Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена - Страница 4

2

Проходя мимо собора, Ася виновато вздохнула, неловко перекрестилась на ослепительно сияющий золотой крест и тут же поняла, что сделала это напрасно. От резкого движения нашлепка на плече заскользила вниз, и толстый пласт сырой говяжьей печени съехал к самому запястью. Если бы не резинка на манжете, он уже ляпнулся бы к ногам кровавым куском, вот позору-то было бы! А все тетка Наталья, мастерица-наставница, с ее полупринудительным обменом ценным опытом!

— Запомни, Аська, от коллектива отрываться нельзя! — поучала она практикантку, сноровисто раскладывая провизию по полиэтиленовым пакетам. — Все несут — и ты неси, как все, иначе жизни тебе на кухне не будет, даже не надейся!

«Все» несли сумками, и вахтеры на КПП почему-то не обращали на это внимания. Лишь изредка кто-нибудь из стражей для порядка проявлял бдительность и лениво заглядывал в пакет посудомойки или кухонной рабочей. Элиту — поваров и диетсестру — недосматривали никогда. Но Ася, как бесправный кухонный планктон, была в самой группе риска.

— Ничего, главное — знать производственные секреты. Вот, запомни: самое ценное держи ближе к телу. Мясо — к мясу! — учила ее тетка Наталья, ловко пришпандоривая на худенькие плечи практикантки сырую говяжью печень в целлофановой обертке.

Закрепленные скотчем, мясные куски легли увесисто, как эполеты, и контрольно-пропускной пункт Ася миновала без проблем. Злая усатая сторожиха заглянула только в ее сумку, небрежно переворошила там мелкое барахло и махнула рукой, отпуская девчонку с миром. В белом холщовом платье в стиле хиппи Ася выглядела невинной, как божий ангел. Тетка Наталья оказалась хорошим психологом: контролерше и в голову не пришло, что вместо крыльев у «ангела» пласты свежего мяса.

Вот только скотч подвел, досрочно отклеился! Печенка съехала с плеча, как с горки, и по-партизански залегла в рукаве, обещая при первой же возможности вывалиться наружу. Пришлось Асе подхватить левую руку правой и идти, баюкая коровий ливер, словно любимое дитя в гамаке. От волнения и стыда кровь шумела у нее в ушах так, что грохота взрыва она вовсе не услышала и упала не от страха, а лишь потому, что земля под ногами неожиданно сильно дрогнула, войдя в резонанс с трясущимися коленками.

Печенка, по закону подлости, естественно, оказалась снизу и от нажима на нее тут же просочилась сквозь ангельски белый рукав красной жижей. Ася так расстроилась, что даже заплакала, и сквозь слезы толком не разглядела окружающую суету. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то кричал… Имеет ли происходящее отношение к ней, Ася не поняла, но самой ей так хотелось куда подальше убраться с площади, с глаз гуляющих, что она ни секунды не раздумывала. Резво поднялась, вытряхнула предательскую печенку из левого рукава, через горловину ворота сдернула второй багровый шмат с правого плеча, побросала подлое мясо наземь и со всех ног припустила прочь, не разбирая дороги.

Дюжий дядька с арбузным пузом, обтянутым желтой майкой, сцапал ее под платаном, мимо которого Ася бежала, пригнувшись, и только потому не врезалась лбом в толстую нижнюю ветку.

— Стой, падла! — некультурно рявкнул на нее дядька.

От несвежей майки мерзко пахло потом, а от ее владельца — пивом. Ася сжалась в комок и повисла в руке, похожей на свиной окорок, тряпичной куклой.

— Держи ее, Вася, держи! — визгливо закричала спутница пивного толстяка. — Милиция! Мы ее поймали!

— Я больше не бу-у-уду! — как маленькая, разревелась Ася.

Ей хотелось умереть на месте. В воображении стремительно промелькнули ужасающие картины-позорное изгнание из училища, суд, тюрьма и несчастное лицо мамы, искательно заглядывающее в сырую темницу сквозь густую ржавую решетку.

— Кого, кого поймали? — загомонили в толпе.

— Террористку! — услышала Ася.

Это было неожиданно.

— По-по-постойте! — рыпнулась пленница, от запредельного волнения начиная заикаться.

— В тюрьме и постоишь, и посидишь, гадина! — «успокоила» ее подруга толстяка.

— В тю… — заикнулась было Ася, но не договорила — лишилась чувств.

