No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо - Страница 11

— А разве этому должны обучать? Мне кажется, что это в крови у советских людей. Они доказали это своим отношением к нам в летной школе — и вообще везде, где мы побывали в СССР. Думаю, что «в материальном отношении» мы никогда не сможем восполнить то, что они сделали для нас и делают сейчас для республиканской Испании. Но в моральном плане самое лучшее, что мы можем сделать, — это вступить в коммунистическую партию. Они ведь коммунисты!

— А ты знаешь что-нибудь о коммунистах? — спрашивает Сэрра.

— Не так уж много... Но с детских лет я храню память о том, как плакал мой отец, когда умер Ленин. Тогда его слезы были для меня непонятны... Но благодаря советским людям сбылись мои мечты, я стал летчиком. Я видел Ленина в мавзолее, видел парад 1 мая на Красной площади! Все это на всю жизнь врезалось в мою память, стало частью меня. Прощание с летной школой, слезы девушек, ставших...

— Особенно тебе запомнились слезы девушек! — снова шутит Диас.

— ...девушек, ставших нашими сестрами, — заканчиваю я. — А также возвращение на Родину. Ведь завтра — наш первый бой! Он может стать для меня последним. И я хочу сделать хоть что-то для этих людей!

— Ты прав! — говорит Пуиг. — Мы тоже хотим вступить в партию вместе с тобой. Но надо все-таки знать о коммунистах больше, чем знаем мы. Вдруг нас спросят?

— О чем нас могут спросить? Мы читаем газеты, знаем, что Хосе Диас — Генеральный секретарь партии8, что газета «Мундо Обреро» — это коммунистическая газета. Думаю, что этого пока достаточно!

— Ну что ж, тогда вперед! Делай, что задумал, если ты все знаешь из газет да из разных слов, — в разговор вступает Пабло Сален. — У нас каждый говорит, что хочет, но никто никого не понимает, да и те, кто говорит, часто сами себя не понимают — вот мое мнение!

— Я думаю, что самое лучшее, что мы можем сделать, — это вступить в Федерацию анархистов Иберии. Там, по крайней мере, хоть стреляют направо и налево! — восклицает Бош, поднимая руку и показывая, как там у анархистов стреляют.

— Ты бы помолчал, знаем мы твои анархистские замашки! Я сам однажды вознамерился вступить в ФАИ 9, а когда мне сказали, что я должен поклясться в том, что не буду колебаться, если придется убивать кого-либо, будь то даже мой отец, я убежал оттуда, — горячась, рассказал Сален.

— Сейчас нам трудно ориентироваться с нашей неопытностью, но, по-моему, правильней всех говорят Асанья и Ларго Кабальеро10. Так уж если вступать в какую-нибудь партию, то я думаю, что социалисты самые умеренные во взглядах и больше нам подходят, — говорит Конеса. — У нас в стране столько партий, что есть из чего выбрать: социалисты, коммунисты, республиканцы, анархисты... А в конце-то концов большинство из них только и делает, что грызется между собой за право командовать, вместо того чтобы объединить усилия и бороться с фашистами!

— Хорошо, — отвечаю я всем сразу. — В большой политике я понимаю мало, как и все вы, но наше пребывание в СССР многому нас научило. Здесь, в Испании, Хосе Диас следует тем же курсом, что и советский народ, и я хочу быть вместе с ним.

— Но он же сам в прошлом всего лишь севильский пекарь, что он знает о большой политике?! — снова вмешивается Хуан Бош.

— Именно потому, что он севилец, я верю ему больше, чем другим политическим деятелям. К тому же он из семьи рабочих и знает, что такое жизнь.

— Семь раз отмерь — один отрежь, — говорит Перес. — А то завтра повесят всех коммунистов на телеграфных столбах! Я сам, пока все не выясню, не вступлю ни в одну партию. А когда покончим с фашизмом — поглядим, кто был прав.

— Да ты просто оппортунист, — возражает ему Чумильяс Рубьо.

— Я не знаю, что это такое, знаю только одно — мне не нравятся эти политические интрижки.

— Хорошо! Самое главное, что нам известно, так это то, что именно Хосе Диас и коммунистическая партия Испании встали на борьбу с фашизмом. Члены остальных партий боятся его, потому что в его словах правда. Путь, который он избрал, тяжелый, но правильный. И, кроме того, перед нами пример советских людей, которые пришли нам на помощь и сражаются вместе с нами.

