Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович - Страница 4

— Что⁈ Что ты сказал⁈ Что за словечки такие⁈ — вскинулся Нестеров. — Ты откуда их нахватался? Не диверсант ли часом⁈ — его рука непроизвольно потянулась к кобуре, а я, осознав, что наделал, тут же выпалил:

— Виноват, товарищ капитан. Это все наш инструктор с училища. Присказки у него такие были, дурацкие. Больше не повторится.

Нестеров смотрит с сомнением. Заронил я ему в душу нотку недоверия.

— Если над немецким аэродромом окажется дежурная пара, они нас собьют, — пытаюсь говорить нормально. — «МиГ» — скоростной высотный истребитель. Мы с Ильей сможем реализовать преимущество, только если будем прикрывать вас сверху. Вовремя заметим «мессеров», спикируем и собьем их! А затем отработаем по зениткам!

Капитан задумался, взглянул на небо в западном направлении и отрезал:

— Нет. Плотная облачность метрах на семистах собирается, видишь? Немцы на высоту не полезут. Они оттуда ничего контролировать не смогут, — он открыл планшет, развернул карту и начал ставить задачу: — Пойдем вдоль русла реки. На бреющем, над водой. Ширины просвета хватит. Вот тут, — он отчеркнул рубеж недалеко от значка, обозначающего вражеский аэродром, — делаем небольшую «горку» над лесом и внезапно выходим на цели. Бомбы сбрасываете по одной. Фашисты обнаглели, чувствуют себя в безопасности. Налетов на них еще не было. Это приказ. Готовим машины.

Он пошел к техникам. Илья, взглянув на меня, выразительно постучал по лбу:

— Рехнулся, так с капитаном разговаривать?

Я лишь пожал плечами.

В кабине «МиГа» пахнет нагретым металлом. Солнышко сегодня припекает.

Фонарь я оставил открытым. Готовлюсь к запуску двигателя. Воронки на взлетной полосе уже засыпали. Приданный мне техник — старшина Потапов, топчется рядом, ждет команды, нервничает.

Наш аэродром, как оказалось, расположен намного западнее Ржева. Если верить отрывному календарю, замеченному мною на КП, — сегодня 26 августа 1941 года.

Осматриваюсь. Все выглядит непривычным, слишком уж натуральным.

Нахожу взглядом нужные агрегаты.

Первым делом открываю топливный кран. Пальцы отчетливо осязают металл. Несколькими энергичными движениями плунжера топливного шприца отправляю в двигатель порцию бензина, необходимую для запуска.

Поворачиваю вентиль бортовой пневмосистемы, которая работает от баллона со сжатым воздухом.

Щелкаю тумблерами на электрощитке.

Включаю оба магнето[9].

Ну, с Богом…

Открываю кран пневматического самозапуска мотора.

Лопасти винта начинают рывками проворачиваться. Из выхлопных патрубков, расположенных по бортам капота, сначала вырывается дым, а следом — язычки пламени.

Двигатель несколько раз чихнул, а затем заработал уверенно и ровно. Чувствую нервный озноб. Он не имеет ничего общего со страхом или робостью. Сопричастность к событиям столь глубока, что рассудок начинает сбоить от напряжения.

Стараюсь дышать глубоко и ровно. Мне еще взлетать.

Корректор смеси устанавливаю в среднее положение. РПО[10] на 2000 оборотов (так привык), масло- и водорадиатор полностью открыты.

Теперь надо выпустить закрылки на взлетный угол.

И тут меня как током ударило. Дело в том, что современные авиасимуляторы не всегда точно передают технические особенности. Я привык выпускать закрылки кнопкой, ведя отсчет в процентах, а здесь внизу, слева от кресла находится штурвал, — его вращение определяет угол, на который выйдут щитки, а сам выпуск/уборка — это отдельная ручка, расположенная выше.

Точно не «ви-ар…»

Сколько мне нужно крутить штурвал, чтобы получить угол в двадцать градусов⁈

Да понятия не имею… Не у техника же спрашивать…

К счастью, на ободе кто-то до меня нанес засечки. Вращаю до первой, но мало. Потапов жестом дает знать — еще!

Есть. Ограничение угла установил. Выпускаю закрылки, слышу шипение пневматики.

