Большая черная дыра (СИ) - "Amazerak" - Страница 33

Георгий наткнулся на взгляд Губанова, который обернулся, услышав разговор. Отблески костра плясали на изрытом оспой лице с вытянутым подбородком и маленькими усиками. Унтер пристально наблюдал за происходящим, глаза его сверкали ненавистью.

— Тогда почему его не доставили на перевязочный пункт? — задал закономерный вопрос Голиков. — Что он, чёрт возьми, здесь делает?

— Не соглашается, — Георгий с усмешкой посмотрел на Губанова. — Хочет драться до конца. У нас пулемётный расчёт — всего три человека, один остался с телегой. Ещё и он… Ответственность чувствует. Но куда ему? Он ведь даже ходит с трудом.

— Твой боец? — обратился Голиков к прапорщику. — Почему не следишь за состоянием здоровья личного состава?

— Виноват, ваше высокоблагородие. Я ему велел лежать в повозке. Некогда было до медпункта тащить. Мы в бой шли.

— Тогда поступим так… — Голиков полез за пазуху достал платок и высморкался. — Значит, так. Раненого — на перевязку, того, кто за телегой следит — сюда. Лошадь отдайте артиллеристам или забейте на мясо. Телега нам без надобности сейчас. Рядовой… как там тебя?

— Рядовой Степанов, ваше высокоблагородие, вольноопределяющийся, — отрапортовал Степанов.

— Ты старший в расчёте?

— Не могу знать. У нас старших нет, все рядовые.

— Значит, пока будешь старшим. Сколько патронов осталось?

— Две с лишним ленты, то есть шестьсот с небольшим.

— Мало. Прапорщик, у нас один пулемёт на батальон, и у того боезапас на исходе. Воевать чем будем? Достань мне патроны.

— Господин капитан, я людей отправил в Тоболово патронные повозки искать. Пока не вернулись.

— Не вернулись? Да чёрт возьми, где бродят?

— Не могу знать…

— Ладно, это потом, — капитан убрал носовой платок и продолжил отстукивать по колену пальцами дробь. — А ты, Степанов, свободен. Оставайся на позиции, от пулемёта ни на шаг.

— Слушаюсь, — Георгий развернулся и побрёл обратно.

Он слышал, как Губанов подошёл к офицерам и о чём-то негромко доложил капитану, но тому не понравилось:

— Так… ты мне прекращай это… кляузничество. Потом будем разбираться. Сейчас есть задача поважнее.

Голиков выглядел человеком адекватным и неглупым. Сейчас действительно было не время устраивать разбирательства с личным составом. Но всё может измениться, когда подразделение выйдет из окружения. Губанов, получивший ответный удар, свою обиду так просто не забудет.

Но это уже не имело значения. Долг перед раненым товарищем был выполнен.

— Всё, домой отправишься, — Георгий сел рядом с пулемётом и укутался в брезент, поскольку тело пробирала дрожь.

— Что, унтера нашего уболтал? — произнёс еле слышно Гаврила.

— Толку от него? Я обратился напрямую к капитану. Он приказал тебя отвести в перевязочный пункт.

— Ну наконец-то…

— В любом случае ты отвоевался. Хватит с тебя.

На губах Гаврилы появилась слабая улыбка:

— Да, брат, давно пора… Не место мне здесь… А теперь домой… да. Хоть и без руки… но да бог с ней.

Пришли два бойца и увели Гаврилу. Георгий пожелал ему удачно добраться домой, но в глубине души понимал, что этому вряд ли суждено сбыться. Даже если ампутация кисти спасёт от распространения инфекции, надо ведь ещё из лесов выйти, прорваться сквозь германские войска, пытающиеся отрезать русским полкам путь к отступлению. Попали те в окружение или ещё нет, было сложно сказать, не видя картины в целом, но дурные предчувствия никак не выходили из головы.

Когда позвали есть, Георгий уселся поближе к огню и стал ложками запихивать в рот крупу с кусками жёсткого мяса. Откуда солдаты его достали, знать не очень-то и хотелось. Возможно, срезали с мёртвой лошади, трупы которых усеивали дорогу за отступающими, или забили несчастную клячу, тащившую телегу с пулемётом, но так ли это важно, когда появился шанс набить опустевший желудок и придать силы ослабшим конечностям? Если в первые дни своего пребывания в новом теле Георгий брезговал полевой кухней и антисанитарными условиями, то сейчас было плевать на всё, лишь бы дотянуть до безопасного места, не сдохнув от голода и болезни.

