"Фантастика 2025-188". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Кондакова Анна - Страница 3

Херефорд покинул комнату. Гвардейцы тут же окружили меня.

Я же продолжал хмуриться.

Черт… наверняка это выглядело странным, но я принялся расстегивать ремень в брюках: мне не терпелось проверить слова Херефорда о шраме. Я сунул руку в штаны, дотянулся до правого бедра и провел по коже пальцами.

Сердце замерло, когда я почувствовал корку шрама. Застыл в мрачной задумчивости, поглаживая бедро.

– Может, ты перестанешь это делать? – брезгливо поморщился один из солдат.

Я вынул руку из штанов. Застегнул ремень, оглядывая лица окруживших меня гвардейцев.

Круговерть воспоминаний, как воронка смерча, начала медленно и неотвратимо набирать силу в моем сознании, погружать меня в собственную память, в тот темный провал, где хранились причины моего сегодняшнего перерождения. Всего за сутки я лишился собственной жизни.

Всего за сутки…

Глава 3. Рэй получает пулю

За сутки до этого

Кабинетная работа – дело неблагодарное, это я понимал с самого начала.

Мог ведь преспокойно зарабатывать на боях, но нет. Ребекка все мозги мне вывернула: хватит развлекать народ мордобоем. Ты выше этого. Найди нормальную работу. И что я нашел? Жалкие гроши и полный набор недоразумений.

Далеко ходить не надо: одно из недоразумений уставилось сейчас на меня.

Кажется, его фамилия Хиггинс. Бычара Хиг – так все его называли.

А пацан в свои пятнадцать лет и вправду походил на быка. Высился надо мной неповоротливой мясной глыбой, да еще и сунул мне под нос тетрадь со своими убогими опусами.

– Ну и что это? – Я взял заляпанную парафином тетрадь и посмотрел Хиггинсу в глаза.

Вот уже два месяца я пытался прижиться на «нормальной работе». В гимназии, в классе для трудных подростков (больше меня никуда не взяли), и как любой мало-мальски сознательный стажер надеялся найти на лице ученика хотя бы проблески ума, но отсутствие такового я наблюдаю у него все эти два месяца. Там все безнадежно.

– Это сочинение, мистер Питон, – он ухмыльнулся, намеренно сделав ошибку в произношении моей фамилии, а ведь отлично знал, как это меня раздражает.

Вот говнюк.

Его красноватое рыхлое лицо явно просило кулака.

Я бросил тетрадь на угол стола, так в нее и не заглянув, и откинулся на спинку стула. Неспешно охватил взглядом объемную фигуру Хиггинса.

– Ударение на первый слог, а не на второй. Надо произносить: «Мистер Пи-и-тон», – терпеливо поправил я его, но с удовольствием съездил бы по шее. – Я ведь не коверкаю твою фамилию, и ты будь добр делать то же самое по отношению к другим.

Ноль реакции.

Никакого мыслительного процесса на лице парня так и не отобразилось. Честно сказать, я его и не ждал, но хотя бы смущения… Малолетний наглец даже глазом не моргнул.

– Так вы не хотите взглянуть на мое сочинение? – напирал он.

– Не хочу.

– Ну, пожалуйста, мистер Питон. Я же старался!

И опять ударение не туда. Да что за сукин сын.

Чтобы избавить себя от его общества, я взял тетрадь. Открыл на первой странице и увидел старательно выведенную карандашом задницу. Огромную, во весь лист.

Под рисунком значилось: «Новый дом мистера Питона. Приятного путешествия, сраный бродяга!»

Вот как?..

Бродяга, значит.

Что ж, ничего удивительного. Я с детства привык к оскорблениям. Вырос в сиротском приюте, а в Бриттоне, где полноту и влиятельность рода ценят как ни что другое, сирот почти не бывает.

Почти. Ведь я-то был.

А вместе со мной в маленьком приюте на окраине Лэнсома проживало еще восемь детей. Всего девять сирот на всю страну. И сказать, что мы с лихвой познали прелести жизни безродных бродяг, считай ничего не сказать.

– Это все, мистер Хиггинс? – поинтересовался я равнодушно.

Лицо Хиггинса тут же преобразилось: он оторопел.

