Подонки! Однозначно (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 50

Главной карательной силой колчаковцев, наводившей ужас на Восточную Сибирь, как доносили газеты, стал ударный женский батальон смерти под командованием Марии Бочкарёвой, и доселе не склонной к нежностям, но совершенно озверевшей после того, как во время мартовских событий в Петрограде погиб кто-то из её близких. Пока не начались бои, он взял на себя исполнение функций жандармерии.

Пусть в несколько ином виде, без восстания чехословацкого легиона, Гражданская война началась. Так было уготовано Руси, и ничего не изменишь.

Эпилог

Эпилог

Апрель стал худшим месяцем для Седова и его правительства с самого мая 1917 года. Наступление Кавказского фронта захлебнулось, войска страдали от недостаточного снабжения. Командующий русскими войсками генерал Пржевальский распорядился о переходе к обороне, но и в такой ситуации правительство получило упрёк от французов: вы собираете плюшки, раскатывая самого слабого из наших врагов, и уклоняетесь от борьбы с Германией и Австро-Венгрией. Британцы воспользовались тем, что османы перебросили три дивизии в Восточную Анатолию, чтоб остановить русских, и быстро заняли несколько городов в Азии, но спасибо не сказали.

Вызывал тревогу чехословацкий легион, растянувшийся в эшелонах от Киева до Архангельска. Хоть его солдаты были вооружены лишь винтовками, пулемётами и бомбомётами, более тяжёлое вооружение французы велели бросить, пушек у них самих хватало, но не людей, эта огромная воинственная толпа вызывала оторопь по всему маршруту следования.

Слабое утешение одно: несчастливый месяц выпал самым коротким за всю российскую историю, без первых двух недель, так как страна перевелась на Григорианский календарь, апрель обошёлся без первого числа, ибо не до смеха. В первый рабочий день этого месяца, он выпал на 15-е, Седов собрал совместное заседание ВЦИК и Совнаркома.

— Товарищи! Нам не хватает всего полгода, потому что через полгода максимум Германия не выдержит и капитулирует перед Антантой, Мировая война закончится. Мы одолели кризис в экономике 1917 года, снабжение, торговля, финансы как-то устаканились, цифры вы знаете. Но недобор налогов продолжается. Средств содержать столь огромную армию недостаточно, даже при скудости боевых столкновений.

Каменев, наверно, был единственный, кто осмелился бы пошутить: передадим десяток дивизий Колчаку, пусть их и содержит. Но с глубины двух метров на Новодевичьем кладбище юморить трудно.

Вячеслав Менжинский, бывший чекист, а ныне Нарком финансов, шутить не умел.

— Как аварийный вариант можем продать половину золотого запаса. Или запустить эмиссию, раскрутив рост цен. Второй вариант плох тем, что царское правительство, а потом Временное, уже запускали печатный станок. Нынешний рубль и так ослаб едва ли не втрое к рублю 1914 года.

— Внутренний заем?

— Маловероятно, что получится добром, Леонид Дмитриевич. Деньги есть у заводчиков и банкиров, но если их забрать, экономика лишится оборотного капитала. Значит, ещё меньше соберём налогов.

— Внешний заём? У САСШ не просили… Нет, не дадут. У них у самих рост расходов ради отправки войск в Европу. Значит, реквизируем церковные ценности.

— Если не боитесь бога, побойтесь тех, кто сам его боится! — затрепыхался Луначарский. — Нас проклянёт церковь, и народ отвернётся.

Бонч-Бруевич, самый недалёкий и бесталанный из троицы полезных представителей этой двойной фамилии, присоединился к нытью Луначарского. Хоть лично был обязан потрясти церковную мошну, чего не сделал.

Седов подошёл к окну, рассеянно глянул на соборы Кремля… и вдруг повернулся с ехидной ухмылкой, что-то сообразив.

— Яков! — он позвал Гойхмана, никаких ответственных должностей не занимавшего, но одного из самых влиятельных граждан республики из-за близости к председателю. — Приглашай толстопузов. Святоши ведь здесь, не в Петрограде? Патриарха сюда ко мне. Рысью. Даст золото и даже ещё попросит, чтоб брали больше.

Когда совещание закончилось, Ева спросила: что занести в протокол об отношениях с церковью.

— Что вопрос отложен до прихода патриарха.

— А если он не захочет?

— О, Яков знает как произвести нужное впечатление. Святые отцы тоже жить хотят, а не быстрее предстать перед всевышним работодателем. Умерщвление плоти до полного умерщвления тела — это только для фанатиков. Высшие попы — это такие же чиновники как мы с тобой, а церковь мало отличается от наркомата. Поговорю с ним как… с коллегой.

