No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо - Страница 35

Войска противника вышли на побережье в районе Винароса, откуда часть группировки продвигается на

север по направлению к Тортосе, а другая — пытается пробиться на юг, к Кастельону-де-ла-Плана, угрожая своим правым флангом Валенсии. Несколько дней здесь не прекращаются ожесточенные бои, в которых принимает участие и наша авиация.

День 27 июня 1938 года начинается с мрачного неяркого рассвета. Облака заполонили небо, а горизонт застилает рваная дымка. Утро похоже на нас — оно такое же уставшее. Плотный заслон из дыма и поднятой бомбежками пыли не пропускает солнечные лучи. Но несмотря на это, эскадрилья истребителей снова поднимается в небо, чтобы догнать «Катюши», уже взявшие курс на Сегорбе.

На высоте пять тысяч метров усталость от бессонных ночей начинает сказываться еще сильнее — веки наливаются свинцом и навалившаяся вялость мешает ясно видеть горизонт. Это состояние продолжается несколько минут — до тех пор, пока не начинает свой интенсивный обстрел зенитная артиллерия противника и мы не попадаем в огненное кольцо. Противник стреляет достаточно точно, но «Катюши» знают свое дело и хорошо выполняют поставленную задачу, не нарушая строя. Выходя из крутого виража, мы берем курс на запад, чтобы поскорее уйти из-под плотного огня и покинуть территорию, занимаемую противником. Зенитные батареи прекращают свой уже бесполезный огонь, а мы все ближе подбираемся к тому месту, где нам придется оставить «Катюши» и следовать на свой аэродром. Но в этот момент, когда кажется, что опасность уже миновала, а задание успешно выполнено, прямо над нашими головами появляются инверсионные полосы, оставляемые самым злейшим для нас врагом — немецкими «Мессершмиттами». На большой скорости семь немецких истребителей пытаются с ходу атаковать наши бомбардировщики. Един-ственное, что можно сделать в этой ситуации, уже сделано — мы преградили путь врагу.

Браво, который сейчас возглавляет 1-ю эскадрилью, стремится нанести удар первым, не дожидаясь, когда противник откроет по нему огонь. Но из-за внезапности атаки фашистских истребителей мы оказались в невыгодной позиции. Теперь лишь быстрая реакция и умение могут помочь нам создать прочный заслон и заставить «Мессершмитты» изменить тактику. В самом начале воздушной схватки загорается «моска» Педро Руиса, и через мгновение в небе появляется белый купол парашюта. Но летчик выпрыгнул слишком рано и оказался в самой гуще боя. Другая «моска», пилотируемая пилотом по имени Юсте, пораженная ударом налетевшего как ураган противника, заваливается на крыло. Потеряв инициативу, Юсте уже не в состоянии исправить положение и становится легкой добычей для очередного фашистского истребителя. Медленно входя в штопор, самолет скрывается под плотным слоем облаков, оставляя в небе огненный след.

Используя высокую скорость на пикировании, «Мессершмитты» снова набирают высоту, чтобы повторить атаку. Часть наших истребителей пытается упредить удар врага и открывает огонь издалека. Другая часть «москас» занимает позицию рядом с бомбардировщиками, чтобы обеспечить более эффективное прикрытие. Почувствовав, что расстановка сил уже не в его пользу, противник принимает решение не продолжать бой. Не снижая скорости, «Мессершмитты» отправляются восвояси: сегодня они уничтожили два наших истребителя.

Ценою двух самолетов мы смогли обеспечить защиту наших бомбардировщиков и выполнили поставленную задачу. И только позже, на аэродроме, мы узнали, что потеряли не одного, а двоих боевых товарищей. Выпрыгнувший на парашюте Руис приземлился уже мертвым: фашисты расстреляли его в воздухе, беззащитного, не способного ничего противопоставить этим стервятникам. Одна из пуль попала ему в голову... От подобной жестокости возникает желание мести, сердца сжимаются от ненависти к этим ничтожествам, опорочившим доброе имя авиации.