Парень готовился к триумфу явно не один час, но моя реакция его разочаровала, даже обидела. В гробовой тишине он собирался с мыслями секунд десять и наконец выдал:

– Зато я знаю, что вы бьетесь за деньги, а это незаконно! А еще я видел, что лежит у вас в чемоданчике. Вы все время прячете его под столом… и везде… везде таскаете с собой. Даже на обед. Я сам видел, что у вас там! Я следил. Я видел, как вы открывали его в подсобке мистера Голда. Я видел, видел! Вы пили таблетки овеума! Вы наркоман и нелегальный боец! И я все это сообщил инспектору Жан-Жермесу.

– Ну надо же, – улыбнулся я (один Господь знает, как тяжело далась мне эта улыбка). – Вы очень наблюдательный юноша.

Я встал из-за стола и, обогнув парня, направился к двери.

– Вы никуда не убежите, мистер Питон! Поняли? Вас все равно поймают! – завопил мне вслед Хиггинс. На этот раз мою фамилию он произнес без ошибки.

Я подошел к двери, повернул ключ, заперев кабинет изнутри, обернулся и внимательно посмотрел на Хиггинса. Наверное, моя улыбка вышла слишком холодной – парень вздрогнул и поежился.

– Вы никуда не убежите, – повторил он, притихнув. И будто сразу потерял в весе и объеме.

– А я бежать не собираюсь, мистер Хиггинс, – ответил я. – Но, думаю, пока инспектор тащит сюда свой сморщенный зад, я успею снять с тебя скальп.

Хиггинс сглотнул и попятился.

– Вы ничего мне не сделаете… Я все про вас знаю… Я сообщил инспектору…

– Это не делает тебя бессмертным. Доносы вообще никого бессмертным не делают. Скорее наоборот.

– Вы учитель… вам нельзя… – Хиггинс продолжал пятиться, а я надвигался на него.

– Кто сказал, что учителя любят детей? Да каждый второй мечтает прикончить мелкого засранца, вроде вас, мистер Хиггинс. Но они только мечтают, а я тот самый, который делает. Представляете, как вам не повезло? А, мистер Хиггинс?

И в тот самый момент, когда Хиггинс уже открыл рот и набрал воздуха, чтобы заорать и позвать на помощь, я подхватил его за горло и пригвоздил затылком к стене, а потом приподнял парня над полом.

Хиггинс забил пятками о стену.

– Мистер… Питон… мистер… я не хотел… – захрипел он. – Они сами… они сами мне так велели…

– Кто? – рявкнул я в его распухшее и покрасневшее от напряжения лицо.

– Инспектор… инспектор велел…

И тут мне в затылок уперся ствол револьвера Жан-Жермеса.

Я бы узнал его из тысячи, даже с закрытыми глазами. Только его «питбуль» (так он ласково его называл) издавал характерные металлические щелчки при взведении курка, будто выщелкивал гимн всей полиции Лэнсома.

– Оставь мальца, Питон.

Но я продолжал давить на горло Хиггинса, а тот хрипел и бился в моих руках.

– Рэй Ганс Питон! – прогремел позади меня голос Жан-Жермеса. – Отпусти его! Немедленно! Ну? Иначе я тебе башку разнесу. В моем стволе особая пуля. Не дури. Отпусти парнишку.

Инспектор продолжал давить мне на затылок. Ствол его револьвера, казалось, вот-вот вдавится в мой череп, проломив кость.

– Питон, немедленно отпусти свидетеля.

И я отпустил.

На штанах парня, в районе паха, расползлось темное пятно.

Он соскользнул по стене на пол, осел на колени и, судорожно раскрыв рот, схватился за горло ладонями. Закашлялся, глядя на меня полными слез глазами. В них читались ненависть и страх – самое дурное сочетание эмоций. Но на Хиггинса мне было уже наплевать.

Я поднял руки и медленно обернулся.

Ствол револьвера тут же уткнулся мне в лоб.

Перед глазами возникло худое выбритое лицо старика Тильдо Жан-Жермеса – жестокого полицейского пса, отдавшего службе добрых сорок лет. С ним рядом стояли трое крепких парней из окружной полиции с ружьями наперевес.

Отлично, Рэй. Просто замечательно. Овеум сделал тебя бесстрашным дебилом.

Мысленно я успел изругать себя последними словами. Совсем потерял бдительность. Ну почему бы перед уроком не проверить подсобку для учебной литературы?..

– Глупо, мистер Питон, очень глупо, – прищурился инспектор. – Вам проблем в жизни мало? Наркоманите, на овеум подсели. На кой черт вам химическое кодо? – Он оглядел мое вспотевшее лицо и добавил: – Про ваши договорные бои я вообще молчу. Очень неосмотрительно.