Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович - Страница 38

— Ну так пошли. Чего тянуть? — нервы у меня натянуты до предела. Голод, усталость, — уже ничто не играет роли. Внутри как будто сжимается пружина.

От деревни мы отошли метров на триста по прогалине. У крайних деревьев остановились. Закопали снятые с «реципиентов» медальоны, затем ушли глубже в чащу.

— Здесь, пожалуй, удобно будет, — Игнат выглядит сосредоточенным, словно ему совсем не страшно. Знаю, что это не так. Он тоже на нервах, но держит себя в руках.

Мы присели на мшистом взгорке. Мне почему-то живенько представилось, как кто-нибудь спустя много лет случайно наткнется в лесу на наши останки.

— Ну что там?

Два устройства, изъятые у Клауса и Юргена мы оставили при себе.

Исходя из крупиц полученной информации, немцы занимаются вопросом перемещений исключительно в частном порядке, но исследования у них идут намного дольше и основательнее, чем в России. Думаю, это обусловлено густонаселенностью Дрездена. Случаев спорадического переноса там наверняка было в сотни раз больше, чем у нас в глубинке.

Серии смертельных экспериментов на людях немцами уже осуществлены. В итоге в исходные нейроимпланты внесены нужные изменения, — устройства наверняка внешние[1] и обезличенные, а значит, формируемым тут копиям не требуется персонализация, — они могут работать со сменными матрицами сознания, — сегодня с одними, завтра с другими. Иначе краткосрочные «экскурсы в прошлое» не организовать…

— Индикация сменилась, — нарушил мои мысли Игнат. — Похоже, политрук добрался до излучины. «Связь с матрицей сознания потеряна» — процитировал Панфилов системное сообщение. — «Идет поиск активного соединения», — стыло сообщил он.

— Тогда чего ждать? — холод неизбежности коснулся моего рассудка.

Игнат тоже заметно побледнел.

— Давай, Андрей. Одновременно. По моей команде.

Мне невыносимо страшно. Пальцы почему-то не слушаются. Если честно: с трудом удалось сфокусировался на тревожно помаргивающем индикаторе и с силой сжать боковые поверхности трофейного медальона.

Я открыл глаза.

Над головой изгибается ячеистый потолок. Сбоку приближаются торопливые шаги. Нервно попискивает индикацией какая-то аппаратура.

В поле зрения появилось лицо. Молодой, круглолицый медик склонился надо мной, спросив по-немецки:

— Как вы себя чувствуете, господин Брюгге?

Я прекрасно его понял, и это напрягает. Откуда у меня знание немецкого? Пробую пошевелиться. Получилось.

— Охрану в сто четвертый модуль! — он неожиданно отступил на шаг.

«Сто четыре модуля? Хреново. Много», — мысли сбиваются с одного на другое.

— Господин Брюгге, я должен следовать инструкциям. Вы можете говорить? В состоянии ответить на контрольные вопросы? Мне нужно убедиться, что вернулась именно ваша матрица сознания.

Если у меня и были сомнения по поводу дальнейших действий, то теперь они исчезли. У нас получилось…

Слабость постепенно отпускает. Вместе с новым телом, — обрюзгшим хотя и достаточно молодым, мне совершенно неожиданно досталось знание немецкого языка.

Ох, чую не доведут до добра столь частые перемещения сознания…

Но дареному коню в зубы не смотрят. Хотя, если честно, я бы такую лошадь вообще не брал.

Прошелестела пневматика. Очевидно, открылась и закрылась дверь. Сбоку (периферийное зрение быстро восстановилось) я заметил приближающуюся экипированную фигуру. Плохо. У него «Хеклер и Кох», если мне не изменяет знание современного оружия. Есть ли у охраны приказ стрелять на поражение в случае чрезвычайных обстоятельств?

Понятия не имею и на своей шкуре выяснять не собираюсь.

— Задавай свои вопросы, — стараюсь говорить в уверенно-пренебрежительном тоне, но получается ли?

Незнакомые слова срываются с губ. На самом деле я едва ворочаю языком, но доктора такая реакция вполне устроила. Он сделал знак охраннику, — «жди», а сам довольно опрометчиво подсел ко мне, заняв вращающееся кресло, установленное между каскадами медицинской аппаратуры и сложным автоматизированным реанимационным ложем.

