Если бы не ты (СИ) - Ви Чарли - Страница 11

Спать хочется ужасно, глаза прям закрываются. И чтобы не уснуть каждый раз, когда чувствую, что вырубаюсь, зачерпываю рукой снег и лицо протираю. Представляю, что сейчас с моим лицом. Обветренное, загрубевшее, но лучше так и до дома добраться, чем замёрзнуть или в костёр свалиться. А ещё радует, что есть не хочется. Желудок будто смирился с отсутствием еды. Хотя надолго ли? Раньше даже курицу ощипывать было жалко, смотреть не могла. И запах не переносила, когда её кипятком обдавали, чтобы легче перья можно было выдрать. А сейчас, будь у меня ружьё или охотничий нож, сама бы и догнала, и освежевала.

Сижу, опершись спиной на ногу Добрыни, уже почти костерок мой догорел, когда в тишине ночи слышится какое-то движение. Еле уловимое, незаметное. Я даже не могу сказать, что слышу что-то. Только чувствую.

Замираю, даже дышать перестаю, вслушиваюсь в тишину. Напротив меня, по другую сторону веток отчётливо слышно чужое дыхание. Звериное. Принюхивается.

У меня даже волосы от страха на руках встают.

Первый порыв вскочить и завизжать. В нашем шалаше темно, нервы на пределе. Не знаю, откуда у меня берётся выдержка. Затыкаю себе рот. Пячусь вглубь шалаша. А в его проёме появляется косматая морда волка. Он оскаливается, рычит.

Ужас захлёстывает огромной ледяной лапой. Я ни шевельнутся, ни закричать не могу. Мысли вихрем проносятся в голове. Пытаюсь вспомнить хоть какие-нибудь советы о том, как бороться с волком. Так и стоим несколько секунд с этим диким зверем, смотрим в глаза друг другу, боюсь отвернуться или взгляд отвести.

В памяти всплывают чьи-то слова, что взгляд отводить ни в коем случае нельзя, иначе собака посчитает, что ты сдаёшься. Но это про собаку, а про волка не знаю. Под ногой раздаётся треск ветки. Он выводит меня из оцепенения. Волк вздрагивает, его глаза на мгновение теряют свирепость, и я машинально хватаю первую попавшуюся под руку вещь – обгорелую палку из костра, которой я тыкала угли. Она лёгкая, почти невесомая, но другого оружия у меня нет. Зато кончик обуглился и светится в темноте оранжевым цветом.

Поднимаюсь на ноги, стараясь не делать резких движений, и выставляю палку перед собой, как копьё. Внутри всё дрожит, но внешне я стараюсь казаться спокойной и уверенной.

«Уходи!» – хриплю я, стараясь придать голосу твёрдость. Звучит жалко и неубедительно, но это всё, на что я сейчас способна. Волк не двигается, продолжает рычать, скаля зубы. Он оценивает меня, прикидывает, насколько я опасна. Я тоже оцениваю его. Он огромный, матёрый, голодный. Шансов у меня немного. Но я не сдамся без боя.

Внезапно Добрыня стонет. Волк отвлекается, поворачивает голову в его сторону. Это мой шанс. Не раздумывая, я бросаюсь вперёд и тыкаю волка горящей палкой в морду. Он взвывает от боли и неожиданности, отшатывается назад, задевая ветки шалаша. Я продолжаю наступать, размахивая палкой, как безумная. «Уходи, тварь!» – кричу я, уже не контролируя свой голос.

Волк пятится, всё ещё рыча и поскуливая. Видимо, я оказалась более опасной, чем он предполагал. Или его больше интересует лежащий без сознания человек. В любом случае он отступает. Медленно, неохотно, но отступает. Наконец, он исчезает в темноте, оставляя меня одну в шалаше, дрожащую от страха и напряжения. Я падаю на колени, прижимая к себе обгоревшую палку. Сердце бешено колотится в груди, дыхание сбито. Жива. Пока жива.

Ночь кажется бесконечной. Я больше не смыкаю глаз, боясь, что волк вернётся. Подбрасываю в костёр последние сухие ветки, поддерживая огонь. Сижу рядом с Добрыней, прислушиваясь к каждому шороху.

Утро приходит медленно и мучительно. С первыми лучами солнца страх немного отступает. Волк не вернулся. Но я знаю, что это ещё не конец. Нам нужно выбираться отсюда. И как можно скорее. Вот только с человеком без сознания это сделать почти нереально. Я не смогу волочь его по снегу, как он меня.

Снова трогаю лоб Добрыни и тихонечко трясу его за плечо.