Яша доложился к вечеру, что его визит в патриархию не вызвал у тамошних восторга. Самый главный изволил артачиться, пока не услышал: значицца, судьба РПЦ решится без него, их поставят перед фактом.

— С самого утреца ждите их, немного напуганных и премного сердитых.

Пришли, не заставили ждать. Патриарх Московский и всея Руси Тихон опирался на палку, глядел впереди себя независимо, даже гордо, но мелкие детали говорили опытному глазу: нервничает.

Он начал приподнимать руку, привычно предлагая облобызать её. Но Седов не то чтобы не верил в бога, глупо отрицать высшее вмешательство, закинувшее его в Троцкого, скорее не верил в церковь и особенно в её божественность. Бонч-Бруевич, увидев отказ начальства, губы уточкой не вытянул. Заметив, что лобзание не состоится, священник опустил персты, затем примостил пятую точку в предложенное кресло. Вместе с первым лицом РПЦ присутствовал ещё один важный и столь же бородатый попик, тот присел на один из стульев у дальней стены. С Седовым остались Бонч-Бруевич, Яков и Евдокия.

— Спасибо за визит, гражданин Беллавин! — председатель назвал первосвященника гражданской фамилией, а не профессиональным псевдонимом. — Не будем ходить кругами, я — глава правительства социалистического государства и Центрального комитета СПР. А социалистическая доктрина — атеистическая и отрицающая необходимость существования церкви.

— Вы не веруете в Бога? — грозно прошелестел главный.

— Верю. Зато я не верю в вашу и любую другую церковь, считаю вас ординарными шарлатанами, использующими идею бога ради набивания собственной казны. Ваш золотой крест стоит всего годового урожая зерна Владимирской губернии!

— То — на подаяния верующих.

Примерно так же его коллеги из будущего будут объяснять происхождение часов за полтораста тысяч долларов и шикарных лимузинов, потому что банальная «Тойота-Кэмри» для подобных персон — унижение достоинства.

— Послушайте. Мы с вами — прямые конкуренты. Мне нужно, чтоб граждане России верили в меня и в наш Совнарком, а не в РПЦ, однозначно. В любом споре у меня есть отряды ВЧК, готовые решить этот спор в мою пользу. Меня удерживает лишь одно: нежелание сильно бередить граждан, пока власть СПР ещё шаткая и не вполне укрепилась.

— Вы считаете, что укрепляетесь? Окститесь! В Сибири же победило другое мненье. Знайте, грешники, сторонники государя-императора и господина Колчака Русскую православную церковь ценят и уважают.

— Ага! — Седов вышел из-за стола и фривольно опёрся ягодицей на край столешницы. — Теперь мне всё стало ясно. Вы намылились ждать, пока от Красноярска до Москвы доберётся Колчак, нас, грешных, перевешает на фонарях, а вы снова объявите императором и помазанником божьим скудоумного Николашку? Не дож-дё-тесь. Посмотрите на карту, сколько тысяч вёрст им преодолеть, даже если пропустить Белую армию Колчака к Москве? Уйдут многие месяцы, это же не увеселительная поездка в литерном вагоне. Что за это время я сделаю с церквями? Уж точно не обновлю позолоту на куполах.

— А что вы изволите сделать?

Попытка взбрыкнуть, отсылая к Красноярскому мятежу, этим и закончилась. Патриарх больше не скрывал беспокойство.

— С чего бы начать… Всё такое вкусное! — Седов широко развёл руки, словно намереваясь объять необъятное. — С реквизиции церковных ценностей, всё не успеете спереть или закопать, это раз. С конфискации и раздачи крестьянам церковных и монастырских земель, два. Наконец, с конфискации и определения под гражданские нужды православных храмов и монастырей. Почему не католических для начала? Полноте, их же меньше. К тому же кто за вас заступится? А из-за католиков я пока не готов ссориться с Европой. Да, какое-то народное возмущение получу, не все прониклись пониманием, что религия — всего лишь опиум для народа, а вы — продавцы этого опиума. Но с деньгами наперевес я усмирю волнения легче, чем без денег. Больше нет времени разъяснять. Что вам по душе? Может, выберете терновый венец великомученика, взирающего на уничтожение вашей церкви, причём её взращивали и лелеяли 1000 лет, пока один упрямый патриарх, вы конкретно, не совершил роковую ошибку? Или предпочтёте сделку?