Последующие дни — дни жестоких схваток и на земле, и в воздухе. С каждым днем у нас становится все меньше и меньше самолетов, а оставшиеся боевые машины летают с серьезными неисправностями. Механики, не жалея сил и жертвуя собственным сном и отдыхом, все равно не успевают ремонтировать их.

Наступает 28 июня 1938 года. В этот трагический день мы теряем еще два самолета. Во время очередного задания по прикрытию «чатос» Бельо не смог справиться с натиском нескольких «Фиатов». Никто не видел, как это произошло, и поэтому не смог прийти ему на помощь. Разбитый самолет и тело летчика нашли в горах Эспадан. Другой самолет рухнул прямо на аэродром в Кампорроблес. Советский летчик Романов, который когда-то был нашим инструктором в летной школе, опробовал новые закрылки, недавно установленные на его истребитель. Его самолет внезапно вошел в штопор на малой высоте. Летчик мог выпрыгнуть с парашютом, но Романов знал, что это означает потерю еще одного самолета, и пытался сделать все возможное, чтобы спасти машину. Он боролся до самой земли...

Воспоминания о погибших товарищах дают нам новые силы для борьбы с противником, вызывают еще большую ненависть к врагу.

— Сколько жертв только за один этот день! — жалостно вздыхая, говорит Вилькин.

— Да, какое несчастье, — подтверждает Диас. — Как будто и не было тех замечательных дней, проведенных вместе в «Мальварросе»...

— А ведь совсем недавно Руис был жив, вместе с нами строил планы на будущее после окончания этой войны!

— Не верится, просто не верится, что с нами больше нет Романова, нашего наставника и учителя! Он всегда стремился быть в гуще событий и учил нас быть такими же самоотверженными, смело сражаться за свою Родину.

— А помните, как радовался Романов победе республиканцев на Гвадалахаре?!

— Еще бы! Он радовался победе еще больше, чем испанцы! Он танцевал от радости!

— А Руис? Ведь всего несколько часов назад он был с нами...

— Его убили самым подлым образом, беззащитного, когда он спускался на парашюте...

— Фашисты только так и умеют убивать! Им не знакомы понятия чести и достоинства!

— Ну почему же все происходит именно так? Где же справедливость?! Фашистские самолеты своими бомбами разрушают наши города и селения, их танки гусеницами уничтожают наши плодородные земли, артиллерийские орудия вырывают куски живой плоти из нашей дорогой Испании! На полях сражений гибнут наши мужчины, а от голода и болезней в тылу погибают женщины и дети... Откуда такая несправедливость?! Что ж с того, что они сильнее? Разве это дает им право творить подобные бесчинства? Объясни нам, Мартинес!

Капитан Мартинес, пожимая плечами, достает флягу, чтобы хлебнуть глоток свежей воды, а затем отвечает:

— Получилось так, что нам, испанцам, приходится первыми вести эту войну против фашистов, но победу в ней суждено одержать всему человечеству. В конце концов в войне победят народы, которые объединятся на борьбу с фашизмом! Верьте мне, так и будет! Наша борьба — это залог будущей победы...

Во время похорон Романова на кладбище в Кампорроблесе незнакомые люди спрашивают нас:

— Это ваш родственник?

— Самый близкий! — отвечаем мы.

РОКОВОЙ ВЫСТРЕЛ

Капитан Клаудин широким твердым шагом идет к своему самолету, расположенному всего в нескольких метрах от здания штаба, почти на краю летного поля. Его голова опущена, руки скрещены за спиной. Причина этому — только что окончившийся разговор с Браво, который в сегодняшнем бою совершил неудачный маневр своей эскадрильей, чуть не ставший роковым для наших бомбардировщиков.

Напряженное выражение лица и резкие жесты капитана говорят о плохом настроении. В этом расположении духа он дает нам последние указания на предстоящий полет. Клаудин — заместитель командира авиационной группы и может руководить полетами с земли, но он никогда себе этого не позволяет и всегда лично участвует в бою.

Сегодня 5 июля — это самый разгар лета. До нас доносится легкое благоухание цветов. На аэродроме царит такая тишина, что кажется, что жизнь разом остановилась или все впало в непробудную спячку. Летчики сидят в своих самолетах с надвинутыми на глаза очками, механики стоят, опершись на крылья самолетов,