— Хватит терять время зря. И так уже было многое сказано! Я решил — вступаю в коммунистическую партию, — поддерживают меня друзья.

И мы вместе с Хосе Пуигом и Марсиано Диасом направляемся в комитет КПИ.

— Что вы хотите? — любезно спрашивает нас женщина у входа в здание комитета.

— Хотим стать членами коммунистической партии! — отвечаем мы в один голос.

— Вы уже состоите в какой-нибудь другой партии?

— Нет! И времени не было, да и случай не подвернулся.

— Вы согласны с нашим уставом?

— Нам не приходилось его читать, но думаем, что от нас не потребуется больше, чем мы можем дать.

— Раз так, я дам вам его почитать, вы все обдумаете и завтра придете с ответом, если будете согласны с требованиями.

— О-о!.. Завтра будет уже поздно — на рассвете мы вылетаем в Мадрид, на фронт.

— А! Вы из тех летчиков, что учились в СССР? Надо было сказать об этом сразу! Дорогие вы наши, мы просто теряем время, да вы больше коммунисты, чем мы сами!

Мы немного смущены таким оборотом дела и одновременно рады этому — все к лучшему. Женщина протягивает нам бланки, которые достает из ящика стола. Мы сразу же их заполняем.

— У вас есть фотографии? — спрашивает она нас.

— Есть одна, где мы все трое, ее можно разрезать на части...

Через некоторое время мы выходим из здания комитета, получив партийные билеты. Выходим с сознанием выполненного долга. Завтра, 2 июня 1937 года, мы должны стать одними из тех, кто держится всегда впереди, на самых опасных участках, должны стать похожими на наших дорогих «товаричей», советских летчиков-добровольцев.

На аэродроме, у самолетов, мы вспоминаем, с каким желанием нас обучали летать советские инструкторы. Вспоминаем мы и то, как здесь, в Испании, советские летчики, такие же, как и наш командир Антонио, позабыв свои настоящие имена, покинули свою Родину, жен и детей и пришли нам на помощь, готовые умереть в любую минуту. Мы навечно сохраним память об этих людях, бесстрашно сражавшихся и погибших под вымышленными именами — «Антонио», «Хосе», «Педро»... Они нам служили знаменем и примером. Мы считали, что должны доказать, что достойны их.

КУРС НА МАДРИД

Свежим и ясным утром воздух прозрачен и кристально чист. Он словно слезы на глазах местных девушек, пришедших, чтобы проводить нас. На боевых самолетах мы взлетаем с импровизированного аэродрома Тотана и берем курс на город Альбасете. Оставляя на земле дорожную пыль, поднятую при разгоне

по взлетной полосе, в воздухе мы строимся в звенья по три, формируя эскадрилью в три звена.

Под крылом мелькает знакомый с детства пейзаж родных мест, который кажется мне еще красивее с высоты птичьего полета. Внизу проплывают реки, тянутся горы, раскинулись поля и сады Мурсии, поражающие красотой своих роз и гвоздик. Кажется, что ощущается даже аромат апельсиновых садов, поднимаемый восходящими потоками воздуха. Вот среди густых зарослей кустарника виднеется монастырь, недалеко от которого находится мой родной дом. Как бы мне хотелось сейчас посадить самолет и гордо войти в него! А моя семья и не знает, что именно я сейчас пролетаю над их головами.

Понемногу земля скрывается за облаками, и бело-розовое покрывало, словно специально накинутое на землю, совсем прячет ее от нас, накрывая собой и аэродром Лос-Льянос, где мы должны сделать первую посадку. Это первое испытание на нашем пути. Горючее на исходе, поэтому необходимо садиться как можно быстрее. Всем отлично известно, что под этой белой пеленой расположено аэродромное поле, но ошибка всего на несколько метров приведет к неизбежной катастрофе. Выстроившись друг за другом, мы кружим над аэродромом, в надежде увидеть хоть краешек взлетной полосы. И вдруг солнечный луч, пробившись сквозь толщу облаков, показывает нам кусочек столь желанной земли. Следуя один за другим, мы направляем свои машины в это спасительное окно и приземляемся на твердую поверхность.