Он заварил в кипячёной воде ароматизированный чай, прихваченный в магазине, и от горячего напитка стало совсем хорошо на душе. Угостил и остальных шестерых солдат, жавшихся к костру. Многие отродясь такого не пробовали. Истощённые люди заметно повеселели после столь сытного ужина. Не сказать чтобы жизнь налаживалась, но она хотя бы продолжалась, и в данных обстоятельствах даже этому стоило порадоваться.

Поздно ночью подошёл Стёпа с группой солдат из нестроевой роты, которых прислали для пополнения. Они всё-таки нашли боезапас, поэтому в сумках каждый тащил по несколько пачек винтовочных патронов. Часть их выдали пулемётному расчёту. Патронам Георгий порадовался, а вот тому, что телегу бросили — нет. Теперь пулемёт придётся на закорках тащить ну или искать новую повозку. Зато на вечер нашлось занятие: набивать патронами пустую ленту.

Георгий ждал, что Губанов продолжит свои издевательства и поставит его в караул, но этого не произошло, поскольку караульных сегодня выбирал Пятаков. Значит, можно было спокойно завернуться в полотнище и уснуть.

Третий раз подряд снился один и тот же сон. Георгий, как и прежде, бежал в атаку сквозь туман среди сотен серых шинелей, и когда белая пелена улетучилась, взору бойцов предстала широкая, бездонная яма, сияющая кристально чистой чернотой. Цепи солдат мчались вперёд и пропадали в пустоте. Такая же участь ждала и Георгия, и как бы он ни пытался избежать её, ноги неумолимо, сами собой несли к бездне.

Осталось три шеренги атакующих. Первая с криком «Ура!» попадала вниз. У Георгия душа сжалась в комок. Он хотел закричать, чтобы люди остановились, не шли туда, но из глотки вырвалось «ура», как и у остальных. Он не только не обладал собственной волей, чтобы повернуть в другую сторону, но даже не мог сказать то, что хотел, и ему не оставалось ничего иного, кроме как раствориться в черноте вместе с солдатской массой.

И Георгий проснулся — то ли от ужаса, то ли от холода, что пробирал до костей. Солдаты, сбившиеся вокруг костра, кашляли и ворочались во сне, а хилый огонёк, отощавший без подпитки дровами, почти умер. Наверху с ружьём на плече и фонариком в руке прохаживался часовой. Болезненное, хрупкое спокойствие висело над лагерем, а сквозь деревья доносились отзвуки далёкой канонады.

Откашлявшись и выплюнув скопившуюся в носоглотке слизь, Георгий взял ветки из заготовленной кучи и подложил в огонь, вскипятил в кружке воду, заварил чай. Немного полегчало, ну или так казалось. По крайней мере, от озноба больше не трясло, появились силы шевелить руками и ногами. Молодой организм боролся с болезнью даже в таких обстоятельствах. Только вот шов на сапоге разошёлся ещё сильнее. Георгий извлёк из личных вещей нитку с иголкой и попытался его зашить, чтобы не рвался дальше, а потом натёр ваксой для большей влагостойкости: сапожная щётка входила в комплект снаряжения. Если повезёт, через день-два удастся добраться до крепости, где выдадут новую пару обуви, не повезёт… сапоги уже не понадобятся.

Разобравшись с обувью и понимая, что больше не уснёт, Георгий взялся чистить винтовку, для чего в ранце лежали инструменты и смазка. Многострадальной трёхлинейке тоже пришлось не раз поваляться в грязи вместе со своим владельцем, а оружие любит чистоту, как и человек.

Орудийная канонада загремела, казалось, совсем близко, растревожила спящий лес, и пуще прежнего задрожали истончённые нервы. Бой продолжался, а это могло значить что угодно: либо свои до сих пор пытаются вырваться из окружения, либо враг возобновил наступление. Неведение сводило с ума. Засевшим среди сосен бойцам оставалось лишь верить в то, что удача и некие высшие силы, если тем не плевать на застрявших в лесу людишек, окажутся на стороне русской армии. Что ждать? К чему готовиться? Можно ли надеяться на лучшее или уже сейчас прощаться с жизнью? Все эти вопросы решались где-то там…