Фармацевт 4 - Санфиров Александр - Страница 5

Ближе к вечеру двенадцать человек из нашей группы, желающих посмотреть деревянные достопримечательности Карелии, собрались в фойе гостиницы. Вскоре к нам присоединилась другая девушка-гид. Мы вместе с ней доехали на микроавтобусе до Ладожского вокзала и вскоре сели в купейный вагон поезда Санкт-Петербург-Мурманск.

Койки уже были заправлены проводниками, так, что делать ничего не пришлось. Когда собрался в вагон – ресторан, гид, курившая в тамбуре, поинтересовалась, куда это я отправился.

Узнав о цели моего похода, та слегка занервничала и сообщила, что пойдет со мной.

Стоило немалых усилий отговорить девушку от подобного намерения.

Так, что в полупустой ресторан я зашел в полном одиночестве.

Ресторанное меню ничем особо не удивило. Заказав солянку и мясное блюдо, я попросил стакан грейпфрута. За те дни, что провел после выхода из комы, я понял, что из именно этого сока в моих руках получается лучший тонизирующий напиток.

Разговаривал я с официанткой на немецком языке, для примера показывая на тарелки, стоявшие на столах моих соседей. Так, что мы с ней довольно быстро поняли друг друга.

А ведь настырная гид все-таки пришла проверить, появился ли я в вагоне ресторане, или пропал по дороге. А я уже заранее начал злиться, ведь эта девица может завтра поднять всех на ноги, если обнаружит, что я не сел вместе с остальными пассажирами в Комету, идущую на остров Кижи.

Поэтому уже сейчас начал проводить предварительную подготовку, сообщив, что отвратительно себя чувствую. Наверняка, простыл в самолете.

Ночью, когда мы высадились на перрон в Петрозаводске, я иногда покашливал, демонстрируя недомогание.

В общем, моя тактика сработала. Утром, когда гид начала собирать группу, я сообщил своему соседу по номеру, что чувствую себя еще хуже, чем вчера, поэтому в Кижи не поеду.

Сосед, немец восьмидесяти пяти лет, отнесся к моей болезни равнодушно, но пообещал передать мои слова гиду группы.

Наконец, все они уехали на озерный вокзал, а я направился в ресторан, чтобы позавтракать.

А через полчаса уже шел к остановке троллейбуса, собираясь для начала посмотреть, что стало с домом Витьки Гребнева.

Как ни странно, особой радости от встречи с прошлым я не испытывал. Наверно потому, что уже когда-то жил в этом времени и сейчас не видел здесь ничего нового для себя.

Можно сравнить с тем моментом, когда после длительного перерыва приходишь на работу, садишься на свое место, проходит пара часов, и ты уже забыл, что отдыхал полгода, или год, и кажется, что ты все это время был здесь, а твой отдых – просто тебе приснился.

Так и мне сейчас периодически начинало казаться, что я нахожусь еще в первой своей ипостаси, а жизнь в теле Виктора Гребнева, Александра Ефимова и Циммермана была просто миражом.

Выйдя на последней остановке, я пошел по знакомой тропинке в сторону дома. Как ни удивительно, но в этом уголке города ничего не изменилось.

Вскоре я вышел к двухэтажному деревянному дому, в котором Витька Гребнев прожил первые шестнадцать лет жизни.

За прошедшие годы дом ощутимо обветшал, наверно, потому, что за это время его ни разу не красили. Шиферную крышу, похоже, тоже не меняли. Все ясно, жильцы ждут, когда дом попадет под снос и им дадут новые квартиры, а пока можно жить и в гадюшнике. Хотя понятно, что большая часть зарегистрированных жильцов здесь не проживает.

Собравшись с духом, поднялся на второй этаж и надавил кнопку звонка.

Однако за дверью царила тишина. Точно так же не открылись соседние двери. На первом этаже все-таки одна дверь отворилась. Оттуда на меня испуганными глазенками снизу вверх смотрели двое детей мальчик лет четырех и девочка немногим старше.

Они сразу сообщили, что дома никого кроме них нет. Сказав им, чтобы никому чужим дверь не открывали, я вышел на улицу.

Выйдя на дорогу, я остановился, думая, куда податься сейчас. И тут увидел грузного пузатого мужчину, идущего навстречу, и насвистывающего песенку Олега Анофриева.