— Как звали кошку, подаренную вам в детстве?

В голове пустота. Готового ответа нет и это, откровенно радует. Я уж было испугался, что нейроматрица «капитана абвера» каким-то образом сохранилась и смешалась с моей, но нет. Обошлось. Знание немецкого — это какой-то побочный эффект переноса, как надеюсь.

Открываю рот, шевелю губами.

— Вам плохо? Я не слышу ответа. Не могу разобрать, — в голосе доктора слышна наигранная участливость.

Я сипло выдавил:

— Ближе…

Он наклонился ко мне. В глазах появился подозрительный блеск. Оцениваю свое состояние. Не связан. Опутывающие тело провода не в счет. Мышцы довольно быстро обретают тонус, — видимо при пробуждении мне был автоматически введен какой-то стимулятор, возможно даже из разряда военных разработок.

Сойдет…

— У меня никогда не было кошки…

Он все понял, хотел отшатнуться, но не успел. Я крепко схватил его за грудки и рывком дернул на себя.

Охранник что-то крикнул и выстрелил. Доктора сильно ударило в спину. Он моментально обмяк, даже не вскрикнув.

«Транквилизатор⁈ Ну да, я же тут босс. Поначалу никто не станет использовать летальные боеприпасы».

Я скатился на пол, под защиту блоков аппаратуры, вынуждая охранника сделать несколько шагов. Наверное, он очень удивился, когда не увидел в тесном промежутке никого кроме парализованного врача. Довольно тучный и нескладный «господин Брюгге» уже успел проскользнуть под реанимационным одром и шустро зайти сбоку, — я нещадно эксплуатирую чужое тело.

Охранник только начал оборачиваться. В кобуре у него девятимиллиметровый «Глок 17». Вряд ли в обойму снаряжены дротики.

Завладеть оружием оказалось достаточно легко. Я вскинул пистолет и дважды выстрелил, целясь выше бронежилета.

Резко оборачиваюсь, стараясь контролировать окружающее пространство. На адреналине получается. Помещение не такое уж и большое. Панели звукоизоляционные. Повсюду логотипы некоей «Corporation Zeit».

Не думаю, что выстрелы вообще кто-то услышал, а вот система безопасности вполне могла сработать на инцидент, так что нечего тормозить!

Коммуникатор застреленного мной охранника включился:

— Четвертый пост, доложите.

Я подобрал устройство и сухо ответил на немецком:

— Ложное срабатывание.

На той стороне связи мне нисколько не поверили:

— Ждите, к вам выслано подкрепление.

— Принял, — я не стал искать сенсоры наблюдения. Сейчас самое главное — не упустить время. Надо понять, где Игнат? Переодеваться в забрызганные кровью шмотки охранника не стал. Слишком долго. Вместо этого я схватил халат доктора и накинул его себе на плечи. «Глок» сунул в глубокий карман. Издалека не заметно.

Дверь заперта, но несколько надписей на крохотной сенсорной панели управления вполне себе читаемы. О, тут все на биометрии? Избирательный доступ. Значит чужая шкурка пригодится, — я коснулся небольшого углубления сканера и через секунду послушно прошипела пневматика, сдвигая тяжеленную преграду.

В длинном коридоре пусто. Тут все максимально автоматизировано. Двери на электронных замках.

Где бы я ни оказался, это место очень хорошо охраняется. Снаружи к логову корпорации вряд ли подступишься. По крайней мере без серьезной подготовки. На самом объекте и прилегающей территории наверняка полно бойцов, плюс автоматические периметры обороны и беспилотные системы наблюдения. Но что стоят все рубежи охраны если мы проникли в самое сердце проекта, да еще обзавелись весьма драгоценными (по местным меркам) телами, которые запрещено дырявить с хода?

Если честно — тоскую по небу. Пять дней войны и восемь боевых вылетов определенно сделали из меня другого человека.

В противоположном конце коридора распахнулась дверь. В длинное узкое пространство заскочили трое. Двигаются быстро. Они видят рыхлое, полунагое тело, но с хода огонь не открыли, — просто не решились. Опасаются, что им потом головы поотрывают. А мне человеческий фактор только на руку.