Боже мой, сколько же рутинных операций надо постоянно совершать! В «ви-ар» я их даже не замечал, машинально нажимая предустановленные кнопки! А как же быть в бою⁈

Моя самоуверенность серьезно пошатнулась. Связи нет. Радиостанциями к началу войны комплектовались только некоторые машины. Как взаимодействовать в полете⁈ Я же привык к боевому чату, карте, притаившейся на периферии зрения, и прочим, существенно облегчающим жизнь «фишкам»!

А Нестеров уже начал рулежку! Нервничаю. Сидеть на парашюте неудобно и непривычно. Ручка управления самолетом ходит тяжело, нужно прилагать физические усилия, это тебе не джойстик…

— Потапыч! — ору, перекрикивая гул мотора и перекраивая фамилию техника на свой лад, но он не обиделся, взобрался на крыло.

— Говори!

— К нашему возвращению найди радиостанции!

— Откуда ж я их возьму⁈ — в глазах у техника тоска. И не по причине отсутствия нужных агрегатов. От моих слов. Не верит, что мы вернемся. И я его понимаю. Два младших лейтенанта на «МиГах» — он думает, что у нас вообще нет шансов. Даже те, кто прошел переобучение с «И-16» в лучшем случае умели взлетать на этих машинах и кое-как садиться. Это не бой против «мессеров». Это вообще ни о чем.

— Найди! Проверь все разбитые при бомбежках самолеты! На командирских машинах должны быть установлены! Чтобы к нашему возвращению радиостанции были, понял⁈

— Будут, — похоже мой решительный настрой вселил в него толику надежды. Он, наверное, подумал: «а может им повезет?»

Как ни горько, но именно таким образом складывалась ситуация в сорок первом. Наши летчики делали все, что могли и даже больше. Они реально уходили за грань возможного, сбивая фашистов на «ишачках» и практически не освоенных «МиГах». Вчерашние мальчишки выходили в бой против матерых немецких асов, у которых за спиной был опыт воздушных боев над Европой и десятки сбитых. Каждый вылет наших ребят, по сути, был подвигом. Особенно летом сорок первого.

Смотрю — Нестеров уже вырулил на взлетку. Илья тоже. Пора и мне.

Кричу:

— Колодки из-под колес убери!

— Готово!

Зажимаю тормоз, даю газ, одновременно работая рулем направления. Он управляется педалями. Самолет начинает разворачиваться. По рулежной дорожке двигаюсь к полосе, в начале ВПП останавливаюсь.

Нечаев начал разбег. Вслед за ним пошел Илья.

Оба взлетели. Я замешкался. Еще раз проверяю все ли правильно сделал?

Плавно прибавляю газ. Левой педалью компенсирую реактивный момент, возникающий от работы винта. Самолет все же норовисто пытается уйти с полосы вправо, и я с трудом удерживаю его рулем направления.

Спина взмокла от напряжения. Скорость растет. Слегка даю ручку от себя, чтобы оторвать хвостовое колесо от полосы.

Ощущения ошеломляющие. Внутри все кипит. На ста восьмидесяти километрах в час беру ручку управления на себя, и земля начинает уходить вниз.

Взлетел!

Парирую небольшой крен, выравниваюсь. Убираю шасси и закрылки. Закрываю фонарь кабины. Скорость уже перевалила за двести, и я начинаю набор высоты.

Нервы сгорели. Чувство полета небывалое, звенящее.

[1] И-16 — «истребитель шестнадцатый» (в просторечии — «Ишак», «Ишачок») — советский одномоторный истребитель-моноплан 1930-х годов, созданный в конструкторском бюро Николая Поликарпова.

[2] «MG-17» — немецкий авиационный пулемет калибра 7,92 мм.

[3] Повесть Бориса Васильева «В списках не значился».

[4] Великие Луки были захвачены фашистами 25 августа 1941 года.

[5] Бреющим называется полет, совершаемый на наименьшей возможной высоте, исключающей столкновение самолета с землей. Нормальной высотой бреющего полета является 5–10 м над поверхностью земли.

[6] Готовность №1 подразумевала, что лётчики сидят в кабинах самолётов, с пристёгнутой привязной системой. Электропитание подано, оставалось только запустить двигатель, вырулить на полосу и взлететь.

[7] Мессершмитт Bf-110 — двухмоторный тяжёлый истребитель многоцелевого назначения. Широко использовался для штурмовки наземных целей. Имел мощное курсовое вооружение: четыре 7,92-мм пулемета МG-17, две 20-мм пушки и один подвижный 7,92-мм пулемет МG-15 (у бортового стрелка).