– Добрыня, Добрыня, проснись, – шепчу я тихонько, не надеясь, что он ответит.

Но он открывает глаза.

Глава 15. Погоня

Солнце пробивается сквозь щели шалаша, окрашивая ветки в зелёный свет. Страх немного отступает, но напряжение не покидает ни на секунду. Я трогаю лоб Добрыни, держу его за плечо.

– Ну как ты? – спрашиваю я, сердце, замирая от страха, что это лишь секундное прояснение.

Но Добрыня продолжает смотреть на меня. Сначала взгляд его мутный, рассеянный, но постепенно становится более осознанным.

– Что произошло? – хрипит он, пытаясь приподняться.

– Осторожнее, – помогаю медленно приподняться, придерживая за плечи. – Ты свалился вчера без сознания. И у тебя был жар.

Добрыня морщится от боли, ощупывая голову.

– Помню… Помню, как шли, как передышку решили сделать. Дальше – темнота. Где мы?

Оглядывается вокруг.

– В шалаше. Я тебя сюда притащила. И сама шалаш построила.

С трудом поднимаюсь на ноги, чувствуя, как ногу простреливает острой болью.

– Нам нужно уходить, Добрыня. У нас теперь новая проблема. Ночью волк притащился, я его палкой прогнала, но он может вернуться.

Добрыня садится, опираясь на руки.

– Палкой прогнала? – моё признание вызывает у него смешок. – И шалаш построила, а по виду и не скажешь, что способна на такое, – улыбается.

– Ну так ты забыл. Коня на скаку остановит, В горящую избу войдёт! Не зря же Некрасов про русских женщин так написал.

– И волка палкой прогонит. Ну да.

Выбираемся с Добрыней наружу. Он прикладывает руку, как козырёк, и осматривается вокруг.

– Откуда ты меня сюда притащила? – спрашивает.

И тут меня словно ледяной водой окатывает. Не знаю. Не помню ничего, кроме паники и желания скорее упасть и отдохнуть. Как я шла, куда… Всё стёрлось из памяти.

– Я… не знаю, – признаюсь, чувствуя, как горло стягивает спазмом отчаяния. – Я не помню.

Добрыня смотрит на меня, нет, не осуждающе. Наоборот, с сочувствием, что ли. Только мне от этого не легче. Я же теперь себя сама съем собственными мыслями и чувством вины.

– Вчера я ориентировался на старый кедр, он выше остальных. Если найдём его, то будем знать, куда идти.

Я присоединяюсь к поискам верхушки старого кедра.

Солнце уже поднялось выше, заливает верхушки деревьев тёплым светом. Я судорожно вглядываюсь в макушки деревьев, пытаясь разглядеть силуэт старого кедра.

Внезапно до нашего слуха доносится тихое рычание. Мы замираем, переглядываемся и медленно оборачиваемся в сторону шалаша.

Картина, представшая нашим глазам, словно выхватывает воздух из лёгких. Там, словно тёмные зловещие тени, вырисовываются силуэты волков. Не один, не два – целая стая! Их глаза, горящие недобрым огнём, устремлены на нас. Вожак, огромный матёрый зверь с серой шерстью, рычит, прижав уши.

Страх парализует меня. Ноги словно приросли к земле. В голове лишь одна мысль: «Это конец».

Добрыня, несмотря на слабость, загораживает меня собой. Хватает меня за руку и тянет за собой.

– Идём медленно назад, только не беги! – хрипло шепчет он, не отрывая взгляда от волков. – И в глаза не смотри.

Мы медленно пятимся назад, не разбирая дороги. Сердце колотится в бешеном ритме, в ушах шумит кровь. Хочется сорваться с места и бежать. Удерживать себя очень сложно. Когда твой мозг отчаянно орёт, что надо бежать, а ты пытаешься сопротивляться собственному рефлексу самосохранения.

– В лес, – снова шепчет Добрыня. – В лес… Там на дерево залезем. Это единственный способ спастись.

Мы отступаем медленно, каждый шаг – как вечность. Снег под ногами, кажется, предательски проваливается. Волки не отступают, крадутся следом, их рычание становится громче, наглее. Чувствую, как волосы встаёт дыбом на руках, а дыхание перехватывает от ужаса.

Оглянуться назад, страшно, так же как и в глаза зверю посмотреть нельзя, приходится смотреть поверх голов серых хищников. Неожиданно спиной врезаюсь в ствол дерева, ощупываю его рукой, чувствую грубую кору дерева. Массивная сосна, словно послана нам самой судьбой. Добрыня толкает меня вперёд.