Он прошел мимо меня, затем замедлил шаг и обернулся.

– Витька? Гребнев? – спросил он неуверенно.

Теперь и я узнал своего соседа. Валера Лебедев за эти годы здорово сдал. Ему сейчас должно быть ближе к шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Годы ему прибавляла седина и морщины.

– Привет Валера, куда торопишься? – в ответ спросил я.

– Да, вот, заходил к приятелю, кое-что отнес, сейчас домой поеду. – Ответил тот, растерянно. И уже чуть не на всю улицу закричал:

– Витек! Неужели ты? Я ведь тебя сразу не узнал, думал, что молодой мужик здесь торчит. Откуда ты взялся, мать, твою!

Через полчаса мы с Лебедевым сидели в полутемном пивбаре и он, колотя сухой воблой о край стола, расспрашивал, откуда я такой красивый появился.

– Слушай, Валера, тут такое дело. В общем, сразу после окончания института познакомился в Питере с девушкой. Вроде все нормально, но оказалось, что на нее глаз положил местный пахан.

Я конечно, никуда не хотел уезжать, но девушка так была напугана, что сорвались мы и уехали в Дальнегорск, на другой конец Союза.

Валерка наморщил лоб.

– Дальнегорск, это где?

– На Дальнем Востоке, приятель.

– Да, далеко вас занесло, однако, – вздохнул собеседник. – Я припоминаю, тогда тебя менты разыскивали, к нам в дом приходили. Мамаша мне рассказывала. Я, правда, ей особо не верил, она трезвой практически не бывала. А здесь-то, как оказался?

Я печально улыбнулся.

– Все просто, жена в прошлом году умерла. Этой весной вышел на пенсию, решил приехать, на пару дней узнать, как тут дела,

– О, так ты пенсионер, – сразу переключился на новую тему Валера. – Я ведь тоже уже три года на пенсии, пять пятьсот получаю, нехило?

– Нехило, – согласился я, лихорадочно соображая, какую сумму наврать. – Ну, у нас тоже северные накрутки, так, что шесть тысяч с копейками имею.

Так, а теперь ты давай рассказывай, как тут дела обстоят. Моя Танюха все эти годы письма писать не разрешала, поэтому о родне не знаю ничего.

– Мда, – задумчиво высказался Валера. – Крепко тебя жена в руках держала. Ну, ты тютя был известный, так что нисколько не удивляюсь.

Короче, ничем тебя обрадовать не могу. Мама твоя умерла лет пять назад. Точнее сказать не могу, просто не помню. Муж ее, Костян, умер еще раньше, вышел на пенсию, а через неделю инфаркт. О братане твоем ничего не знаю. Моя мама умерла в восьмидесятых годах. Похоронил ее на Бесовецком кладбище. Сеструха моя, вышла замуж, уехала в Мурманск.

Вот такие дела. А я последние годы работал учителем музыки в школе.

Я не удержал серьезное лицо и засмеялся.

– Чего смеешься, – обиделся Валера, – я же окончил музыкальное училище.

Так, что на пенсию из школы уходил. Сам понимаешь, в девяностых у нас в городе все заводы приказали долго жить, вот я и устроился учителем. Конечно, копейки получал, но стаж то шел. А пенсию по среднему заработку на заводе назначили, там то у меня с заплатой все в порядке было.

Проговорили мы с Валерой долго, заказывали еще пару раз пива. После настоящего немецкого оно здорово кислило, но под вяленую рыбу сошло.

Лебедев в гости меня не звал, а я и не напрашивался. Собственно, все, что мне нужно узнал. И сейчас сидел, слушал треп слегка закосевшего приятеля юности и думал, что зря поддался эмоциям и приехал ворошить прошлое. Ничего в этом нет хорошего.

В общем, после бара мы разошлись, как в море корабли. Адрес в Дальнегорске я ему назвал, улица Ленина, дом 3 квартира 25. Говорил и прекрасно понимал, что никогда он мне по этому адресу не напишет. Просто алкоголь в крови все еще поддерживает иллюзию дружеских связей.

До гостиницы я добрался пешком. За это время легкое пивное опьянение прошло, оставив после себя головную боль.

В номере было пусто, видимо моя группа все еще не вернулась с экскурсии в Кижи.

– Тем лучше, – подумал я, достав из своей сумки конволюту анальгина, купленную в аптечном киоске.