. Если германцы сделают ещё один рывок, то просто сомнут жалкие объедки двадцатого корпуса.

И тут уже назревал вопрос, как действовать дальше. Если отступать со всеми, был шанс, что командование бросит остатки войска напролом, где все и погибнут. Значит, надо искать собственный путь: разузнать у местных крестьян безопасный маршрут и пойти лесами и оврагами.

Но это только на словах выглядело просто. На деле же крестьяне вряд ли смогли бы подсказать, какие дороги заняты германцами, а какие — ещё нет. К тому же найти маршрут по словесному описанию, не имея, не то что навигатора, даже обычной карты — задача практически невыполнимая, особенно ночью.

Рискуя быть посланным на три буквы, Георгий обратился к унтер-офицеру, чтобы узнать о предстоящих планах. Тот сидел, прислонившись к дереву, бледный как поганка. Ротой командовал теперь он, так как все офицеры погибли.

— Господин старший унтер-офицер, разрешите обратиться, — сказал Георгий

— Обращайся, — тихо произнёс унтер.

— Личный состав желает знать, каков план действий. Куда мы направляемся?

Унтер помолчал, словно собираясь с силами, и произнёс:

— Через другую переправу идём. Приказано двигаться на Жабицке и прорываться в Гродно без обозов.

— Значит, сегодняшнее сражение закончилось неудачей?

— Я не знаю, что происходит в других местах. Но здесь ты сам видел.

— А там, куда мы идём… германцев нет? — осторожно спросил Георгий.

— Может, и нет, может, и есть. Если есть, пойдём в штыки, опрокинем их… прорвёмся, — судя по безрадостному тону, унтер-офицер и сам не верил собственным словам. Он достал платок и громко высморкался.

— Зачем идти по дороге, если можно попытаться пробраться тропами по лесам, где нет противника?

— Здесь болота кругом… и ночь. Как приказано, так и сделаем. Отдыхай иди. Это последний длинный привал. А что завтра нас ждёт, одному Богу ведомо.

Георгий вернулся к костру и передал сослуживцам разговор. Кроме Сашки, Руслана и Ивана, здесь сидели ещё два солдата, имена которых в памяти не отложились. Когда те услышали о грядущем отступлении, в успехе которого даже унтер сомневался, безнадёга охватила человеческие души. Один боец выругался, Сашка в сердцах ударил кулаком себе по колену, и даже Руслан утратил былой оптимизм.

— Кажется, братцы, дела, и правда, паршиво идут, — насупился он. — Не нравится мне это.

— Только сообразил? — хмыкнул Сашка. — А то всё генералы, генералы… Ни черта твои генералы не знают.

Где находятся другая переправа и деревня Жабицке, к которой поведут отступающих, никто не знал. Георгий даже примерно не представлял своё местоположение.

— А может, всё-таки прорвёмся? — с сомнением проговорил Руслан. — Как пойдём всей оравой, так и опрокинем германов.

— Без патронов, без артиллерийской поддержки, без пулемётов, — возразил Георгий. — Нам останется либо сдохнуть всем, либо сдаться в плен.

— Ну уж нет! Я просто так не сдамся. Пусть выкусят!

— Да и я не хочу. Кто знает, что там в плену будет. Здесь плохо, а там ещё хуже станет. Там нас совсем сгнобят. Знаете, что я придумал? — Георгий заговорил тише. — Предлагаю незаметно отделиться от своих и отправиться другим путём. Попробуем у деревенских разузнать, как безопасно выйти к Гродно и попытаем удачу.

Сашка огляделся по сторонам и зашептал:

— А что, дело верное. Только в ночи мы заблудимся.

— Подождём утро, когда рассветёт, и там уже дадим дёру.

Мужики почесали головы. Даже Иван считал, что идти одним по незнакомым лесам — не самая хорошая идея. Но тут уж приходилось выбирать из двух зол.

Георгий в который раз закашлял. Не отпускали тягостные мысли, что если в ближайшие пару дней не получить должного лечения, начнётся пневмония, если уже не началась, а там и ноги протянуть недолго. Германские пули и снаряды не убили, а болезнь прикончит.

— Пойду в деревню, — сказал Георгий, заметив, что унтер-офицер уснул. — Поищу кого-то из местных, кто дорогу покажет. Крестьяне тоже бегут. Прибьёмся к ним и выйдем. Если что, в штатское переоденемся. Глядишь, германцы пропустят.

— И то дело. Переодеться — это ты ловко придумал, — одобрительно кивнул Сашка.

— С крестьянами точно половчее будет идти, — согласился Иван. — Они тут каждый куст знают. Проведут.

Выбравшись из берёзовой рощи, Георгий погрузился в царящий вокруг кошмар. Горели избы, ржали лошади, солдаты сваливали раненых на телеги и сани чуть ли штабелями. Сквозь стоны и вопли прорывались крики, доносящиеся со всех сторон:

— Этого сюда! Давай, взяли!

— Тише, братнцы, тише! Ноги больно!

— Тпру! Стоять! Кому сказал⁈

— Давай, давай, быстрее выносите!

— Этого на перевязку!

На дороге между двумя избами зияла воронка, а вокруг неё лежали пять мёртвых человек и убитая лошадь. Из перевёрнутой телеги вывалились мешки. А мимо чёрными тенями проносились фигуры в шинелях.

Георгий растерялся, не понимая, как можно кого-то отыскать в этой неразберихе. Заметил крестьянина, вышедшего из калитки, подбежал к нему, спросил, где найти проводника. Напуганный человек заговорил не по-русски, и стало ясно, что он не поможет. В этих краях жили поляки, литовцы, евреи и, возможно, ещё какие-то народности, а Георгию требовался именно русскоговорящий крестьянин, чтобы с ним неким образом изъясняться.

Рядом с соседней избой медсестра поила раненых, лежащих в ряд под открытым небом на соломенной подстилке. Георгию показалось, что девушка похожа на ту, которую он встретил на батальонном перевязочном пункте, и, подумал, что удастся узнать о судьбе Гаврилы, подошёл к ней:

— Сестра, сестра, можно вас спросить?

Медсестра встала, обернулась… Это была совсем другая девушка, с более строгим, худощавым лицом.

— Что вам? — спросила она.

— Э… простите, я, наверное, ошибся. Вы же не из двести двенадцатого полка?

— Нет, из сто шестого.

— Я ищу своего приятеля, Гаврила Колченогов. Может, видели?

— Нет, у нас из вашей роты никого.

— Да… да, разумеется. Я обознался. Принял вас за другую сестру… Послушайте, а от простуды ничего не найдётся?

— У нас медикаментов не осталось. Простите, — слова прозвучали безразлично, пусто, а взгляд медсестры смотрел куда-то сквозь все предметы, словно глаза слепого.

Услышав немецкую речь, Георгий обернулся. Из избы выбежал мужчина в германской фуражке и круглых очках. На рукаве его белела повязка с красным крестом. Он что-то торопливо проговорил командным тоном.

— Его, его забирайте, — сказала сестра, указывая на первого с краю лежачего солдата, накрытого шинелью.

— А германец что тут делает? — спросил Георгий.

— Пленный доктор, — объяснила девушка. — Он помогает. У нас один врач погиб, а одного ранило… Простите, мне надо работать.

Георгий проводил взглядом девушку и германского врача, которые с помощью двух солдат перенесли в дом раненого. Были мысли поискать свой перевязочный пункт, но он не предал им значение. Конечно, хотелось узнать и о судьбе Гаврилы, ставшего почти приятелем, и девушки-медсестры, но в данных обстоятельствах это не имело смысла. Вероятно, их уже давно нет в живых.