— Тю-тю! — передразнила ее безжалостная баба.

— Вот! Вся в белом, но с черной душой, и руки в крови! — передавая безвольно поникшую «террористку» подоспевшим милиционерам, горделиво сказал проявивший похвальную бдительность и расторопность пивной толстяк. — Точь-в-точь, как было сказано!

3

Предсказания бородатого старца, до взрыва не вызывавшие у публики особого интереса, теперь цитировались на каждом углу. Нашлось достаточно свидетелей, готовых повторить пророчество слово в слово. К сожалению, сам пророк уже не мог ни озвучить, ни прокомментировать свой зловещий монолог. Взрывной волной его очень неудачно обрушило на острые пики водометов, что автоматически увеличило список жертв теракта до четырех человек: первыми при взрыве погибли Ратиборский, его водитель и охранник. Голубь, полагаю, тоже сдох — я не видела, чтобы он вылез из сиреневой чащи. Впрочем, на кусты я не засматривалась и вообще не стала задерживаться в подозрительной близости от места трагедии. Дернула от превратившейся в огненный факел покореженной «бэхи», как черт от ладана! Точнее даже, как хромой бес, потому что каблук я все-таки покалечила.

Несмотря на это, скорость я развила приличную и к кондитерской на другой стороне площади прихромала раньше, чем появились спецмашины с сиренами. Внутренний голос мне не просто подсказывал — он бешено орал, что надо делать ноги. Все четыре: и мои, и Катькины!

Катерина сидела за столиком и выглядела гораздо лучше, чем я ожидала. Разбитое витринное стекло осыпалось, не причинив ей вреда, а кусок шоколадного торта, плюхнувшийся на светлую юбку, в контексте сложившейся ситуации не стоило расценивать как большую неприятность. Однако цвет и выражение лица приятельницы мне очень не понравились. Оцепеневшая Катька была очень похожа на безглазую мраморную статую и в этом качестве могла бы украсить собой какой-нибудь уединенный склеп.

— Ты как? Встать можешь? Поднимайся живо! — затормошила ее я.

— Инка, как же это, а? — беспомощно пробормотала коллега, обратив ко мне беломраморное лицо с незрячими глазами.

— Так же! — буркнула я, сдергивая ее со стула. — Подъем! Мы уходим!

Пока на нас никто не обращал внимания, но я подозревала, что это ненадолго. Очень скоро кто-нибудь из посетителей или персонала кафе сам или под давлением милиции вспомнит, что незадолго до взрыва — аккурат в момент выхода Ратиборского! — Катерина возбужденно скомандовала в телефон: «Объект пошел, действуй!» Попробуй докажи потом, что она не имеет отношения к убийству!

«Что вы ОБЕ не имеете отношения к убийству! — безжалостно поправил мой внутренний голос. — Ментам ведь не составит сложности выяснить, кому именно Катерина отдала это крайне подозрительное распоряжение! Посмотрят на исходящий номер — и все, Индия Кузнецова! Готовься сушить сухари!»

Поскольку мне эти малоприятные расклады были совершенно ясны, борьбу с Катькиной рефлексией я провела в хорошем темпе, и очень скоро мы с ней уже сидели в такси.

— На вокзал, какой поближе! — велела я водителю и приготовила ладошку, чтобы зажать рот подружке, если она вздумает спросить, зачем нам на вокзал.

Но мраморная Катька удивления не выказала, и минут через десять мы подрулили к плохо организованному стаду «Икарусов» дальнего следования. Вокруг автобусов сновали пассажиры с чемоданами и сумками, торговки с лотками и тележками, горластые и нахрапистые частные извозчики — затеряться в пестрой суетливой толпе было совсем нетрудно. Я протащила безвольную Катьку между пыльных автобусных боков и через заполненную посетителями обжорку. Потом мы еще немного попетляли по соседнему скверу и на выходе из него снова поймали такси.

«Кажется, ушли?» — пробормотал мой внутренний голос с недоверчивой интонацией неоднократно битого жизнью беглого каторжника.

Катька молчала. Ей явно было все равно — как ушли, куда ушли, кого «ушли»… Ратиборского она не любила, но надежды на будущее связывала с ним так крепко, что теперь оказалась в полной прострации. В лифте, который с угнетающим траурным гудением влек нас на пятый этаж, Катерина стояла как памятник самой себе, не обращая внимания на мои попытки завязать разговор.